Последнее дело императрицы - Мария Чурсина

- Но лошадей не осталось, — донёсся до Этель её жалобный голос.

- Знаю.

- И ни у кого не осталось, думаю. — Снова раздался плач ступенек. Этель обернулась, и плач смолк — Лита остановилась от её взгляда, как вкопанная.

- Да. — Этель зашагала дальше по залу, различая сдвинутые столы на ощупь — липкие от несмываемого жира, от чужих рук и чужой еды. На ходу она щёлкнула застёжкой на плаще и надела капюшон. Вечером, как всегда, зарыдает дождь.

- Как же тогда…

- Не имеет значения. Закроешь дверь?

Она с усилием отодвинула тяжёлый засов. Паутинка охранного заклинания поддалась на удивление легко, и Этель открыла дверь в ночь. Шумели редкие капли, ударяясь об мостовую, и воздух отчаянно пах горечью пожаров. Тем серым дымом, которым чадят пепелища. Она на секунду закрыла глаза, вспоминая, как дождь бил по окнам замка, а воздух пах — нет, не горечью — ароматом ночных лилий, каждую ночь.

Дверь за её спиной не захлопнулась. Пока Этель шла по пустой улице в сторону мёртвого города, она чувствовала, как смотрят ей в спину. Но дым уже пах лилиями, а пальцы сжимались на отвороте плаща так, что немели.

Если бы она умела кричать, она бы закричала, и, может, тогда Эйрин вышла бы к ней, переборов свою тягу к одиночеству. Если бы она умела кричать и смеяться…

- Вселенский Разум!

Но они разрушили храм Вселенского Разума.

Теро прекрасно помнил, как это началось. Ночами они просыпался от того, как бешено колотилось сердце, и вглядывался в темноту. Утром он злился на себя за слабость, сжимал эфес меча и говорил себе, что больше — никогда. Но ночью просыпался снова. Из окон его спальни виднелась чёрная громада Храма, словно высеченная из ночной мглы и чьих-то страхов.

После переворота Храм не открылся ни разу — никого не пропускал, и деревья, что росли перед ним, засохли самыми первыми. Однажды утром, вот так же стоя у окна и сжимая эфес, Теро увидел, как собираются у Храма маги.

Некоторые — в мантиях, согласно правилам каст, но большинство — в неприметной одежде, в которую наряжались все горожане. Он тогда ещё не знал, о чём они говорят и зачем собираются ранними утрами на площадке перед Храмом.

Потом шпионы рассказали Теро о легендах и слухах, которые бродят по столице, как чёрные угрюмые старухи. Разве что грудной младенец не прошепчет их, когда занавешены окна и рядом только свои.

Они говорили, что мир погибнет, как только умрёт императрица, а раз уж Орланы не стало, мир умрёт очень скоро. Вот уже умирают деревья. Не поют больше птицы. С неба сыплется холодный дождь. Что дальше?

Тогда он и решил, что ничего от прошлого мира не должно оставаться. Пусть и правда умирает, а они построят новый — на руинах! Зачем Теро дался Храм, он не смог объяснить даже Маартену, но чёрная громадина казалась сосредоточием зла. Храм был такой же, как Орлана: чёрный, строгий и говорил ему: "Не зарывайся, мальчик". Одним своим существованием говорил.

…Он только стонал в ответ на удары, и магия ветром отскакивала от чёрных стен, вздымалась песчаными вихрями и ломала ветки вечноосенних деревьев. Храм выделялся из темноты её продолжением и изваянием чьих-то кошмарных снов.

- Страшно? — подзадорил Теро опустивших руки магов. Золотая лента на ордене трепетала от порывов ветра.

Замолчали ночные птицы.

- Хотите поклониться старому богу? Ну, падайте тогда на колени. — Он засмеялся. — Эй ты, бог! Что-то ты сегодня не в настроении, да?

Храм ничего не ответил. Потому что старые камни не умеют разговаривать.

Огненные шары, парящие вокруг них, ярко освещали рощу мёртвых вечноосенних деревьев. К храму не вело ни одной дороги, и ноги солдат по щиколотку утопали в опавших листьях, хоть вокруг плескались лужи талого снега.

Теро обернулся на тех, кто пришёл поглазеть на небывалое зрелище — горожане испуганно отступали от рощи, жались в стороне. Но они пришли. Пришли!

- Ха, я понял, зачем вам была нужна императрица. Вы без неё шагу не ступите.

- Ты не слишком ли разошёлся? — Сайоран подступил сзади и взял его за локоть. Голос мага хаоса, как всегда, вкрадчивый, раздражал Теро чуть ли не больше, чем Храм, чёрным волдырём торчащий посреди столицы.

- В самый раз.

Он зашагал по жухлым листьям вперёд, к высоким ступеням из тёмного камня. Входа в храм всё так же не было. Каменные плиты срослись, не оставив даже щели, даже трещины в облизанных ветром стенах.

Теро воткнул меч прямо в листья у самого подножия ступеней, и ему послышалось, как Храм вздохнул, а может, это ветер завыл в высоких колоннадах и скульптурах, вырубленных прямо в камне, под крышей. Ему всегда было любопытно, что же изображают эти скульптуры, только взгляда не хватало, чтобы различить их черты в полумраке сводов и так высоко.

Лорд консул скинул плащ: прохладной ночью, когда ещё не подняли бутоны к небу ночные лилии, ему вдруг стало жарко.

- Я помогу. — Он закатал рукава рубашки по локти и шагнул назад. Храм как будто навис над ним тёмной громадой, закрыв собой даже тонкий месяц в небе.

Снова тихий шёпот и единый мощный порыв ветра — дрогнули огненные шары. Храм застонал, гулко, долго. Хлопок — ветер магии столкнулся с чёрными стенами. На одно мгновение в мире исчезли все звуки, растворились все краски. Осталось только чёрное — храм, — осталось только серое — небо за каменной громадой.

У Теро онемели пальцы. В эту секунду ему стало страшно, единственный раз страшно, потому что настоящий страх не нуждается в причинах, он рождается в сером небе и сыплется на землю нескончаемым дождём из белых искр.

Он моргнул: и правда, сыпались искры — остатки шаров белого пламени.

И вдруг от меча, воткнутого в землю, к храму побежал белый луч. Он скользнул по ступеням, пополз вверх. На его пути крошился камень. Теро отступил на шаг, подчиняясь копошащемуся внутри страху, и только тут понял, что до сих пор сдерживал дыхание.

Храм рушился. Камни беззвучно падали, проваливалась крыша, крошились колонны, и в сером небе над ними всеми прорезались тонкие рожки полумесяца. Тонкие рожки новой жизни. Теро стало зябко от ночного ветра. Он потянулся к плащу, лежащему на ковре из опавших листьев, и тут мир очнулся.

Зашуршали листья под ногами, когда он поднял плащ. Тот был тоже весь в листьях и сырой. В темноте ещё несколько мгновений светились серебром руины храма, но потом погас и этот свет, а от огненных шаров ничего не осталось.

Только тонкий рогатый месяц над Храмом. Точнее, над теми руинами, что раньше были храмом Вселенского Разума. Теро раскинул руки в стороны, ловя осколки хрустального неба, сыплющиеся вниз, и засмеялся. По лицу текли капли крови — осколки царапали кожу.