Воронье - Джордж Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну как же, мудак. Я стараюсь усыпить их бдительность.
— Хорошая идея. Ты же обаяшка. А я буду упырем.
Ромео не знал, что с ним делается, откуда все это пошло — может, из-за недостатка сна. Но Шон бросил на него обеспокоенный взгляд. Между ними было сорок ярдов, но все равно казалось, что они в упор смотрят друг на друга. Наконец Шон мягко сказал:
— О'кей. Я понял тебя. Слушай, я знаю, как это тяжело. То, что ты делаешь, это одинокая гребаная охота, и я просто восхищен, как здорово ты с ней справляешься. Но ты должен знать — я с тобой. Понимаешь? Я с тобой каждую секунду. Все, что нам нужно, — разобраться с этим делом; потом мы положим деньги в банк и отвалим, и все остальное будет чистой игрой, понял? Ты знаешь, чего я хочу? Я хочу уехать на Тринидад, как мы собирались, и, когда окажемся там, я открою больницу для бедных. Хорошо? Или сиротский приют, или что-то в этом роде. Мне этого хочется. Просто нести с собой эту долбаную любовь, где бы мы ни оказались. И пить ром «Куба либре», и иметь большой плавательный бассейн, и трахать симпатичных медсестричек, но одно я тебе обещаю — никогда не забуду ту храбрость, что ты проявил на этой неделе. Ты понимаешь?
— Догадываюсь.
— Я сказал тебе, что ты мне нужен, и ты оказался здесь. И все, что произошло потом, обязано только твоей храбрости. И я не забуду этого. Ты слышишь меня?
— Ага.
— Теперь ты в порядке?
— Ну да.
— Конец уже близок.
Когда он вернулся в дом, Ромео описал по городу еще один круг против часовой стрелки. По 17-й до Клио. Затем выехал на Белл-Пойнт, к Шелби и Мириам. Затем на запад по Чапел-Кроссинг до Алтамы-авеню, к Ванессе и Герберту…
«Может, Шон и прав, — подумал Ромео. — Может, у нас в самом деле все отлично».
«Я сказал тебе, что ты мне нужен, и ты оказался здесь».
В пятом классе, в Огайо, Ромео услышал, что ребята собираются под Вандермаркским мостом. Каждый из них швейцарским военным ножом вырезал себе на груди букву П. Они втерли порох в кровоточащие раны, чтобы эти отметки никогда не поблекли. Никто не знал, что означает это П. Он не был знаком ни с кем из этих ребят. Он просто знал, что хочет вступить в этот клуб.
Все школьные годы он был одержим этой мыслью. И в классе, и дома, сидя у телевизора, лежа в постели. «Я войду в этот клуб, и моя никчемная жизнь обретет высокий смысл. Я буду П. Что бы это ни значило. У меня будет эта отметка. У меня будут кровные братья, которые умрут за меня, а я буду счастлив умереть за них. Господи!»
Как-то днем он шел по Харди-стрит, направляясь домой из школы, и увидел лидера этого клуба, который в одиночестве шел ему навстречу. Ромео собрался с силами и храбро остановил его:
— Шон?
Тот посмотрел на него:
— Ну? — Он не имел представления, кто такой Ромео. — Что?
Эта встреча состоялась перед магазином Венди (в то время он располагался на углу улиц Харди и Пайн). Стоял октябрь, и ветер гонял желтые и коричневые листья.
«Скажи это», — подумал Ромео. Но не смог.
— Ничего.
Шон двинулся дальше.
— Подожди. Я хочу вступить… Могу я вступить в ваш клуб?
Шон повернулся:
— Что за клуб? Кто ты такой?
— В ваш клуб. Я пригожусь.
— Нет никакого клуба, — отрезал Шон. И добавил: — А если бы даже и был такой клуб, зачем ты нам нужен?
Ромео не нашел что ответить. В его голове не было ничего, кроме мольбы — только бы не расплакаться, пока Шон Макбрайд смотрит на него. Все остальное улетело вместе с хороводом листьев.
И Шон ушел.
Но через неделю или около того, когда Ромео возвращался из школы по Адамс-стрит, он увидел, что Шон Макбрайд ждет его.
— Скажи мне вот что. Допустим, был бы такой клуб. Что ты готов сделать, чтобы войти в него?
— Все, что угодно.
— Все, что угодно? Но почему? Откуда такое желание вступить в этот клуб?
— Не знаю, — признался Ромео.
— Вот оно как, мать твою, — сказал он. И ушел.
Но на следующий день, когда Ромео поднимался по Адамс-стрит, его ждал Шон в компании других ребят. Они подозвали Ромео. Он был испуган, но подошел:
— Идем с нами, — сказали они.
Они отвели его вниз, под Вандермаркский мост. На посвящение.
Обряд посвящения был таков. Ты должен был оставить свое дерьмо на куске картона и затем размазать его по лицу, как военную раскраску. Затем прыгнуть в реку и оставаться под водой не менее тридцати секунд. И тогда можешь считать себя членом клуба.
Ромео все это выполнил. Он размазал по лицу свой кал, прыгнул в ледяную воду, провел в ней не менее полуминуты и вынырнул, задыхаясь. Из ребят никого не было на месте. Его одежду они кинули в воду. Он подплыл к ней, преодолев течение, вытащил ее на берег, выкрутил и натянул на себя. Он замерз и тяжело дышал. Но он догадывался, что ребята прячутся где-то поблизости, подглядывая за ним и, взбираясь на мост, сдерживал слезы.
На следующий день в школе никто не называл его: «Эй, ты, как тебя там». Вместо этого все называли его «Морда в дерьме». Впрочем, Шон никогда не называл его так — он вообще не замечал его присутствия.
Следующие несколько месяцев Ромео обдумывал, как бы покончить с собой.
Но он никогда не плакал на людях, никогда не жаловался, ни на кого не настучал и терпел свое прозвище, пока в один декабрьский день к нему не пришел Шон.
В комнату Ромео вошла мать и сказала:
— Тут к тебе пришел приятель, — и он появился на пороге. Словно ударила молния и осталась на месте, потрескивая и искрясь.
Мама стала хлопотать вокруг Шона, предлагая пирожные и лимонад, а Ромео сидел, оцепенев. Но наконец она ушла, и Шон сказал ему:
— Слушай, мне очень жаль, что там, под мостом, я вел себя как последняя жопа. Все то дерьмо, что мы сделали, — это была не моя идея.
Ромео пожал плечами:
— Все хорошо.
— Ты проявил себя отличным солдатом.
Ромео постарался не выдать никаких эмоций.
— Мне нужна твоя помощь, — тогда сказал Шон. — Ты поможешь мне?
Дело было в том, что в клубе произошел некоего рода дворцовый переворот. Шон был смещен со своего поста лидера. Ромео пообещал помочь всем, чем только может. Он составил компанию Шону в Холлоу-парк, и они больше часа сидели в кустах форзиции, дожидаясь появления лидера мятежников. Когда тот наконец появился, они напали на него из засады. Сначала Шон пошел поговорить с ним, и, пока он вел разговор, Ромео подошел незамеченным, прыгнул на него и стал месить кулаками. Парень был куда крупнее его, но Ромео дрался, как раненый барсук. Шон схватил противника и держал его, а Ромео был просто вне себя от ярости. Он лягал его ногами, выкрикивал проклятия и махал кулаками, как ветряная мельница, — пока парень наконец не заплакал, обливаясь кровью, и не попросил прощения, но Ромео не мог остановиться, пока Шон не оттащил его.
— Иисусе, Ромео, — сказал он. — Да ты прямо с ума сошел, мать твою! Ты меня пугаешь. — Затем он сказал тому парню, у которого теперь вся рожа была в дерьме: — Вставай на колени и проси у меня прощения, а то этот Ромео убьет тебя тут же на месте.
Тот сделал что ему было сказано. Так был положен конец перевороту. Шон вновь обрел свою власть. И компания вернулась под его руку.
А Ромео — в знак признания его ценной службы — получил полноправное членство. На этот раз обряд посвящения был самым настоящим. В присутствии всех членов — включая и покрытую синяками жертву — он вырезал на груди букву П. Тайное название клуба было «Преданные», как объяснили ему, напомнив, что он будет убит, если когда-нибудь проболтается. После появления буквы грудь Ромео была обагрена кровью, и ему пришлось втирать порох в рану, отчего жгло, точно прижали раскаленным железом, и боль была просто невыносимой — но отныне и навеки это был лучший час в его жизни.
ПЭТСИ больше не могла терпеть. Напряжение достигло предела. По телевизору шла передача «Настоящие домохозяйки округа Канти», но они так верещали, что Пэтси не улавливала смысла их диалогов. Ее дочери по-прежнему нет дома. Она где-то с этим злодеем. Муж сидит за маленьким столиком в углу их комнаты и читает Писание, настолько углубившись в него, что со лба на страницы Библии падают капли пота. Они вызывали у нее отвращение. Джейс тем временем убивал троллей на своем компьютере, из которого раздавались постоянные вопли. Не в состоянии больше пребывать в этой компании ни секунды, она встала и, закрыв двери, поднялась в свою спальню, где легла в постель, прихватив с собой ноутбук.
Какое-то время она пыталась играть в тетрис по Интернету. Но у нее ничего не получалось.
Темнота сгущалась. Надвигалась гроза. Под ветром шелестели листья орешника. «Куда делась Тара? Почему она еще не вернулась? Моя девочка. О, это исчадие ада!
Если бы только я могла избавиться от этих мыслей».
Она вернулась в Гугл и в поисковой графе напечатала: «Вилла в Малибу».