Неунывающие вдовушки - Ингрид Нолль

Стыдно! Как стыдно!

Катрин стала что-то мямлить, оправдываться:

– Меня снова муж преследует, мы должны были уехать, пока он нас тут не нашел…

– Кто это мы? – не унимался Энди. – Ты – да, а Майя-то здесь при чем? У меня к тебе особый счет. Погоди, вот придет Макс, он тебя линчует! Мне теперь по твоей милости водить такси до старости, я твою долю квартплаты оплачиваю! Думаешь, мы тут такие все богатые!

Эк его! Обычно такой тихий, кроткий даже. А тут во как. Решил поиграть в разгневанного трагического героя.

Он замолк, чтобы перевести дух, и тут мне удалось вставить слово:

– Все сказал? Не было у меня времени прощаться, пришлось когти рвать!

– Ага! Как же! Когти они рвали. Ну да! За идиота меня не держите. Вы же ни одной побрякушки, ни одной этой орхидеи своей дурацкой не забыли? Не смеши меня! Тут ежу ясно, что вы заранее все спланировали! Ну и чего ж вы тут стоите, если вам надо прятаться? А? Что, опять деньги кончились?

Катрин занервничала, ее этот разговор угнетал. Она не готова была выложить перед Энди квартплату за месяц, ну никак! И вообще, ей ехать далеко, пора убираться. Видно, она уже не надеялась разжиться в этом доме наличными.

– И платье Майкино на тебе как на корове седло! – крикнул ей в спину Энди.

Катрин оставила нас вдвоем, меня один на один с моим бывшим любовником, который теперь готов был меня убить. Вот стоит мне сейчас залезть к нему в постель, и он мне все простит. Ну уж нет! На фиг. Не полезу. Я гордая!

– Не могу тебе всего рассказать, ты тогда станешь нашим сообщником и тоже можешь попасть в беду, – начала я осторожно и заискивая, – и новый адрес не скажу. У нас нет другого выхода, приходится прятаться, мы в опасности.

– Лапшу только на уши не вешай. – Энди слегка смягчился, ему даже, кажется, стало интересно. – Ну и кто вам угрожает? Кстати, тут один тип спрашивал про Ослиную Шкуру.

Само собой, о краже картин я ему ни слова не сказала, зато объявила, что у мужа Катрин связи в преступном мире и что он пустил по ее следам киллера.

– Киллера? Да ладно мне тут небылицы плести! Во-первых, я случайно знаю, чем занимается ее муж. Адвокат никогда не станет так подставляться, иначе потеряет лицензию. Во-вторых, по-прежнему не понимаю, при чем тут ты? – Он снова завелся. – И в‑третьих, я бы тебя никогда не предал!

– Даже под пытками? – крикнула я в ответ.

Ух! Так бы и врезала!

Повисла пауза.

– На вашем месте я бы пошел в полицию.

Только я собралась намекнуть, что у Катрин есть особые причины не доверять властям, как в прихожей снова завизжал от счастья пес. Я с радостью покинула эту берлогу с матрасом и пошла посмотреть, кто пришел.

В коридоре Феликс кинулся меня обнимать. У нас обоих совесть была нечиста, и оставались старые счеты, ну да ладно, чего уж там. Ни к чему сейчас упрекать друг друга.

– Давай, плети, болтай! Я и у себя в такси всякого вранья наслушаюсь! – неслось мне вслед из комнаты Энди.

– Кофе хочешь? – засуетился Феликс.

Налил воды в эмалированную кастрюльку, поставил на огонь, а мне подвинул стул. Сам выпил какао. И стал извиняться, что торопится: он обещал свозить бабушку в дом престарелых.

– Слушай, тут такое выясняется, ты не поверишь! – рассказывал он. – Бабуля тут недавно раскололась: моя мать на самом деле дочь от любовника, а не мужа! Был раньше дядюшка Хуго, а теперь он, оказывается, мой родной дед! Представляешь? Поздравь меня! Мой дедуля выполнил свое старое обещание и подарил мне машину!

– А, ну тогда конечно…

Разоблачение семейных тайн меня мало интересовало, Кора мне когда-то уже все это рассказывала. Зато Феликс ликовал. И ведь чему радовался, смешно, ей-богу.

– Получается, – рассуждал он, – что Кора мне только наполовину кузина. Раньше моя мать и ее отец считались родными братом и сестрой, а на самом деле они – сводные. Значит, у Коры и у меня всего-то общая бабушка – ты ее знаешь, – но разные деды.

Ну и что?

– Двоюродных братьев и сестер испокон веку женили, и никого это не беспокоило, – заметила я, – чего ты так суетишься? Ты не первый, кто домогается собственной кузины.

Чужая семья – потемки. И вникать не стану, ну их! Вы мне лучше скажите, почему моя подруга, а твоя милейшая кузина так подло меня подставила?.. Но у Феликса никакого объяснения не нашлось. Он как одержимый вычислял, каково их с Корой кровное родство в процентах.

– Теперь можно не беспокоиться, что ты с ней переспал? – ухмыльнулась я.

Феликс покраснел.

– Да не спал я с ней!

Как прикажете вас понимать? Должно быть, вся эта ваша итальянская афера затянулась так надолго оттого, что Кора вдруг, уж бог знает почему, постеснялась ложиться в постель с двоюродным братом? Или же Феликс сам, как бы втайне ни вожделел свою рыжую кузину, устыдился своих желаний? Или это она его просто дразнила? Кора любит мучить мужчин: сначала увлечет, надает авансов, раздразнит, а потом обдаст холодом, оттолкнет прочь. Готова в это поверить, это так на нее похоже.

Тьфу! Зачем только я в это лезу? Не мое дело! Стыд один! Пора сменить тему.

– Где же вы были все это время?

– Два дня во Флоренции, потом на море, потом в деревне. Эмилия и Марио сначала были с нами, а потом остались в горах, – отчитался Феликс.

И далее я услышала то, что и ожидала услышать. Кора непредсказуема, это, ей-богу, невыносимо! Переменчива, как погода в апреле. Иногда – ну само очарование: сердечна, щедра, мила, остроумна. То вдруг, будто она сама тяготится своим добродушием, становится злой, холодной, надменной, вредной, черствой, почти жестокой. В таком состоянии, как бы Феликс ее ни нахваливал, как бы ни подлизывался, Кора придиралась к каждому слову, высмеивала, унижала его, называла его примитивным и неинтересным, с ее точки зрения. Как-то раз она всерьез его довела, он молча развернулся и пошел собирать чемодан. Тогда Кора прибежала в его комнату, стала просить прощения, обниматься, едва не соблазнила.

– Значит, вы спали в разных комнатах? – зацепилась я.

Феликс кивнул. Да, жили раздельно, но каждый вечер Кора заходила перед сном в ночной рубашке, вернее, в том, что она считала таковой. Залезала к нему на кровать с сигаретой, прокуривала его комнату и при этом преподавала ему итальянский. В первый вечер это было несколько полезных повседневных фраз, потом появился легкий двусмысленный оттенок, потом пришлось повторять за ней и вовсе какие-то пошлости. А ученик он, к сожалению, неспособный. К языкам особенно. Они у него никогда не шли, включая латынь. Он потому и стал изучать машиностроение, а не итальянский. Если он хорошо усваивал урок, то в награду получал поцелуй. Но чаще было как раз наоборот. И тогда…

– И что тогда? – полюбопытствовала я.

Ничего. Феликс промолчал. Больше я ничего не узнала о педагогических талантах.

Феликс поднялся, взял бумажник.

– Если хочешь, поехали со мной, поговорим по дороге, – предложил он. – Вообще, ты должна обязательно познакомиться с моим дедом. Он больше всего любит молодых женщин. Бабуля может сидеть у его кровати до бесконечности, просто умереть от скуки. Мы их оставим одних, а сами сходим в парк или посидим в кафе.

Шарлотта Шваб, очевидно, по мне не скучала и не слишком мне обрадовалась. Но не сказала ни слова. Она молча села в машину рядом с Феликсом, я осталась на заднем сиденье и в их разговоре почти не участвовала. Слушать их разговор было интереснее. Бабушка тоже хотела знать, как поживает Кора.

– Почему же она не приехала за Майей… – посетовала она.

Феликс явил чудеса дипломатии и обмана. Хотя я все-таки вру виртуознее. Но и он не сплоховал: не стал грубо врать старушке, не испугал, не стал зря волновать, просто не стал ей рассказывать всего, и все.

Однако бабуля Шваб могла сложить два и два.

– Кора, крошка моя! – с пафосом воззвала она. – Я так ее люблю, и так за нее сердце всегда болит.

– За Кору можете не волноваться, фрау Шваб, – не выдержала я, – Кора по жизни не пропадет!

Шарлотта помолчала, подыскивая слова.

– Я отвечу словами Гете, – и она продекламировала:

То ликует, то плачет, то думой полна,То в страхе дрожа, страдает без сна.Счастье – до неба, горе – в могилу!И счастлива та лишь душа, что любила[18].

Феликс усмехнулся. А меня эти слова очень тронули. До самого дома престарелых мы молчали. И тут Шарлотта опомнилась: букет цветов для Хуго остался у нее на кухне!

Древний старец Хуго ждал нас. Он просиял, обнимая свою любимую. Потом приветствовал меня и Феликса.

– Как новая машина? Бегает? – спросил он Феликса. – Красивая у тебя подружка! Да, в твои годы я тоже был ловеласом!

Ни Феликс, ни я не стали разуверять его, пусть думает, что мы – парочка. Скорей в сад! Едва у нас за спиной закрылась дверь, как два дрожащих старческих голоса запели дуэтом. Я так и застыла.