Жонглеры - Глория Му

– Тоже да. И что теперь? Я тебя цитатой сейчас добью: «…не случайно в одной из средневековых притч рассказывается о жонглере, который не умел иначе славить Богородицу, как только показывать фокусы пред ее образом…»

– Ладно, добила. Только поезжай куда-нибудь, отдохни хоть неделю, а то нечем будет показывать фокусы. От тебя уже и так одни уши остались…

Но я никуда не поехала. Мне было жаль городского сентября – ясного неба, багряных листьев, горького дыма.

В училище было почти пусто – вовремя приступали к учебе только первокурсники, салаги, все остальные тянули, подворовывая неделю-две у практики, которая тянулась до середины октября. Делать наброски и писать этюды можно где угодно, не обязательно чахнуть в стенах родного учебного заведения.

Те, кто приехал, с утра до вечера торчали в зоопарке, наших студентов туда пускали бесплатно, а зоопарк был почти хорошим – до холодов копытные разгуливали по огороженным лужайкам, у карликовых кенгуру была громадная резервация, засаженная густыми кустами (и поэтому посетители зоопарка редко встречали карликовых кенгуру – те ныкались по густым кустам до ночи), тропическим птицам тоже отгрохали просторный вольер, и только бурый медведь маялся в тесном бетонном карцере, но к будущему лету и ему обещали улучшить условия заключения.

Артем остался в училище дописывать какое-то монументальное полотно, а мы – Майка, я, Тарасик и два парня с Артюшиного курса, Кирилл и Солнцев, – рисовали зубров.

Тарасик конечно же зубров не рисовал. Тарасик таскал у нас из-под рук ванночки с медовой питерской акварелью и пожирал ее.

Солнцев, высокий, нескладный, похожий на карточного джокера – вытянутый подбородок, узкие губы, ехидный взгляд, – изводил пса нотациями:

– Тарас! Тарасик! Что же ты тянешь в рот всякую мерзость?! Ты же ученая собака, тебя даже в зоопарк пускают…

– Мало ли кого в зоопарк пускают, – пожала я плечами. – Тарасик, фу!

Тарасик принял невинный вид, но синий от ультрамарина язык не оставлял никаких сомнений в преступной деятельности собаки.

– Ах ты гаденыш! Тарас, ступай в сумку и сиди там, пока не позову.

Тарасик, повесив нос и поджав хвост, поплелся к большой брезентовой котомке, в которой я носила всякие художнические приспособы, заполз в нее и печально затих.

– Нет, это не собака! Это бес! Бес!

– Что ты к нему прицепился, Солнцев? Отстань, он и так из-за тебя попал… в сумку, – проворчал Кирилл.

– Скажи мне, мой король, много ли ты видел собак, которым можно сказать: «Пойди в спальню, там, слева от кровати, стоит тумбочка, а на ней лежат книги, так вот, принеси ту, в синей обложке»? И чтоб собака принесла?

– Ну, ты преувеличиваешь, – улыбнулся Кирилл.

Солнцев дразнил его королем Артуром за броскую кельтскую красоту – он был высоким, широкоплечим, с темными, вьющимися волосами, ярко-синими глазами и кожей, белой и нежной, как у девушки. К тому же Кирилл обладал редким даром рисовальщика, да и писал изрядно – он был одним из самых сильных на курсе.

При этом по характеру Кирюша походил, скорее, на мелкого бухгалтера из заштатного немецкого городишки, чем на художника и красавца, – тихий паинька, скромный, даже чопорный, словно мозги всей этой роскоши пересадили от другого человека. Когда наши бойкие девицы без стеснения вешались ему на шею, он возмущенно отчитывал их: «Ты что, разве можно так себя вести?»

Он был совершенно хрестоматийным хорошим человеком, просто живой пример – искренний, внимательный, всегда готовый помочь. Он всегда «вел себя прилично», а в нашей среде именно это выглядело наидичайшей эксцентричностью.

– Ничего подобного! Смотри. Тарасик, позови Кирилла!

Тарасик, покосившись на Кирилла, молча, с брезгливой доброжелательностью, смотрел на Солнцева из сумки.

– Ты видишь?

– Ничего я не вижу. Он тебя не послушался!

– Вот именно! Смотрит на меня как на дурака – мол, ты чё, вот же Кирилл, сам и позови! Понимаешь? Он рассусоливает! Другие собаки не рассусоливают, а выполняют команды! А этот рассусоливает! Если бы ты ушел вон хоть за то дерево, ручаюсь, он бы пошел тебя позвать! Истинно говорю тебе, мой король, это бес, а не собака! Нечистая сила!

– Еще какая нечистая. – Майка, смеясь, поднялась чтобы размять ноги. – Весь в краске и в грязи. Мы с Гло оглянуться не успели, как он улегся в болото, там, у фонтанчика. Жарко было…

Майка подошла к Кириллу, заглянула через плечо посмотреть, что он там рисует. Кирилл закрыл рисунок. Майка, навалившись на него, попыталась отобрать лист.

Кирилл, подхватив Майку, повисшую у него на спине, под ноги, вскочил и с гиканьем помчался по газону.

Меня как ударили, я не знала, плакать или смеяться, – если бы я была сплетницей, то этой новости цены бы не было.

Кто бы мог подумать, что из них двоих – Майки и Артема – именно Майка изменит первой? Майка, честная до придури, серьезная и ответственная? Да еще с кем? С нашей главной девственницей – Кириллом!

То, что она спала с Кириллом, было ясно как день. И похоже, продолжалось уже давно.

И если бы я раньше разула глаза… Стоп. И что было бы? А ничего. Это абсолютно не мое дело, черт возьми.

Кирилл привез Майку назад и поставил на землю. Он улыбался как младенец.

Майка же, перехватив мой взгляд, задумчиво перевернула носком башмачка банку с водой.

– Кажется, я разлила твою воду, Кирюша…

– Ничего, все равно надо было поменять, – бодро отозвался Кирилл. – И всем пора уже. Солнцев, поднимайся, бери банки у девчонок, пошли.

За водой надо было ходить довольно далеко – к питьевому фонтанчику.

Чуткий Солнцев подозрительно взглянул на нас, но у него не было повода остаться, и, подхватив банки, он пошел за Кириллом.

– Ты меня осуждаешь? – спросила Майка, присаживаясь рядом.

– Я?! С ума сошла? С какой стати?

– Я ухожу от Артема. Мы давно собирались ему сказать… Кирилл… он не может врать, совсем…

– Понятно. – Я вздохнула. – Только, Майечка… извини, конечно… но мне кажется, ты его любишь… Артема… Что бы там ни было…

– Ты его не знаешь, совсем не знаешь… Он стал такой… после той зимы… Ты не знаешь, – быстро заговорила Майка, глядя в землю.

– Знаю. То есть знаю, что не знаю, – успокаивающе сказала я.

– А… нет, это все равно, какой он… Все равно… Какой уж есть… Но я… я становлюсь с ним как животное… Зверею… Просто озверевшая самка… А я так не хочу, я – человек… Меня как затягивает куда-то в яму, мне страшно, а он только смеется. Ты не знаешь, он таким бывает… безжалостным… Но это все равно, дело не в нем, дело во мне. Кирилл мне будет хорошим мужем. Мы поженимся. И я буду ему хорошей женой, я знаю. Мы друг другу подходим. И я беременна. От Кирилла. Второй месяц. Я хочу этого ребенка. И он будет. С нормальным папой, а не с… Я люблю его, Кирилла… Просто по-другому. Ты что же, думаешь, что можно любить только одного мужчину?

– Тихо, успокойся. Тебе вредно волноваться. – Я обняла ее за плечи, прижала к себе. – Тихо, не плачь. Они сейчас вернутся, и Солнцев во все будет совать свой длинный нос.

Разумеется, я так не думаю. Один человек как-то раз говорил об этом… То есть спасибо, мне уже сообщили. К счастью, не было повода проверить на себе…

– Ты не скажешь Артему?

– Конечно нет. Только ты сама можешь.

Майка с Кириллом поженились через два месяца.

Артем был у них на свадьбе, и вообще он вел себя, словно был Майке старшим братом, а не бывшим возлюбленным – шутил, смеялся, поздравлял их.

Все пошло по-прежнему, как было, пока Артем не привез Майку в Харьков.

«Путешествие ничего не изменило, все осталось здесь», ага.

Артем часто бывал у них, а когда Майке пришло время родить, они с Кириллом хором стучали зубами – врачи пугали трудными родами, у Майки, мол, детское телосложение и узкий таз.

Но все обошлось благополучно, Майка легко родила здоровую девочку, и Артем нежно склонялся над малышкой, так нежно, словно сам был ее отцом.

– Смотри, волосатая, как кокос! – радостно говорил он мне. – Я думал, все младенцы лысые и сморщенные! А эта миленькая! Аничка! Анюшечка! Сюсюшечка!

Река их любви ничуть не обмелела, она была, как прежде, явной, почти ощутимой, и я думала: будь я на месте Кирилла, смогла бы я жить с человеком, который любит другого?

Ах да. Однажды я уже не смогла. Почему, интересно? Какая разница, кого любят еще, если и тебя – тоже – любят?

Майка не ошиблась, она была хорошей женой Кириллу, а он – хорошим мужем.

И я думала: интересно, а почему Артем не смог?

Что мы за люди такие? Ведь вот Кирилл не уступает Артему мерой таланта, но он не носится с этим проклятым искусством как дурень с яйцами, для него это работа, просто работа. Служил бы он бухгалтером или прорабом, или учителем – было бы то же самое. Работа. Дом. Жена. Ребенок. Всему хватает места в жизни, а наши скоморошьи пляски на раскаленной сковородке – всего лишь свойство характера, а никак не следствие образа художника.