Королева Виктория - Литтон Стрэчи

Судьбы короля Леопольда и его советника являют собой яркий пример замечательного различия человеческих амбиций. Желания человека удивительно многообразны; но столь же многообразны и средства, с помощью которых эти желания удовлетворяются: именно это и движет всеми земными делами. Точный разум Леопольда неудержимо стремился к королевскому владычеству. Просто власть его не привлекала; он должен быть именно королем — коронованным правителем. Но и этого было недостаточно; важно было, чтобы его признали; на меньшее он был не согласен. Величие, о котором он мечтал, сопровождалось всеми подобающими регалиями. Быть Величеством, породниться с монархами, сочетаться браком с Бурбонами из дипломатических соображений, переписываться с королевой Англии, быть очень твердым и очень пунктуальным, основать династию, замучить скукой посольских жен, достичь самой вершины и вести образцовую жизнь во благо народа — такие цели ставил он перед собой, и всех их фактически достиг. «Маркиз Peu-a-peu[11]», как называл его Георг IV, получил все, что хотел. Но этого никогда бы не произошло, если бы амбиции Стокмара не оказались в точности дополняющими его собственные. Власть, к которой стремился барон, ни в коей мере не была очевидной. Исполнение его самых сокровенных желаний происходило неявно и незаметно — он входил, незамеченный, сквозь потайную дверь, в самые сокровенные чертоги власти и, сидя здесь, спокойно дергал едва заметные нити, приводящие в движение колесо истории. Лишь очень немногие люди, занимающие очень высокое положение и чрезвычайно хорошо информированные, знали, что барон Стокмар очень важная персона: этого было достаточно. Удача хозяина тесно переплелась с удачей его слуги. Тайное мастерство барона дало Леопольду превосходное королевство; а Леопольд, в свою очередь, с ходом времени открывал перед бароном все новые и новые потайные двери.

Стокмар поселился во дворце отчасти как эмиссар короля Леопольда, но в большей степени — как друг и советчик королевы, которая была еще почти ребенком и, несомненно, сильно нуждалась в совете и дружеской поддержке. Было бы ошибочным полагать, что кто-то из этих двух людей преследовал вульгарные эгоистические цели. Король, безусловно, прекрасно понимал, с какой стороны намазан бутерброд; за всю свою наполненную неожиданностями жизнь он научился тонко разбираться в устройстве мира и готов был использовать эти знания для укрепления своего положения и расширения влияния. Ведь, в конце концов, чем тверже его позиция и чем шире влияние, тем лучше это для Европы; в этом он был совершенно уверен. И к тому же, он был конституционным монархом; а конституционному монарху совершенно не к лицу преследовать низкие или личные цели.

Что же касается Стокмара, бескорыстность, подмеченная Пальмерстоном, была, безусловно, основной чертой его характера. Как правило, все интриганы — оптимисты; но Стокмар, страдавший несварением желудка и мучимый мрачными предчувствиями, был по природе меланхоликом. А в том, что он был интриганом, сомневаться не приходится; и он, недоверчивый и раздражительный, плел интриги во имя добра. Во имя добра! Ради какой такой благородной цели можно плести интриги? К тому же, заниматься этим всегда опасно.

С Лейзен, наблюдающей за каждым ее шагом, со Стокмаром в соседней комнате, полным мудрости и искушенным в делах, с письмами дяди Леопольда, постоянно изливающими на нее поток ободрения, общих рассуждений и ценных советов, Виктория, даже если бы у нее не было иной поддержки, вполне обошлась бы без личного советника. Но иной источник поддержки все же существовал; и все остальные померкли перед новой звездой, которая внезапно взошла на ее горизонте и немедленно затмила все вокруг.

Уильяму Лэмбу, виконту Мельбурну, было в то время пятьдесят восемь, и он уже три года занимал пост премьер-министра Англии. С какой стороны ни взглянуть, его можно смело признать одним из самых удачливых людей мира. Родился он среди богатства, роскоши и власти. Его мать, очаровательная и умная женщина, была великой покровительницей Вигов, и он воспитывался как член этого замечательного сообщества, которое в последнюю четверть восемнадцатого столетия вобрало в себя сливки сложившейся за многие века аристократии. Природа наделила его красотой и разумом; неожиданная смерть старшего брата принесла богатство, звание пэра и возможность высокой карьеры. В столь замечательном окружении, даже не обладая достаточными способностями, трудно было потерпеть неудачу; а что уж говорить о нем — со всеми его талантами успех был просто неизбежен. Практически без усилий он достиг политических высот. К торжеству Вигов, он становится одним из ведущих членов правительства; и когда лорд Грей покинул кресло премьера, он спокойно занял вакансию. Но судьба была ласкова с ним не только в таких явных проявлениях удачи. Рожденный для успеха и легко его достигнувший, он был одарен столь тонкой натурой, что успех стал от него неотделим. Его разум, сочетающий гибкость с остротою, его темперамент, сочетающий спокойствие с чуткостью, позволяли ему не просто работать, но шагать по жизни легко и грациозно. В обществе он славился как прекрасный собеседник, интересный товарищ и очаровательный человек. Но, заглянув глубже, вы бы сразу увидели, что это необычный человек, что пикантность его речи и манер — доверительная загадочность, внезапные вопросы, праздность, бесчисленные клятвы — являли собой нечто большее, чем просто забавное украшение, и были внешним проявлением очень сильной личности.

Истинная природа этого человека практически не поддается точной оценке: она была сложной и неопределенной, где-то даже противоречивой. Внутренняя его история явно не соответствовала внешнему успеху. Всем, что имел, он был обязан своему рождению, а рождение его было скандальным. Было достаточно широко известно, что мать его безумно любила лорда Эгремонта и что лорд Мельбурн не был его отцом. Его брак, который, казалось, был венцом его юношеского обожания, оказался долгой, печальной и безнадежной неудачей: невероятная леди Каролина, «слишком утонченная, чтобы ей угодить, слишком сильная, чтобы ее выдержать, слишком смышленая, чтобы чему-то научиться, и слишком много думающая, чтобы иметь здравый смысл», почти что разрушила его жизнь. Когда, наконец, он вырвался из мучительного плена ее глупости, ее экстравагантности, ее ненависти, ее отчаяния и ее привязанности, он остался наедине с бесконечными воспоминаниями о трагедиях, сменяющихся фарсом, и с единственным слабоумным сыном. Но он был обязан леди Каролине и кое-чем еще. Пока, в безумном порыве обожания и следуя моде, она носилась с Байроном, он, со снисхождением, замешанным на цинизме, оставался дома и скрашивал свое одиночество чтением. Вот так он и приобрел привычку к занятиям, любовь к образованию и те широкие и точные познания в античной и современной литературе, которые столь неожиданным образом сформировали его интеллект. Страсть к чтению никогда его не покидала. Даже в бытность его премьер-министром он всегда находил время, чтобы прочесть все выходящие важные книги. Со свойственной ему непоследовательностью он сильно увлекался теологией. С прилежанием закоренелого студента он тщательно штудировал труды отцов Церкви, скрупулезно изучал тяжелые тома комментариев и толкований, и в самый неподходящий момент его можно было застать склонившимся над Библией. Дамам, которые ему нравились, он мог вручить какую-нибудь заумную работу об Апокалипсисе, испещренную заметками, сделанными его собственной рукой, или «Размышления об ошибочной трактовке иудеями раскаяния Марии Магдалины» доктора Ларднера. Наиболее набожные из них надеялись, что эти занятия наставят его на путь истинный; но в его послеобеденных беседах не замечалось ни малейших симптомов движения к праведности.