Государь всея Руси - Юрий Алексеев

Иван Васильевич получил под свою реальную власть больше земель, чем кто-либо из его предшественников.

Но и его братья стали сильными удельными князьями. Юрий получил четыре города (Дмитров с придачей четырех переяславских волостей, Можайск, Серпухов, Хотунь) и двадцать семь сел в пяти уездах (Москве, Коломне, Юрьеве, Костроме, Вологде). Андрей Большой — три города (Углич, Бежецкий Верх и Звенигород) и несколько сел. Борис — три города (Ржев, Волок и Рузу) и более двадцати сел в шести уездах (Москве, Коломне, Владимире, Вологде, Костроме, Переяславле). Андрею Меньшому достались Вологда с Заозерьем и ряд отдельных волостей и сел.

Все младшие сыновья вместе получили в общей сложности 11 городов с уездами. Эти уделы, расположенные в густонаселенных районах в непосредственной близости от Москвы и на важнейших стратегических направлениях представляли в совокупности серьезную политическую и материальную силу, с которой новый великий князь не мог не считаться. Каждый из князей не только в своих городах, но и в отдельных волостях и селах выступает не как феодальный вотчинник с более или менее широкими владельческими правами, но как полновластный независимый владелец с неограниченным правом суда и управления: «А которым есмь детям своим села подавал во чьем уделе ни буди, ино того и суд над теми селы, комудано».

Каждый из сыновей получил долю в самой Москве и стал соучастником политической власти в столице. Арбитром в спорах между сыновьями традиционно остается мать, великая княгиня-вдова, которая кроме многочисленных сел получает в суверенное (но только пожизненное) владение половину Ростова (после ее смерти эта половина должна перейти к Юрию). Другая половина Ростова остается за местными князья ми, потомками Константина, старшего сына Всеволода Большое Гнездо.

Двадцать пять лет кровавой усобицы привели к ликвидации почти всех московских уделов — уцелело только Верейско-Белозерское княжество Михаила Андреевича. Казалось бы, вся Московская земля будет отныне подчиняться непосредственно великому князю — победителю в феодальной войне. Однако этого отнюдь не произошло. Старая политическая традиция вовсе не была преодолена.

Энергичный борец с удельными князьями, Василий Васильевич рубил сучья, не трогая корней. В своем представлении о сущности великокняжеской власти он не поднимался выше уровня традиционного мышления. Русская земля в его глазах, как и прежде, была совокупностью княжеств. Собрав Московскую землю в своих руках, он снова разделил ее между сыновьями. Вместо старых уделов возникли новые — и только. Московская удельная система возродилась, как Феникс, из пепла феодальной войны. Кроме московской удельной системы существовали свои системы уделов в независимой от Москвы Тверской земле и в полунезависимой Рязанской. Сохранялись остатки старой системы уделов, возникшей при сыновьях и внуках Всеволода Большое Гнездо. Русская земля по-прежнему представляла собой пеструю мозаику княжеств и городов, связанных сложной системой договоров и феодальной традицией.

На московском столе

Воскресенье, 28 марта 1462 г. Первый день самостоятельного великокняжения Ивана Васильевича.

Несмотря на относительный мир, время нельзя назвать спокойным.

В Большой Орде к власти пришел энергичный, честолюбивый Ахмат, мечтающий возродить былой блеск державы Чингизидов, грезящий о походах в Среднюю Азию и на Русь, в Крым и на Северный Кавказ. Над восточным рубежом нависает новое Казанское ханство, держава сыновей Улу-Мухаммеда. Обостряется конфликт с Великим Новгородом — январское посольство боярина Федора Андреевича Челяднина не привело ни к чему. Новгородские бояре назвали требования великого князя Василия «злоумышлением». Переговоры сорвались. Архиепископ Иона не захотел поехать в Москву для смягчения ситуации.

Неспокойно в Пскове. Еще недавно псковичи с радостью приняли первого великокняжеского наместника, князя Ивана Васильевича Стригу Оболенского. Опытный воин, он много помог псковичам в обороне от орденских немцев. Не раз вспоминали его потом псковичи, не раз просили снова к себе на наместничество. Но второй наместник, ростовский князь Владимир Андреевич, не сошелся с псковичами. На вече произошла бурная сцена. Наместника «спихнули» со степени. Оскорбленный князь поехал жаловаться в Москву. Назначавший его Василий Васильевич не успел разобраться в этом серьезном конфликте. Решать сложный вопрос приходилось его преемнику.

Неспокойно и в самой Москве. Новый митрополит Феодосии, жесткий, суровый аскет, не был похож на своего предшественника — умного, дипломатичного Иону. Руководствуясь требованиями церковной дисциплины, он вздумал приструнить московских посадских священников. Каждую неделю он собирал их у себя, читал им наставления, а нарушителей церковных правил «мучаше без милости, и священьство снимая с них и продаваше их». Митрополита возмущало, что «церквей много наставлено, а ноны не хотеше делати рукоделиа, но всякой в попы [хочет поступить]...».[44] Рос столичный посад с его торгово-ремесленным населением. Росло количество церквей, возникала нужда в священнослужителях, а они не всегда отвечали строгим каноническим требованиям. С канонической точки зрения митрополит был прав. Но он не понимал другого — за спиной попов стояли их прихожане, посадские люди столицы, основная масса населения Москвы. Церкви стояли без попов, отрешенных от службы. Посад роптал...

Во всей этой сложной обстановке необходимо было разобраться, выделить главное, первоочередное, наметить линию поведения с учетом реальных возможностей.

Зловещий Ахмат был пока не опасен. Ему нужно было время, чтобы окончательно укрепиться у власти. К большому походу на Русь он был еще не готов, а мелкие ордынские набеги русские теперь умели отражать — уже был опыт похода 1459 г., опыт отражения Ахмата от стен Рязани в 1460 г.

Впервые за 220 лет, со времен прихода Батыя, не поспешил русский великий князь в Орду за ярлыком. Ничего не слышно и о приезде ордынских послов «сажать» его на великокняжеский стол. Привычного изъявления покорности Ахмат не дождался. В отношениях Руси с Ордой начался принципиально новый этап.

Подрос воспитанный в Москве Василий Иванович Рязанский и был отпущен в свою столицу. Опека над ним кончилась, но московское влияние осталось. В январе 1464 г. он снова приехал в Москву, чтобы жениться на сестре нового великого князя, Анне, и вернуться с ней в свой стольный Переяславль Рязанский. Вольно или невольно, сознательно или бессознательно Анна Васильевна стала проводником московского влияния в Рязанском княжестве. Она часто приезжала и подолгу живала в Москве, здесь и родился ее сын Иван, будущий великий князь Рязанский. Об отношениях с Рязанью Иван Васильевич мог не беспокоиться.

А другие, мелкие княжества, осколки старых удельных систем? Их князья давно потеряли подлинную политическую самостоятельность. Многие из них уже служили Москве, но еще сохраняли суверенные права в своих мельчающих уделах.

Еще покойному Василию Васильевичу «печаловался» дьяк Алексей Полуектов о Ярославском княжестве и его князьях, «чтобы отчина та за ними не была». Старый великий князь не решался или не успел последовать совету своего дьяка. Теперь дни Ярославского княжества были сочтены. Тщетно последний ярославский «великий» князь Александр Федорович пытался поднять авторитет своего княжества, используя открытие мощей первых ярославских князей. Они были причислены к лику святых, но Ярославское княжество исчезло. Ярославские князья «простились со своими отчинами навек, подавали их великому князю Ивану Васильевичу. А князь великий против их отчины подавал им волости и села». Владетельные князья превратились в обыкновенных светских вотчинников Московской земли. В Ярославль прибыл великокняжеский наместник князь Иван Васильевич Стрига Оболенский. «У кого село добро, ин отнял, а у кого деревня добра, ин отнял, да отписал на великого князя. А кто будет сам добр, боярин или сын боярский, ин его самого записал».[45] Князь Иван Стрига произвел полный пересмотр всей структуры феодального землевладения Ярославской земли. Бояре и дети боярские прежних ярославских князей превратились в служилых людей великого князя. И хоть кое-где еще остались родовые гнезда княжат, Ярославская земля была теперь прочно и окончательно присоединена к Москве.

Но не только феодалами интересовался московский наместник, действуя, очевидно, по инструкции великого князя. Его внимание привлекали и крестьяне. Из грамоты Троицкого монастыря выясняется, что князь Иван Стрига и его «люди» (представители наместничьего аппарата управления) практиковали перезыв крестьян из феодальных вотчин на «земли великого князя», т. е. на черные государственные земли.[46] Переход на черные земли давал крестьянам свободу от власти вотчинной администрации, от выплаты ренты в пользу землевладельца. Хотя на черных землях крестьяне несли все повинности в пользу феодального государства и выплачивали налоги, а в вотчине пользовались в этом отношении льготами, в XV в., как правило, они стремились жить именно на черных землях, отстаивая свою относительную свободу.