Розы в снегу - Кох Урсула

— Могу я задать вам вопрос, герр магистр?

— Конечно, Катарина.

— Мне хочется быть полезной. А в вашем доме много служанок и мало работы. Я… — Девушка потупилась и замолчала. — Когда сегодня я искала у реки траву, я подумала… Мне это очень нравится. Не могла бы я помогать в аптеке майстеру Лукасу? Авэ говорит, там есть чем заняться.

— Если ты всех, кто приходит в аптеку, будешь угощать такой горечью, у майстера Лукаса не останется клиентов! — рассмеялся Райхенбах. — Но я с ним переговорю, как только поправлюсь — надеюсь, твое снадобье мне поможет. По словам моей супруги, у тебя нет склонности к рукоделью. А ведь наши дочери коротали время перед замужеством именно так. Но из этого не следует, что ты не должна помогать Кранахам. У них большой дом и уйма слуг, там ты сможешь многому научиться. Но не погружайся с головой в эту суету — она заразна!

Устало откинувшись на спинку кресла, магистр Райхенбах внимательно смотрел на стоящую перед ним девушку.

— Ты держала себя с достоинством, Катарина, но я уже давно замечаю — наш дом для тебя слишком мал.

— Вовсе нет. Мне не подходит только определенная работа. Мои пальцы отказываются держать иголку, и все тут!

— Я постараюсь помочь тебе.

Катарина бесшумно покинула комнату и, неслышно ступая, спустилась по лестнице. Ах, если б у нее было чуть больше терпения! Со времени отъезда Иеронимуса прошло восемь долгих недель. И она ждала каждый день, каждый час. Ждала, стоя у окна, беспокойно меряя шагами тихие комнаты, выйдя на улицу, вглядываясь в лица приезжих… Ни письма, ни весточки… Наверное, вот-вот сам приедет. Возможно, уже завтра. Или послезавтра?

Когда спала полуденная жара, Катарина направилась через рыночную площадь на улицу, поднимающуюся к замку. На этой улице располагалась аптека. Молодой врач, доктор Вазилиус, колдовал над колбами в заднем помещении. Ему помогала сияющая от счастья Авэ.

— Я помешала? — испугалась Катарина.

— Нет, ты — нет! — сердечно ответила Авэ и обняла подругу по монастырю. Молодой врач приветливо улыбнулся.

— Вы прямо-таки светитесь! На вас приятно смотреть!.. — На эти слова подруги Авэ не ответила, лишь покраснела. А вот в сердце Катарины не было радости. Ей вдруг стало очень одиноко. Она отвернулась.

Через переднюю дверь с улицы вошла хозяйка дома, за ней — торговец.

— Пойдем, Катарина, пойдем скорее ко мне. Посмотрим ткани, привезенные этим господином из Италии. Такого чуда ты еще не видела.

Возбужденно переговариваясь с торговцем, Барбара Кранах устремилась вверх по лестнице, и Катарине нечего не оставалось, как последовать за ней.

После того как диковинная ткань была рассмотрена со всех сторон, Барбара спросила:

— А как чувствует себя добрейший герр магистр? Прошли у него желудочные колики?

— Надеюсь.

И Катарина со смехом рассказала о горьком отваре, который она приготовила для Райхенбаха, упомянула и о своем желании работать в аптеке.

— Пока не вернется Иеронимус, — заметила Барбара.

Катарина проглотила комок в горле.

— Что это будут за праздники в нашем доме! Сначала выдадим Авэ за доктора Базилиуса, затем тебя за Иеронимуса. До чего же я рада… Но что с тобой, Катарина? Ты, кажется, совсем не весела?

— Вот вернется Иернимус, тогда… тогда и мне будет весело.

— Вернется, обязательно вернется!

Барбара взяла полосу тончайшего светло-коричневого сукна и обернула им плечи Катарины. Затем сняла со своей шеи массивную золотую цепь и надела ее на девушку.

— До чего же тебе все это идет, Катарина! Ты будешь красивой и гордой, как принцесса!— Она радостно захлопала в ладоши. — Но сначала я возьму тебя в помощницы — тебе надо научиться вести большой дом!

***

В доме художника Лукаса Кранаха дни пролетали быстрее, чем у магистра Райхенбаха. Ранним утром шумной гурьбой в мастерскую вваливались ученики и тотчас приступали к занятиям под присмотром самого майстера Лукаса или его сына Ганса.

Работы хватало всем. Катарина и Авэ приглядывали за младшими детьми. Хозяйка дома закупала все необходимое и управляла служанками на кухне.

Если в аптеке было много дел, Авэ помогала продавать лекарства, а Катарина — приготовлять микстуры и мази. С интересом прислушивалась она к тому, о чем говорили в мастерской художника. Находившиеся там картины мало кому из домашних попадались на глаза. Разве что кто-нибудь попросит майстера Лукаса вечером, когда он оставался в мастерской один, показать то или иное полотно и рассказать о нем.

— А это, фройляйн фон Бора, портрет нашего дорого курфюрста . Благодаря его помощи можем мы следовать учению доктора Лютера. Портрет почти готов, мне осталось лишь слегка «подстричь» шубу, — объяснял Лукас Кранах. Суровое лицо князя пугало Катарину, но глаза его смотрели спокойно и доброжелательно. Она знала: этот человек взял ее, беглянку, под свою защиту и отклонил все требования матери-настоятельницы и самого епископа фон Пфорта…

Пока при угасающем свете дня художник трудился над воротником шубы курфюрста, Катарина переходила от одной картины к другой.

— Не пугайтесь, фройляйн фон Бора! — воскликнул мастер, уловив боковым зрением, что Катарина приблизилась к деревянной доске с изображением водной нимфы. Доска эта была задвинута в самый дальний угол мастерской и полуприкрыта сукном. Но было уже поздно.

— Кто?.. Кто это, майстер Лукас?

— Это нимфа, дитя мое. Древние греки верили, что источники, ручьи и реки оберегают божества, похожие на прекрасных девушек.

Катарина облегченно вздохнула.

— Значит, это не настоящая женщина?

— Конечно нет, милая моя невеста Христова, — с улыбкой ответил художник, — конечно не «настоящая» женщина. Но некоторые «настоящие» женщины ничем не уступают этой красавице.

Катарина не решилась на дальнейшие расспросы и перешла к следующей картине. На ней была изображена молодая дама в богатом наряде, сидящая под высоким деревом. В руках она держала сосуд для масла. Ее прекрасное лицо излучало доброту, но при этом было очень серьезным.

— Это святая Магдалена с сосудом для миропомазания.

— Вы полагаете, майстер Лукас, что она была так хороша?

— Конечно, ведь она была большой грешницей.

И вновь Катарину охватило изумление. Внимательно вгляделась она в лицо изображенной на полотне женщины.

— Ну, на сегодня хватит, — заявил художник и отложил кисть в сторону.

Он вытер руки о суконную тряпку и окинул свою работу критическим взглядом. Катарина последовала за ним к выходу. На пороге она оглянулась. Белое тело нимфы светилось в темноте.

Как-то раз — дело было во время семейного обеда — майстер Лукас подмигнул сидящим напротив него Авэ и Катарине.

— В нашей семье уже есть две девушки благородного происхождения, а теперь нас навестит король!

И, довольный произведенным эффектом, погладил свою острую бородку.

— Вот какой значительный город наш славный Виттенберг!

— Настоящий король? — Маленький сын Кранаха, округлив глаза, глядел на отца.

— А на голове у него есть золотая корона? — поинтересовалась его сестренка.

— Боюсь, золотую корону он потерял по дороге, — рассмеялся майстер Лукас. Он беден как церковная мышь и будет рад сесть за стол фрау Барбары Кранах.

Этим же вечером в ворота дома громко постучали. Схватив в руки факелы, слуги выбежали на улицу. Майстер Лукас спустился в холл в широком черном плаще. Возле него, поблескивая богатой вышивкой, шедшей по вороту платья, замерла Барбара. Катарина и Авэ с детьми застыли за спинами хозяев.

С улицы, где дождь лил как из ведра, вошел крепкий молодой человек, одетый в темное. Лицо его было бледным, глаза блуждали по сторонам. Двое слуг увели лошадей на конюшню; затем в холле появился массивный и спокойный доктор Лютер — с его черных кудрей стекала вода.

— Добро пожаловать, ваше величество, в дом скромного бюргера! — поприветствовал короля Кранах и, обращаясь к Лютеру, добавил: — Входите поскорее, уважаемый герр доктор, а то на вас сухой нитки не останется!