Я узнаю тебя из тысячи… - Есения Светлая

Смотрю на ошарашенное лицо Алинки и Пашки, на остальных вообще боюсь взглянуть и чувствую, как Гриша, протиснувшись сзади и стараясь меня не касаться, уходит на балкон. А там начинает курить.

Алинка закрывает лицо руками, молчит. И я понимаю, что отчего-то наш праздник безнадежно испорчен. Юлька с Семенычем молчат, опустив глаза.

Я жду, смотря на каждого из них, надеясь услышать ответ на мой немой вопрос. Кажется, что проходит вечность, прежде чем решает высказаться Пашка.

– Настя, присядь. Думаю, нет смысла больше делать вид, что ничего не происходит.

Я киваю и медленно опускаюсь на стул, краем взгляда постоянно цепляя огонек тлеющей сигареты в руках Гриши. Он все также стоит на балконе и, кажется, выкуривает уже вторую.

– Гриша, брат Алины, жил раньше здесь, в пятнадцатом микрорайоне, совсем недалеко от твоего дома. И дружил с одной девочкой. Очень странная у них дружба была. К тому же тайная. Так вот они писали друг другу письма, а потом ими обменивались. И кажется, все было хорошо. Пока однажды, перед самым Новым годом, как раз двадцать девятого декабря, одиннадцать лет назад, в их квартире не начался пожар. Именно с комнаты Гриши. В его столе, в самом нижнем ящике, где под замком хранились эти самые письма, вдруг разгорелся огонь. Никто, конечно, этого не видел, кроме Гришки. Да и он это видел во сне или в бреду от угарного дыма. Его вытащили практически бездыханного. Квартира сгорела вся за очень короткий срок, еле выбраться успели. Говорили, что как будто пороху в ней насыпано было, все вспыхнуло, не остановить. Тогда это было страшным ударом. И родители Гриши приняли решение уехать в Ростов, к бабушке и дедушке. Там и остались жить…

Пашка поднял на меня глаза, наверное, пытаясь увидеть, что я из этого сумела понять. А я, словно пронзенная громом и молнией, с ужасом смотрела на Алинку и ее мужа, зажав рот ладонью и еле сдерживая душащие меня рыдания. Мне казалось, что вокруг снова та чернота и гарь, запах пожарища и тьма, которая меня вот-вот окутает.

 Пашка вскочил, принес мне стакан холодной воды. Стуча зубами о край, я выпила его практически залпом, закашлялась, как будто там было спиртное, хватая ртом воздух, и никак не могла понять, отчего так жжет в груди. Лишь подняв глаза, я поняла, что все сидящие продолжают буровить меня взглядом, ожидая от меня ответа.

А что я могла сказать? Простите, была дурой? Не осознала, что мы с ним отражение друг друга? Что если горит у меня, горит и у него? Что задыхается в дыму Йорик и отказываются работать и мои легкие? Что это проклятое волшебство, отчего-то вдруг переставшее работать, тоже испортила я?

Я сижу как истукан, до сих пор не веря в происходящее. В то, что мою тайну…нашу тайну… знают в этой комнате абсолютно все. И, наверное, уже давно всё поняли.

 Кроме меня.

 А я в каком-то ступоре, будто все не про меня и сейчас я не здесь. Пожалуйста, дайте мне уйти незаметно…

Но из личных стенаний вырывает Алинка. Тихо так произносит, при этом чеканя каждое слово. И они отдаются набатом в моей голове.

– Гриша приезжал потом, в ту квартиру, летом. И видел тебя через зеркало, непонятно, как оставшееся целым после пожара. Ты стояла там, в своей комнате и как раз мерила это платье. Йорик кричал и бился, пока это чертово стекло не разлетелось на тысячу осколков вместе с его надеждой найти тебя. Он искал тебя всю свою сознательную жизнь. И только попробуй мне сейчас соврать, что это тебе безразлично.

Вот тут я срываюсь с места и бегу на балкон, по пути спотыкаясь о чей-то стул. Две секунды и я в его крепких объятиях, прижата к груди так сильно, что слышу наши бешено колотящиеся сердца. Тихонько всхлипываю, не в силах сдержать слезы, а Гриша судорожно вздыхает, целует меня в макушку и, кажется, совершенно не собирается отпускать.

Не знаю, сколько мы простояли там. Но отчетливо слышала, что в комнате из телевизора раздается бой курантов, и теперь уже точно родные мне люди кричат «Ура!» и «С Новым годом!»

 А я не могу надышаться, потому что воздух у нас один на двоих с Йориком, потому что волшебство окутывает нас вновь, проникая своими золотыми искорками в самое сердце.

И мы молчим, потому что теперь у нас все впереди. И Новый год наконец-то наш, и счастье не закончится через неделю. В небе вспыхивают разноцветные бутоны фейерверков, а Йорик, чуть высвободив руку, достает из кармана брюк маленький брелок в виде шариковой ручки. Берет мою ладонь, нежно целует ее, а потом рисует на ней две коротких параллельных линии, волну между ними и заключает этот магический знак в огромное красивое сердце.

– Я нашел тебя, Еська!