Белый трибунал - Пола Вольски

Помоги ему. Тредэйн дрожал. Все равно все закончится одинаково. Так объяснил ЛиГарвол, но это не могло быть правдой, слишком чудовищная несправедливость, такого злодейства попросту не бывает. Сейчас он проснется и окажется дома, в мягкой постели…

Подписать лживое свидетельство или стоять и смотреть, как с отца заживо сдирают кожу.

Тред не сомневался, что выбрал бы его отец. Благородный ландграф ЛиМарчборг никогда не запятнал бы свою честь ложью, и он не вынесет, если это сделает его сын. Он предпочтет умереть под пыткой.

Но тут с Равнара сорвали еще одну полосу кожи, и он не сдержал крика. Твердое решение, которое казалось единственно возможным секунду назад, уже не казалось верным. Ужасающе беспомощный, мальчик стоял, глядя, как широкая кровавая лента растекается по телу отца.

— Пожалей его, — тихо уговаривал мальчика ЛиГарвол. Согласие криком рвалось из груди. Тред отвернулся. Один из стражников протянул руку, чтобы заставить его смотреть, но ЛиГарвол жестом остановил его.

Тихий стон ворвался в сумятицу его мыслей, и мальчик поднял взгляд. Рав, обессилев, повисла веревках. Ноги с плеском упали в воду, и вода забурлила, когда вся стая в аквариуме набросилась на добычу. Сквозь стекло Тред видел, как сотни бурых теней мечутся вокруг ног брата. Рав корчился, тщетно пытаясь подтянуть ноги, и кричал. Тредэйн кричал вместе с ним, умолял перестать, обещал все, что угодно, лишь бы они перестали.

По знаку судьи помощник повернул рукоять лебедки, и Рав, подтянутый вверх, беспомощно обвис над чаном. Вода и кровь стекали с его изодранных ног.

— Ты правильно поступил, избавив их от дальнейших мучений. Ты — их благодетель, — ЛиГарвол поманил мальчика пальцем, и стражник подвел Треда к столику, на котором лежали перья, чернильница и лист густо исписанной бумаги.

— Подпиши, — сказал судья. — Ну же, покончим с этим. Смысл документа был необыкновенно ясен. Тред без труда читал бумагу даже при таком тусклом освещении. Как он и ожидал, это было заявление, описывающее различные колдовские деяния, которым он, предположительно, был свидетелем в отцовском доме. Благородный ландграф ЛиМарчборг представал главой заговора, окруженным сообщниками, среди которых числились его старшие сыновья, благородный ландграф ЛиТарнграв и несколько слуг.

Сказки, Настоящий бред. При других обстоятельствах это было бы смешно.

Ну конечно, сейчас он проснется.

Тред изучал чудовищный документ. Ему было всего тринадцать, и он не знал, что делать. Он обратил растерянный взгляд на отца, и увидел, как Равнар, весь в багровых потеках, но в совершенстве владеющий собой, качнул головой.

Старший брат Рав? Висит без движения, жалкий, тощий и белый. Кажется, потерял сознание.

Зендин? Одной ногой отталкивает удава. Обе руки стиснуты на шее второго. Еще держится.

«Будь храбр и говори правду» , — прозвучал в памяти голос отца.

Тредэйн поднял голову и взглянул в глаза ЛиГарволу. Бросил бумагу на стол и объявил:

— Это все ложь.

— Это факты. Действительность. Детскому уму трудно постичь их, но отрицать невозможно. — Лицо судьи выражало суровую жалость.

— А я отрицаю. — Тредэйну хотелось кричать, он готов был расплакаться, как девчонка, но заставил себя хранить спокойствие. Он давно заметил, что сдержанность, как бы трудно она ни давалась, обычно убеждает лучше, чем крик, в особенности взрослых. Быстро просмотрев бумагу беглым взглядом, он повторил: — Все это выдумано. Этого никогда не было.

— Это было, — уверял его ЛиГарвол. — Быть может, ты пока в самом деле не можешь вспомнить. Человеческая память прискорбно несовершенна.

Тредэйн с изумлением понял, что этот человек полностью, непоколебимо убежден в своей правоте. Верховный судья верил в справедливость выдвинутых обвинений!

— Твоя память замутнена колдовством или ядовитыми зельями, — продолжал ЛиГарвол. — Ради твоего же блага призываю тебя побороть их разрушительное действие и вспомнить правду. Только в правде твое спасение, молодой ЛиМарчборг. Только истина дает нам надежду. Пойми, я хочу помочь тебе. Прими помощь, пока это еще возможно, воспользуйся ей, потому что хоть ты еще очень молод, это твой последний шанс. Поройся в памяти, припомни свои сны и видения. Просей воспоминания, собери всю волю и, поверь мне, ты найдешь то, что ищешь. Рано или поздно в твоем сознании проявятся слова или образы, похороненные ныне на его дне. Обрети истину, познай ее, и с чистой совестью подпиши это свидетельство.

Тред, на миг лишившись дара речи, обвел глазами зал, миновав взглядом невыносимое зрелище и уткнувшись глазами в безобидную голую стену. Потом он снова встретил горящий ожиданием взгляд верховного судьи и сказал в эти светлые, как у нечисти, глаза:

— Вы не увидели бы истины, даже если бы стали тонуть в ней.

Никто еще не говорил так с верховным судьей Белого Трибунала. Тред сжался, ожидая удара молнии, но молнии не последовало. Ужасное молчание казалось бесконечным.

— Тонуть… — в голосе верховного судьи, когда он, наконец, прозвучал, слышалось лишь суровое сожаление. — Не простая случайность заставила тебя выбрать именно это слово. Я пытался спасти тебя, но тщетно. Для тебя нет спасения. Да будет так. Младшего и любимого сына Равнара ЛиМарчборга ждет другая судьба.

Верховный судья чуть заметно склонил голову, и его подручные зашевелились. Тредэйна схватили и потащили к подножию грубо сколоченной деревянной лестницы. Подталкивая и волоча пленника, словно мешок с картошкой, его заставили подняться по ступеням на некрашеный дощатый настил, обрамляющий вершину огромного стеклянного цилиндра.

Еще один аквариум? Нет, внутри пусто, и по форме не догадаться о его назначении. Мальчика грубо столкнули с края настила. Он успел испугаться, пока летел, но тут же, невредимый, оказался на дне цилиндра. Ошеломленный и испуганный, он стал оглядываться. Сквозь прозрачную стенку ему был виден отец, сидевший всего в нескольких шагах и смотревший прямо на него. Какой ужас был в его глазах, так похожих на глаза Тредэйна…

Стражники и подручные столпились вокруг лорда Равнара. Верховный судья был тут же, его лицо выражало всепоглощающее внимание, губы зашевелились, но слов не было слышно. Равнар покачал головой, очень отчетливо, словно не замечая, что при каждом движении кожаный ремень все глубже врезается ему в горло.

Настойчивость палачей, сопротивление жертвы — немая сцена. Как Тред не напрягал слух, он не мог уловить ничего, кроме невнятного гула.

Что с ним сделают, если отец не поддастся? Недостойная мысль, презренная забота. Что бы ни случилось, думать нужно только о сохранении чести ЛиМарчборгов. Но мучительный вопрос неотступно вертелся в голове Тредэйна. Ему не пришлось долго ждать.