#черная_полка - Мария Долонь

– Хочешь, мы поедем туда вместе? – спросил Майкл мечтательно. – Мы найдем дом, я уверен, что он уцелел. Но сначала тебе нужно поправиться!

– Миша, не говори со мной, как с ребенком. Мы оба знаем, что этого не будет. Просто послушай – пока у меня еще есть силы говорить.

– Хорошо, – ответил Майкл серьезно. Отец называл его Мишей очень редко, во время доверительных разговоров. Он говорил, что так бабушка обращалась к деду. – Я слушаю, пап!

– Помнишь, я говорил тебе о погромах в ночь на десятое ноября? Мы прятались в подвале у Кацманов. Все, что я помню – это абсолютную тьму и соленую ладонь матери. Она зажимала нам с Анной рты, чтобы мы не шумели и нас не нашли. Но я и так не стал бы кричать: мне было любопытно. Наконец на нашей тихой улице происходило что-то необычное. Я все прислушивался. Грохот шагов, звон стекла, крики. И еще какие-то неслыханные, но, кажется, человеческие звуки. А наутро была тишина.

Он замолчал, собираясь с силами, словно не говорил, а совершал долгое мучительное восхождение, и ему иногда требовалось остановиться на привал.

– Вся улица изуродована и разграблена. А потом евреев обязали за это заплатить.

– В каком смысле – заплатить?

– Нацисты выставили штраф за ущерб… В один миллиард марок! Они стали отбирать сбережения и ценности. Но отцу удалось что-то припрятать. Мама говорила, из-за них все беды. – Речь Вениамина становилась все сбивчивей. – Отец заплатил, чтобы нам помогли. Мы сидели дома, ждали этих людей. На каждом три слоя одежды. Чемоданы брать нельзя. Штурмовики сразу заметят! И даже хорошо, топить квартиру не надо. А уже зима, холод. Я не ходил два дня в школу – евреев туда не пускали. Я был так рад!

Он виновато улыбнулся, как будто был мальчиком, который прогуливает школу.

– Не понимал, что происходит. Каждый день случалось что-то новое, как приключение! Пока не забрали отца.

Он зашелся в кашле. Майкл отвернулся к окну, где кивали на теплом ветру лиловые головы гортензий.

– Его арестовали за сокрытие ценностей, – продолжил отец. – Мама говорила, что нас сдали те самые люди… которые обещали побег. Но я так и не достал ту вещь из тайника. Не вызволил отца! Не добился правды! Через два дня пришли волонтеры. Они предложили маме отправить одного из нас в Британию: Руфину, Анну или меня. У них было только одно место. Мама почему-то выбрала меня.

Он опять остановился, новый крутой подъем дался ему слишком тяжело.

– Я оказался недостоин. Она выбрала меня. Она надеялась, что я смогу отомстить. Но я потратил жизнь впустую. Не заплатил по счетам. Долг велик, проценты выросли. Это все, что я оставляю тебе в наследство, мой сын. Прости меня! – Вениамин схватил Майкла за руку. – Запомни: дом номер четырнадцать. Пересечение Томасиус и Хельферих-штрассе, четырехэтажный с угловым эркером, внизу лавка. Наша квартира на третьем этаже, правая дверь. Тайник в большой мансардной комнате! Стена напротив двери, около трех метров от окна. Пусть ты будешь сильнее меня.

Снова подступила одышка. Майкл не стал звать Лару, сам отмерил дозу лекарства, сел поближе к отцу и приладил маску ингалятора к его лицу.

Он возник тихо, без приветствий, сразу направился к самой дальней парте – Катиной. Не выбирая, не раздумывая – прямым курсом, прошел и сел. Не сел даже, а как-то развалился на стуле, но в этой позе не ощущалось раскованности, а наоборот – напряжение. Глаза его сосредоточились на брошенном на парту рюкзаке, будто пытались оттолкнуться от него и не могли преодолеть гравитации. Новый ученик в седьмом «Б».

– Что это еще за перец? Глянь, Белка, возле тебя пристроился! – Вика подтолкнула ее плечом.

– Без понятия, – равнодушно ответила Катя.

– Новенький? – тут же вмешалась Лиза.

– Не поздновато для новенького?

– Второгодник!

– По ходу, подбросили нам экстерна – ОГЭ сдавать! – Катя была недовольна.

– Шугануть его, Кать?

– Да ладно, пусть сидит.

– А как же Апофигенов?

– Да пошел он, – усмехнулась Катя.

– Вот как?! Развод и раздел имущества? – торжествовала Вика.

Ромка Афиногенов, слишком рослый и плечистый для семиклассника, спортсмен и умник, был Катиным соседом по парте. Они неплохо ладили и даже ходили в кафе общей компанией. Регулярные их ссоры провоцировала Катя – Ромка обижался, но всегда первым искал примирения.

– Симпатичный, – проговорила Лиза мечтательно.

Новенький и правда был ничего себе. Отросшие русые кудри, немного удлиненное лицо, упрямый подбородок с ямочкой. Он был бы даже красив, но что-то в нем тревожило, внушало опасение – то ли затравленный взгляд блеклых зеленых глаз, то ли эта неестественная поза. Кате непременно захотелось его разгадать.

Ирина Сергеевна материализовалась вместе со звонком. Катя вернулась к своей парте. Новенький никак не отреагировал ни на Катю, ни на учительницу: не встал вместе с классом, по-прежнему сидел, уперев взгляд в рюкзак.

Катя быстро шепнула ему:

– Ты откуда? Как зовут? – Он не отозвался.

«Вот засада! Сидеть теперь с этим придурком до конца года! Вечно ко мне подсаживаются всякие фрики!» – Катя резко отвернулась, слегка хлестнув его по щеке хвостом своих густых рыжих волос. От этого пушистого прикосновения он словно очнулся, выпрямил спину, уложил руки на парту и снова замер, как заводная игрушка, у которой на пару оставшихся витков раскрутилась пружинка – и завод кончился.

– С сегодняшнего дня по программе инклюзивного образования в нашем классе будет учиться Дмитрий Сологуб. УДимы есть некоторые особенности, но, надеюсь, он сможет влиться в наш коллектив и справиться с нагрузкой…

Тут Ирина Сергеевна широко раскрыла глаза и едва сдержала возглас. Все обернулись, следуя за ее взглядом.

Новенький уже не сидел рядом с Катей. Он ходил кругами на небольшом свободном пятачке между книжным стеллажом и цветочной кадкой.

– Начнем урок, – спохватилась Ирина Сергеевна и раскрыла учебник.

Перелистывались страницы, переглядывались, перешептывались подростки, перекатывались злые смешки, а Дима все описывал окружность стальным циркулем на длинных и подневольных ногах.

– Итак, на прошлом уроке я просила вас найти дополнительный материал к вопросу: как имя главного героя повести «Шинель» помогает понять его характер. Кто готов?

Шелест, шуршание и хохот моментально стихли.

– Значение имени Акакий в переводе с греческого «невинный», «незлобивый». Совпадение с отчеством возводит это качество в превосходную степень, – послышался ровный металлический голос из угла класса. Никто не смог сразу связать этот странный искусственный голос с человеком, ходящим по кругу, как ослик на привязи. – Многие места в повести прямо перекликаются с житием святого Акакия…

Все прыснули. Ирина Сергеевна шикнула. Тем временем новенький продолжал монотонно воспроизводить текст:

– приведенным преподобным Иоанном Синайским в «Лествице». Впервые в науку параллель Башмачкин – святой Акакий ввел голландский ученый Дриссен. К этой параллели обращались Ван дер Энг, Шкловский, Макогоненко.

Раздались притворно восторженные возгласы, задние парты зааплодировали:

– Уау!

– Так ты теперь сидишь с живым Гуглом! Поздравляю! – подмигнул Кате Афиногенов.

– Спасибо, Сологуб! Достаточно! – громогласно объявила Ирина Сергеевна поверх всеобщего улюлюканья.

– Фамилия Акакия Акакиевича, – новенький говорил все громче, некоторые снова засмеялись, почти рефлектор-но обрадовавшись звукосочетанию, – первоначально была Тишкевич; затем Гоголь колеблется между двумя формами – Башмакевич и Башмаков, наконец останавливается на форме – Башмачкин. Переход от Тишкевича к Башмакевичу подсказан, конечно, желанием создать повод для каламбура, выбор же формы Башмачкин может быть объяснен как влечением к уменьшительным суффиксам, характерным для гоголевского стиля, так и большей артикуляционной выразительностью, мимико-произносительной силой этой формы, создающей своего рода звуковой жест.

– Я сказала, достаточно! Садись на место! – щеки Ирины Сергеевны начали покрываться неровным румянцем.

– Каламбур, построенный при помощи этой фамилии, – Дима еще повысил голос, – осложнен комическими приемами, придающими ему вид полной серьезности: «Уже по самому имени видно, что она когда-то произошла от башмака; но когда, в какое время и каким образом произошла она от башмака, ничего этого неизвестно. И отец, и дед, и даже шурин, и все совершенно Башмачкины ходили в сапогах, переменяя только раза три в год подметки».

– Дима, хватит! Спасибо! – крикнула Ирина Сергеевна и болезненно сморщилась.

Новенький облегченно выдохнул и вернулся на место. Обмяк, опустил голову на рюкзак.

– Кто добавит? – безнадежно спросила учительница. Желающих не нашлось. Ирина Сергеевна достала листок и начала рассказывать, подглядывая в распечатку.