Миф о Христе. Том I - Артур Древс

желаний. Повиноваться своей духовной природе, стать равным богу, таким же совершенным, как он, — вот в чем величайшая добродетель и величайшее благо человека, но достигнуть этого можно, только пристально вглядываясь в божественную сущность вещей, всецело доверившись богу, беззаветно следуя заветам любви и добра, свято соблюдая требования благочестия, отзывчивости и справедливости по отношению к людям. Для этого необходимо, чтобы в нас самих жил логос, чтобы он Нам самим открыл возможность познать нашу божественную сущность. Логос призван направлять нас, прийти нам на помощь в нашей борьбе с миром и грехом, обратить нас к богу. «Обожествление» человека — вот цель и сущность всякого религиозного делания. Но в достижении этой цели только логос может быть могущественным «посредником», поскольку он в состоянии приобщить нас к первоисточнику жизни, поднять нас до «созерцания божества», низвести на нас божественную благодать.

3. Иисус — бог иудейских сект.

Всем религиозным натурам затронутой нами эпохи было свойственно стремление добиться еще здесь, на земле, предвкушения небесной жизни, созерцания божества и общения с ним. Иудеи пытались удовлетворить эту потребность путем педантичного выполнения всех мельчайших предписаний закона, но сеть мелочных, кропотливых, нудных правил и обрядов оказалась столь запутанной, что исполнение закона становилось тем труднее, чем усерднее человек отдавался этому благочестивому делу. Скоро оказалось совершенно немыслимым совместить требования обычной практической жизни с религиозными обязанностями. Тогда часть религиозно настроенных людей совершенно ушла от мира, чтобы в тиши и уединении отдаться самоусовершенствованию и работе над своим внутренним «я».

В Египте, как сообщает Филон в своем произведении «О созерцательной жизни», существовала секта «терапевтов» или «врачующих», «целителей», с центром своим вблизи Александрии, созданная иудеями и иудействующими, пытавшимися осуществить религиозные заветы Филона[6]. Выработав целый ряд норм культа, похожих на религиозные предписания орфических сект, как, например, воздержание от вина и мяса, соблюдение обетов девственности и добровольной бедности, ношение белых одежд, установление религиозных трапез и песнопений, они погрузились в изучение различных мистических преданий и откровений, стараясь найти в них руководящую нить для аллегорического толкования Моисеева закона, и, вместе с тем, предавались созерцательному благочестию в своих религиозных радениях, в целях укрепления друг в друге веры в достижение блаженства. По ту сторону Иордана обосновалась иудейская секта «эссеев» или «эссенов» (от сирийского слова хазехазайа), которые сами себя считали, судя по названию, «благочестивыми или «богобоязненными». В своем культе воздержания, бедности, безбрачия, в своем отрицании рабства, частной собственности, клятвы и кровавых жертвоприношений, в своем поклонении солнцу, как проявлению божественного света, они сильно походили на терапевтов. Однако, они отличались от них своей монастырской организацией, своим строгим повиновением старейшинам, своим институтом многолетнего кандидатства (новициата), строгим сохранением в глубокой тайне от непосвященных своих преданий, обрядов и мантики (магических приемов). И если терапевты проводили свою жизнь в созерцательной праздности и духовных упражнениях, то эссеи усердно занимались скотоводством, земледелием, пчеловодством и ремеслами, ведя в остальных отношениях чистый и святой образ жизни отшельников по деревням или городам Иудеи, где они жили большей частью целыми группами в своих общинных домах. Общим для эссеев и терапевтов было их ожидание грядущего конца мира, их стремление путем братского общения между собою, путем отзывчивости, милосердия и справедливости в отношениях к ближним, подготовиться ко времени исполнения божьих обетований. В этом и те, и другие видели единственную цель своего существования. Какого же рода были те «тайные предания», на которые опирались учения указанных сект? От иудейского историка Иосифа Флавия мы знаем, что эссеи держались крайних дуалистических взглядов на тело и душу человека, в чем они, впрочем, не расходились с другими сектами древности. Как все мистические секты, эссеи считали тело тюрьмой или могилой, где томится душа, изгнанная из какой-то другой, полной света и блаженства жизни. Как всем мистическим сектам, эссеям было присуще основанное на пессимистическом отношении к земному бытию стремление освободиться от телесных уз, удостоиться блаженной жизни души в потустороннем мире. С прочими мистическими сектами Востока эссеев объединяло убеждение в том, что для спасения души необходимо выполнение большого количества священных обрядов. Сюда именно относится признание эссеями чрезвычайно важного значения за изучением имен бесчисленных ангелов и демонов, сторожащих входы в различные расположенные друг над другом небеса, — имен, открытых смертному божественным спасителем. Это представление родственно тому, которое мы уже встречали в «Премудрости» у Филона: это — та же вера в чудотворную силу «слова» божьего, осложненная, конечно, целой массой египетских, персидских и вавилонских влияний и низведенная с высот философского мышления в низины пышно разросшегося суеверия. Уже иудейская апокалиптика совершенно отчетливо выдавала себя за откровение таинственной божественной мудрости. Правда, мы теперь знаем, что весь упомянутый нами мир идей и представлений относился к тому синкретическому, сложившемуся из вавилонских, персидских, иудейских и греческих элементов, религиозному мировоззрению, которое в последнем столетии до Р. Х. распространилось по всей западной Азии; его носители сами себя называли по имени мнимого основоположника этого мировоззрения Адо (Адонис), адонейцами или адонеянами.

Это религиозное учение носит, однако, обычно иное название, данное ему по другому имени его последователей (мандеян-гностиков) — название мандейской религии. Из бесчисленных сектантских учений, на которые распалась эта религия, отдельные играли известную роль в истории Древнехристианских ересей, как, например, учения офитов, эвионитов, ператов, гелиогностиков и т. д. Тем лучше и полнее мы в состоянии по ним понять основные идеи фантастического и сложного мировоззрения остальных учений, не дошедших до нас. Все они лелеяли веру в спасение, которое должен был принести томящейся во тьме душе человеческой некий демиург, божественное существо, исходящее от бога, которое в первоначальном мандеизме носило название Манда де Хае, т. е. «гнозиса» (знания) или «слова» жизни. С неба этот дух должен был спуститься на землю в образе Гибил-Циво, вавилонского Мардука или Набу, с ключами от небесных чертогов в руках, покорить своими чудесами мир, поразить отпавших от бога демонов, судить живых и мертвых и возвратить светлые души в лоно божества.

Среди палестинских иудеев это мировоззрение также нашло много последователей, как это показывает иудейская апокалиптика. Все, кто не мог найти удовлетворения в буквоедстве фарисеев или внешней деловитости и показной набожности официальной иудейской религии, вырабатывали себе целый ряд возбуждающих воображение представлений, подобных тем, о которых мы уже говорили. Они видели в них некое «таинство», тайну, и старались из боязни конфликтов с официальной религией держать их про себя. Вот почему наше знакомство с этой стороной иудейской религии может быть только очень неполным. Они отождествляли нередко мандейского «посредника» с