Горький вкус времени - Айрис Джоансен

– Они в моих сундуках, а тот еще в экипаже. – Филипп скорчил гримасу. – Только ты можешь заниматься делами в постели с ножевой раной. Пытаешься стать самым богатым человеком во Франции?

– Нет, – улыбнулся Жан-Марк. – Самым богатым в Европе.

Филипп ухмыльнулся.

– Надеюсь, тебе это удастся. Что до меня, то я довольствуюсь ролью бедного родственника. И тем премного доволен. Больше времени для наслаждения радостями жизни. – Его взгляд скользнул по картине, стоящей на мольберте у окна. – Впечатляет. Хотя не могу сказать, что она мне нравится. Очень утомительно думать, гадать, что хотел сказать художник.

Жан-Марк бросил на племянника веселый взгляд.

– Думать? Такого занятия тебе следует как можно дольше избегать.

Филипп согласно кивнул:

– Надо беречь умственную энергию для более важного в жизни.

Жан-Марк вглядывался в творение Жюльетты. Картина изображала нескольких богато разодетых дам и мужчин на лесной поляне. Солнечный свет пронизывал листву дубов, лучи его, задерживаясь на стволах деревьев, освещали их медовым льющимся светом, достигали напудренных лиц. Одни приветливо улыбались, физиономии других выдавали мелочность, алчность, скуку, жестокость. И все же от картины веяло какой-то суровой красотой. Мир природы дышал и был прекрасен. Кисть Жюльетты создала солнечный свет чистым и незапятнанным.

– Нечасто встретишь женщину-живописца, да еще когда ее картины так серьезны, – заметил Филипп. – Она… интересная, не так ли?

– Но слишком молода для тебя, – быстро произнес Жан-Марк.

– Я не настолько испорчен! – с негодованием запротестовал Филипп. – У нее же еще нет груди. Я жду, пока женщина расцветет.

Жан-Марк коротко рассмеялся.

– Что ж, у этого дитятки, без сомнения, созреют и острые шипы.

– Тем интереснее их срывать. Но ведь ты у нас любишь трудных женщин. Как только ты отважился приручить ту амазонку?

Жан-Марк улыбнулся.

– Леони – исключительная женщина.

– Да, она прекрасная волчица, только мне бы не хотелось оказаться с ней в постели. Неужели ты никогда не выбирал женщин с меньшей… – Филипп оборвал себя. – Я с нетерпением жду милостей от придворных дам в Версале.

– Они не жалуют буржуа вроде нас. В Вазаро, в своем домике цветов, тебе будет вольготнее, чем в спальнях благородных дам. Они тебя сожрут.

Улыбка медленно сошла с лица Филиппа, крупные белые зубы обеспокоенно прикусили нижнюю губу.

– Я не знал, что тебе известно о моем домике цветов, Жан-Марк. Уверяю тебя, это никак не сказывается на моем управлении Вазаро.

– Да, ты прекрасно присматриваешь за наследством Катрин. Иначе ты бы услышал от меня о домике раньше.

– А почему об этом ты заговорил только сейчас?

– Мне не нужны разъяренные отцы обесчещенных дочерей.

– Обесчещенных? – Голос Филиппа звучал возмущенно. – Я соблазняю, а не насилую. В домике цветов еще ни разу не было женщин против их воли.

– Смотри, чтоб и впредь так продолжалось.

– Я бы не стал огорчать тебя, Жан-Марк. – Филипп серьезно встретил взгляд дяди. – Я очень дорожу твоим доверием. Мне нравится жизнь в Вазаро.

– А Вазаро явно нравишься ты. – Жан-Марк улыбнулся. – По крайней мере женской половине. Я просто подумал, что лучше прояснить ситуацию.

Глаза Филиппа сузились.

– Поэтому ты и попросил меня оставить Вазаро и сопровождать Катрин?

– Я знал, что ты будешь охранять Катрин, а твое общество ей приятно.

– И еще ты хотел мне посоветовать уметь отделять свои удовольствия от своих обязанностей. – Филипп медленно улыбнулся. – Так почему бы не поймать сразу трех зайцев, а?

– Действительно, почему бы и нет?

– Неужели ты никогда не устаешь строить мир так, чтобы тебе было удобно?

– Иногда, но игра стоит свеч.

– Только не для меня, – отмахнулся Филипп. – Каждый занимается своим делом: ты собираешь все богатства Европы, а я смиренно тружусь у тебя в подчинении.

– Не у меня, а у Катрин. Вазаро принадлежит ей, а не семейству Андреас.

– Неужели?

– В нашей семье традиция – опекать наследницу Вазаро.

– Но тебе же наплевать на традиции, – негромко произнес Филипп. – К чему ты действительно неравнодушен, Жан-Марк?

– Сказать тебе? – Голос Жан-Марка звучал насмешливо. – К французскому ливру, английскому фунту и итальянскому флорину. Стремительно развивается страсть к русскому рублю.

– И больше ни к чему?

С минуту Жан-Марк размышлял.

– К семье. Полагаю, благосостояние семьи Андреас для меня значит больше, чем что-либо другое.

– А твой отец?

– Он часть семьи, не так ли? – Жан-Марк холодно посмотрел на Филиппа. – Не рассчитывай выжать из меня сантименты, Филипп.

– Но ты все же способен на привязанности. Ты зовешь меня своим другом.

Жан-Марк пожал плечами и вздрогнул от боли. Он на мгновение забыл, что его рана еще не зажила.

– Ну, разумеется, я исключительно симпатичный парень, – продолжал Филипп. – Как же ты мог не почувствовать восхищения, уважения, веселого расположения и…

– Довольно! – Жан-Марк поднял руку, останавливая поток слов. – В отношении расположения ты прав – ты меня забавляешь. Соблазни ее величество, и я буду доволен.

– У меня нет ни малейшего намерения ввязываться в такое бессмысленное занятие. Благородные господа, наставляющие рога королевской фамилии, зачастую кончают свою жизнь на плахе. Королева действительно предпочитает мужчинам женщин?

– Почему ты спрашиваешь об этом меня?

– Потому что раз ты задался целью раскопать все о королевском дворе вплоть до последнего конюха в конюшнях, ты это сделаешь. Ты ведь никогда не начинаешь ни одного дела, не узнав всю подноготную о своем противнике.

– Противнике? – переспросил Жан-Марк. – Ее величество – мой суверен, а я – ее верный подданный.

Филипп фыркнул.

– Ты мне не веришь? Я никого не подкупал, чтобы выведать тайны королевской спальни. Однако я узнал, что королева написала несколько страстных писем и щедро одарила принцессу де Ламбель, Иоланду Полиньяк и Селесту де Клеман.

– Де Клеман? – Взгляд Филиппа остановился на картине. – Так, значит, это дитя…

– Ее мать – Селеста де Клеман. Насколько я понимаю, маркиза была дочерью состоятельного испанского торговца и стала второй женой обедневшего дворянина. Его сын и наследник после смерти отца выдал мачехе экипаж, гардероб из прекрасных платьев и навсегда распрощался с ней и ее ребенком.

– Как ты думаешь, маленькую смутьянку воспитали так же, как и мамашу? – лениво спросил Филипп. – Я слышал, дочери Сафо получают большое удовольствие…

– Нет! – Яростная вспышка Жан-Марка поразила его самого не меньше, чем Филиппа. Им овладело ощущение, что Филипп посягнул на нечто личное, принадлежавшее только ему. Он быстро справился со своим чувством собственника. – Я не говорил, что у Селесты де Клеман предрасположение к лесбийской любви. Она была любовницей нескольких богатых и щедрых придворных с тех пор, как приехала сюда несколько лет назад. Я бы сказал, у нее страсть к приобретениям, а не к плотским наслаждениям.