Новый человек в городе - Жорж Сименон

Вцепившись в штору, он посмотрел в окно. На тротуаре и мостовой пусто: ни прохожих, ни даже бездомной собаки, только на фоне четырех освещенных витрин под северо-западным ветром косо падают хлопья снега.

Уорд собирался полежать всего несколько минут, грея руками живот, а потом встать и выпить чего-нибудь горячего, но тут же впал в полузабытье, прерываемое спазмами, от которых его подбрасывало, хотя он так и не мог стряхнуть с себя оцепенения.

Окончательно придя в себя, он увидел разводы обоев — на стену падал свет уличного фонаря. Уорд бросился к окну, ничего не заметил и сообразил, что уже девятый час: освещенными остались только три витрины — закрылся кафетерий. Еврей-старьевщик, окна у которого были забраны прочной решеткой, оставлял в витрине свет на всю ночь.

Чарли у себя в баре томился желанием потолковать с кем-нибудь о Джастине, лучше всего с заведующим почтой, но тот почему-то в этот вечер не появился.

Посетителей вообще почти не было, видимо из-за погоды, и Чарли поглядывал то на мышино-серое пальто, все еще не взятое с вешалки, то на бильярдную напротив.

Наконец, в последний раз позвонил Элинор:

— Уорд вернулся?

— Оставьте меня в покое или я выключу аппарат! Нет его, понимаете, нет. И он велел сказать, что не знает, когда вернется. Удовлетворены?

Джастин, прильнув к двери, слушал. Девушки были у себя и по привычке оставили дверь открытой: они уверяли, что так теплее. В комнате слышались приглушенные звуки радио и — чуть громче — голоса, но Уорд не давал себе труда связывать между собой обрывки доносившихся до него фраз.

Сидя на кровати и по-портновски поджав под себя ноги, Аврора шила. Мейбл писала письмо, но оно никак не получалось.

— Право, не знаю, что написать. О чем бы ты рассказала ей на моем месте?

— Она — твоя мать. Моей давно уже нет.

— Но я же должна черкнуть хоть несколько строк о Рождестве!

— Кстати, что будем делать сегодня вечером?

— Норман тебя не приглашал?

— Еще нет. Вероятно, вынужден провести вечер с семьей.

— Не съездить ли нам в Кале?

— Для этого надо найти кого-нибудь с машиной.

Она вскинула голову и прислушалась.

— Ты ничего не слышала?

— Нет.

— Вроде треск какой-то.

В эту минуту Аврора первой увидела, как в дверном проеме возникла фигура Джастина Уорда. Она чуть не вскрикнула — так ее напугало его бескровное лицо, словно вынырнувшее из полутьмы коридора.

— Мейбл! — выдавила она.

Мейбл, в свою очередь, обернулась. Взгляд ее застыл.

Она не произнесла ни слова, не шевельнулась — У орд показался девушкам привидением. Может быть, просто потому, что обе думали — его нет дома: пять минут назад они слышали, как хозяйка ответила по телефону, что не знает, когда он вернется.

Джастин был без галстука и воротничка, из-под расстегнутого жилета выглядывали подтяжки. Вернулся он, видимо, уже довольно давно, потому что на ногах у него были шлепанцы, а волосы растрепаны, как после сна.

Казалось, ему трудно говорить, и он жестами, вернее, всем своим видом требует, чтобы Мейбл отправилась с ним. Но она молчала, сжимая в руке перо, и он, раскрыв рот, наконец произнес:

— Зайдите ко мне на минутку, хорошо?

Позже Аврора рассказывала подруге:

— Ты была как загипнотизированная. Я тебе подаю знаки — не ходи, а ты встаешь, берешь с кровати свою шаль — и к дверям.

Мейбл была в белом пеньюаре. Она проследовала за Джастином по коридору, вошла к нему в комнату. Прежде чем закрыть дверь, Уорд указал на стол, где заранее положил пятидесятидолларовую бумажку.

— Побудьте со мной — и только, — прохрипел он. — Я болен. И, боязливо взглянув в окно, добавил:

— Мне нехорошо.

Она дала ему закрыть дверь. Взглянула на постель, еще хранившую отпечаток его тела.

— Почему же вы не ложитесь?

— Не могу больше оставаться один.

— Вы больше не один, — не слишком ласково отозвалась она.

— А вы не уйдете? Даже если у меня температура?

Даже если вам кажется, что я немножко не в себе? Тогда ступайте скажите подруге, что я заболел, а вы за мной ухаживаете. Пусть она вас не беспокоит.

Мейбл подчинилась. Джастин вышел вместе с ней в коридор, чтобы послушать, что она скажет, и увериться, что она вернется. Войдя к себе и став спиной к двери, девушка поднесла палец к губам, но это не помешало Авроре громко заявить:

— Надеюсь, ты к нему не пойдешь? Он же псих, разве не видишь?

— Он болен.

— Вот те на!

— Надо же кому-то за ним присмотреть!

Она торопливо достала пальто. Аврора вспомнила про новые туфли в ящике шкафа и удостоверилась, что подруга не берет их с собой.

— Что у вас там, наверху, происходит? — донесся с первого этажа голос Элинор Адаме.

— Мистеру Уорду нехорошо, мэм. Я поухаживаю за ним.

— Он вернулся?

— Разумеется.

— Ты не ошибаешься? Передай ему, что его все время требуют к телефону. Пусть выяснит, кто звонит.

Наконец Джастин, так и не сказав ни слова, закрыл дверь за собой и Мейбл.

— Укладывайтесь, — распорядилась она, отворачиваясь к окну. — Когда ляжете, приготовлю вам грелку. Печень?

— На улице никого?

— Я вижу только старого Скроггинса — он закрывает ставни.

Итак, на всей улице освещенными остались лишь лавка старьевщика да бар Чарли.

— Часто такое с вами? К врачу обращались?

— Я этим всегда страдал.

— А у меня вот не печень, а живот, особенно когда пью коктейли.

— Смотрите в окно.

Она решила, что он стесняется, и, пожав плечами, подчинялась. Услышала, как он разделся и лег.

— Мне можно повернуться?

— Ненадолго. Скажете, если на улице кто-нибудь появится.

— Никого там нет. Старый Скроггинс вернулся в дом.

— И все-таки понаблюдайте.

— Значит, грелку не надо?

— Чуть позже. Машины не заметили?

— Нет.

— И у Чарли, напротив, тоже ни одной? Точно?

— Нигде ничего, кроме снега. Доктор не прописал вам успокаивающего?

— Я целый день его принимаю.

— Вы ели?

— Нет.

— Вам что-нибудь сготовить?

— Стойте у окна.

— Сесть хотя бы можно?

Она подтащила к себе стул и боком села на него, по-прежнему отгибая рукой штору. Пятидесятидолларовой бумажки на столе не коснулась — наверно, ждала, что Уорд вспомнит о кредитке и попросит ее взять.

— Вы странный человек. Я вас побаиваюсь.

— Знаю.

— Тогда почему вы такой? Сознайтесь: вы нарочно ведете себя так?

— Нет, ненарочно. Следите за улицей. Я слышу шум.

— От Чарли вышли два клиента. Направляются в другую сторону.

— Узнаете, кто это?

— Нет, освещение слишком слабое. Вы кого-нибудь опасаетесь?

— Может быть.

— Почему?

Она говорила тихо, как с больным, сожалея, что он не дает ей выйти и сварить кофе. Рука ее, отгибавшая штору, начала неметь.

— Вы из Нью-Йорка?

— Нет.

— Со Среднего Запада?

— У меня что, тамошний акцент?

— Пожалуй. Впрочем, трудно сказать. Выросли в маленьком городе?

Он не ответил.

— Опасаетесь, как бы не стало известно, кто вы?

Сидели в тюрьме?

— Нет.

Мейбл гнула свое, но не слишком настойчиво: так работают над шитьем — лишь бы время шло побыстрей.

— Боитесь угодить за решетку?

— Нет.

Она не сомневалась: Уорд говорит правду. Время от времени лицо его искажалось, и он хватался за правый бок.

— Почему вы не хотите, чтобы я дала вам попить горячего?

— После, когда Чарли закроет бар.

— Да там наверняка никого уже нет.

С полчаса Джастин лежал, уставившись в потолок, но всякий раз, как Мейбл собиралась отпустить штору, он останавливал ее.

— Чарли погасил свет.

— А кто идет по улице?

— Саундерс. Узнаю его спину. А теперь слышу, как открылась и захлопнулась дверь.

Штукатур жил на той же улице, позади своей заставленной стремянками мастерской.

— Могу я теперь сварить кофе?

— Да.

Вернувшись с кухни, она застала его у окна, где он дрожал в своей пижаме.

— Зачем встали? Сейчас же ложитесь.

Он повиновался, медленно выпил кофе и попросил дать ему пилюли: они у него в жилетном кармане.

— Мне тоже можно выпить кофе?

— Да.

Наступило молчание. Они слышали, как улеглась Элинор, вернулся и шумно приготовлялся ко сну молодой служащий. Затем Аврора тоже закрыла дверь, и теперь тишину нарушало лишь урчание машин, изредка доносившееся с Главной улицы.

Уорд по-прежнему смотрел лихорадочными глазами в потолок; на щеках у него проступили красные пятна — явный признак температуры; Мейбл дремала, бросая иногда для его успокоения беглый взгляд на улицу.

Она спрашивала себя, когда же он заснет и ей можно будет вернуться к себе. И все время думала о пятидесятидолларовой бумажке на столе.

— Купили? — тихо спросил Джастин, не глядя на нее.

Она сразу поняла и отвернулась. Но, чувствуя, что он с затаенным дыханием ждет ответа, пробормотала наконец:

— Да.

Минуты шли одна за другой, похожие на медленно падающие капли. Потом с кровати совсем тихо — от страха или стыда? — донеслось: