Любила и люблю - Джуди Тейлор

– Дориан, пусти!

Он улыбнулся и кончиками пальцев дотронулся до ее лица, очертив линию подбородка, потом пробежав по нежным векам и пухлым губам…

– Не могу, Конни, – хрипло прошептал он и почувствовал, как по телу ее пробежала дрожь.

Глядя Констанс в глаза, он мягко развел ее руки, прикрывавшие грудь, и потянулся за мылом.

Поняв, что сейчас произойдет, она закрыла глаза и сдалась.

Он не спеша намылил ее с головы до ног: сперва руки, потом грудь… Констанс ощутила блаженство, равного которому не могла припомнить… Спина, бедра, живот… О Господи, как он умудряется держать себя в руках, когда плоть его так яростно восстает от неутоленной страсти?..

Он закончил, немало удивленный собственной выдержкой, и тихо сказал:

– Теперь твоя очередь.

А поскольку Констанс по-прежнему стояла неподвижно, он поймал ее руки и, переведя дыхание, приказал:

– Теперь ты!

Ее прикосновение оказалось роковым. Он внушал себе, что должен действовать медленно, но втайне хотел снова и снова заниматься с нею любовью. Констанс и сама была на пределе, но решающая разница заключалась в том, что глаза его были открыты. Он с восторгом наблюдал борьбу чувств, отражавшуюся на ее лице. Коснувшись его члена, она на мгновение замерла и неуверенно взяла его в ладонь.

И это мягкое, ласкающее прикосновение робких пальцев было последней каплей, переполнившей чашу. С каким-то звериным рыком Дориан обхватил руками ее бедра и со всей силы двинул их на себя. Он хотел заниматься с нею любовью теперь и здесь, и он не мог больше ждать…

6

Констанс нашла Дориана на кухне. Он был в одних черных плавках. Рубашка, носки, брюки – все это крутилось сейчас в сушилке-центрифуге, грязные туфли ждали чистки за задней дверью. На столе стояли, дымясь, две чашки с горячим шоколадом.

– А я уже собирался звать тебя, – сказал он. – Что так долго?

Казалось, он не смущался своей наготы, да и ей вроде бы не следовало, и все же Констанс не могла оторвать от его тела глаз. Она помнила его худым, угловатым и белокожим, а сейчас перед ней стоял загорелый мускулистый красавец, само воплощение мужественности. От одного взгляда на него захватывало дух.

– Я не знала, что нужно было спешить, – хрипло ответила она.

– Я сделал тебе шоколад, – сказал он. – А как только высохнет одежда, я уеду.

Ни следа страсти, судорожно и мучительно прорвавшейся в нем наружу совсем недавно…

Констанс буквально окаменела, когда он неожиданно распахнул дверь душевой кабинки и выскочил, бормоча, что сошел с ума. Странно: вместо того чтобы благодарить небо за чудесное избавление, она почувствовала себя опустошенной и брошенной.

Переплетение их рук и тел, ощущение того, как возбуждается и твердеет его плоть, возбудили ее настолько, что заняться с ним любовью казалось ей абсолютно естественным. Она не хотела останавливать его, да и не смогла бы. Даже сейчас ее тело, все еще стремящееся к близости с ним, ныло от неутоленного желания.

Так почему же он в последний момент передумал?

Она задавала себе этот вопрос, пока вытиралась после душа, и продолжала спрашивать сейчас. Может быть, он просто хотел проверить ее? Если так, то, может быть, его неотступные преследования прекратятся теперь, когда он понял, как легко сломить ее сопротивление?

Впрочем, ей повезло. Теперь придется удвоить бдительность. И главное – убедить Дориана, что она, Констанс, не испытывает к нему никаких чувств, а все, что случилось сегодня, – не более чем физическое влечение. Она на мгновение закрыла глаза. Почему же ей так тяжело?

Взяв в руки чашку шоколада, она примостилась на табуретке у стойки. Дориан сел рядом, и запах его тела снова выбил Констанс из колеи. Ей страстно захотелось обнять его, поцеловать и…

– Как ты думаешь, почему мать не поставила Бретта в известность о твоем предыдущем замужестве?

Слава Богу, разговор перешел на безопасную тему. Констанс пожала плечами и, скривив губы, ответила:

– Она предпочитала вообще не вспоминать о нашем с тобой браке.

– Да, я никогда не принадлежал к ее любимчикам… И как давно у них с Бреттом роман?

– Понятия не имею. Для меня было полным сюрпризом увидеть их вместе. Скорее всего, они встретились на одной из официальных вечеринок – мать обожает их посещать. Не думаю, что они знакомы давно.

– Почему?

– Потому что у нее совсем недавно… как бы это сказать… крылья выросли, что ли? Я заметила это, но не считала возможным совать свой нос в ее дела. Думала, она затевает какую-то интрижку. Теперь ясно, что это любовь.

– И ты рада за нее?

– Еще бы! Теперь, погрузившись в собственные проблемы, она перестанет сватать меня.

Дориан резко опустил чашку на стойку, так что шоколад выплеснулся через край.

– Так она подыскивала тебе жениха?

– Да, и я подозревала, что и сегодняшняя вечеринка – очередная попытка познакомить меня с кем-то.

Констанс вспомнила, как Бернис кричала на нее, когда она отказала Гарри Далтону. Возможно, это действительно было ошибкой. Гарри готов был смириться с тем, что у них не будет детей. Но он сам был единственным ребенком, родители его давно умерли, и Констанс чувствовала, что этому славному человеку нужна большая семья, чтобы он там ни говорил. Со временем он сам понял бы это.

– Ты встречаешься с кем-нибудь? – с подозрением спросил ее Дориан.

– А тебя это беспокоит?

– Естественно, черт возьми!

– И совершенно напрасно, – жестко сказала Констанс. – Кстати, я вовсе не обязана отвечать на твои вопросы.

Она взяла в руки чашку и пригубила ароматный напиток, невольно вспомнив, что горячий шоколад перед сном тоже был одной из традиций их с Дорианом семейной жизни.

– У тебя есть… друг? – продолжал расспросы тот.

Губы Констанс расплылись в снисходительной улыбке.

– Никого, кто мог бы тебя заинтересовать.

– Но кто-то все же есть? – задыхаясь, настаивал Дориан. – Бьюсь об заклад, он тоже богат. Кто это? Почему ты ничего не рассказала мне о нем раньше?

– Не вижу смысла, – пожала она плечами.

– Не видишь смысла? – взревел Дориан. – Полагаю, что смысл есть, и очень даже глубокий. Что, по-твоему, я здесь делаю? Почему гоняюсь за тобой? Если у меня нет никакой надежды, скажи – и я уеду в Лондон!

– Я уже не раз говорила тебе об этом, – жестко сказала Констанс.

Дориан закрыл глаза, и на какое-то время в воздухе повисло тягостное молчание. Констанс физически ощущала его глубочайшее уныние. Но когда он снова поднял глаза, взгляд их был непроницаем.

– Скажи, а смерть Криса была для тебя жестоким ударом?

Констанс вздрогнула.

– Еще бы!

– В высшей степени трагическое происшествие, – согласился он.