Детектив и политика 1991 №2 - Джон Гоуди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это невозможно, — сказал Лонгмэн. — Я где-то читал, что нельзя заставить себя перестать дышать, даже если очень захочешь.
Райдер снова улыбнулся.
— Я думаю, что и с этим можно справиться, если с умом взяться за дело.
На этом разговор у них заглох, и Лонгмэн вернулся к своей газете, чувствуя, что вел себя не самым лучшим образом. Однако, когда Райдер получил отметку в своей книжке и чек на пособие, он перед уходом дружески кивнул Лонгмэну.
Неделю или две спустя Лонгмэн был приятно удивлен и даже польщен, когда Райдер подошел к нему в кафе, куда он заскочил перехватить пару бутербродов. На этот раз разговаривать с Райдером оказалось куда легче, хотя он был по-прежнему очень сдержан. Они поболтали о том о сем и затем вместе дошли до биржи труда и встали в одну очередь.
Лонгмэн сказал ему:
— Читали, на этой неделе опять пытались угнать самолет?
— Нет, я почти не читаю газет.
— На этот раз неудачно. Они потребовали заправить самолет горючим, но, когда один из них высунулся наружу, его подстрелил снайпер из ФБР. Насмерть.
— Что ж, смерть иной раз лучший выход из положения.
— Лучший, чем что?
— Чем многое. Чем торговать страховыми свидетельствами, например.
— Это ваша прежняя работа?
— Да, я занимался этим несколько месяцев. Однако выяснилось, что бизнесмен из меня никудышный. Проблема, видимо, в том, что я терпеть не могу уговаривать людей, — после паузы добавил он. — Я больше привык приказывать.
— То есть быть руководителем фирмы?
— В некотором роде.
— Как я понял, торговля не ваша основная специальность.
— Нет.
Вдаваться в подробности Райдер не стал. Лонгмэн, хотя его снедало любопытство, не задавал больше вопросов. Вместо этого он заговорил о себе.
— А я работал на стройке, но у подрядчика кончились деньги, и меня уволили.
Райдер понимающе кивнул.
— Но я не строитель по профессии. Раньше я был машинистом подземки.
— Ушли на пенсию?
— Что вы, мне ведь всего сорок один год.
Райдер вежливо поправился:
— Вот и я подумал, что вы вроде слишком молоды для пенсионера.
Он хорошо вышел из неловкого положения, но его маневр не обманул Лонгмэна. Он знал, что у него поношенный, усталый вид, и привык, что люди часто давали ему больше его возраста.
— Я был машинистом восемь лет. Но потом ушел. Несколько лет назад.
Поверил ему Райдер или нет, было непонятно, потому что он просто кивнул. Девяносто девять человек из ста спросили бы, почему он ушел. Конечно, Райдеру наплевать на это, но он мог проявить хотя бы обычное любопытство. Задетый за живое, Лонгмэн решился в свою очередь задать вопрос, которого, будь Райдер хоть немного разговорчивее, он бы не задал.
— Ну а вы кто по профессии? Я имею в виду настоящую профессию.
— Я — военный, солдат.
— Контракт на двадцать лет? Наверное, недурная работенка для тех, у кого лежит к ней душа. А в каком вы чине?
— В последний раз я был полковником.
Лонгмэн был разочарован. Он сам служил когда-то в армии и не мог не знать, что в тридцать лет — а таков на глазок был возраст Райдера — полковниками не становятся. Странно, он никак не мог предположить, что Райдер окажется трепачом. Он кивнул и примолк.
— Я был полковником, но не в американской армии.
Это объяснение не развеяло до конца подозрений Лонгмэна, а только заставило его ломать голову: в какой же армии служил Райдер. По-английски тот говорил без малейшего акцента. Типичный американский выговор. Может быть, он служил в канадской армии? Но и там никто в тридцать лет полковника не получает.
Подошла очередь отметиться у клерка в окошке. Они оба проделали эту процедуру, вышли наружу и двинулись по Шестой авеню.
— Вы куда-нибудь торопитесь? — спросил Лонгмэн.
— Да так, хочу просто пройтись.
— Не будете возражать, если я увяжусь за вами? Мне все равно нечем сейчас заняться.
Они шли почти молча, лишь изредка обмениваясь замечаниями о товарах, выставленных в витринах, о внешности женщин, торговавшихся с владельцами магазинчиков, о загрязнении воздуха автомобилями. Загадка мучила Лонгмэна, и наконец, когда они остановились у перехода, чтобы пересечь улицу, он не выдержал.
— Скажите, в какой армии вы все-таки служили?
Райдер задержался с ответом надолго, и Лонгмэн хотел было уже извиниться за излишнее любопытство, когда Райдер сказал:
— В последний раз я служил в Биафре.
— А, теперь я начинаю понимать…
— До того — в Конго. Еще — в Боливии.
— Так вы солдат удачи? — Лонгмэн начитался в свое время приключенческой литературы и мог полагать, что знает, о чем говорит.
— Не люблю таких громких имен. Точнее сказать, я был наемником.
— В том смысле, что вы служили за деньги?
— Вот именно, за деньги.
— Ага, — сказал Лонгмэн, которого смутили слова Райдера, потому что сам-то он считал, что убивать за плату не слишком достойное ремесло. — Однако я уверен, что вы воевали не столько из-за денег, сколько ради острых ощущений.
— В Биафре мне платили две с половиной тысячи монет за то, что я командовал батальоном. Иначе не стоило бы мараться.
— Биафра, Конго, Боливия… — задумчиво перебирал названия Лонгмэн. — Боливия? Это там погиб Че Гевара? И вы были на его стороне?
— Я был на стороне других людей… Тех, кто убил его.
— Понятно сразу, что вы не коммунист, — сказал Лонгмэн с нервным смешком.
— Если мне заплатят, я могу стать кем угодно.
— А что же заставило вас бросить это романтичное занятие?
— Кризис. На нас упал спрос.
— Скажите, как люди попадают в наемники?
— А как вы стали машинистом?
— Это другое дело. Я просто должен был зарабатывать на жизнь.
— Не вижу разницы. Точно так же я стал солдатом. Хотите выпить пива?
С того дня прогулка и визит в пивную превратились в еженедельный ритуал. Поначалу Лонгмэн недоумевал, что заставило Райдера связаться с таким, как он. Однако он был достаточно умен, чтобы вскоре найти ответ. Подобно ему самому и еще сотням тысяч людей в этом городе, Райдер был одинок. Так вот они и стали товарищами на час-другой в неделю. После первого обмена откровениями они снова перешли на чисто формальные отношения.
Но в один прекрасный день все изменилось.
И опять началось с заголовка, который они прочли в газете валявшейся в баре, куда они заглянули выпить пива. "ДВА ЧЕЛОВЕКА УБИТЫ ВО ВРЕМЯ ПЕРЕСТРЕЛКИ В МЕТРО". Суть дела сводилась к тому, что
