Возвращение к сыну - Люси Гордон

Гэвин вздохнул.

– Да, вы правы. Становится тяжело, когда думаешь о нем по прошествии всех этих лет. Думаешь о том, что мы могли бы быть вместе, о той возможности, которая у меня была... И все это кончается таким образом...

– Но ведь ничего не кончилось, – мягко сказала Нора. – Все только начинается. Нужно время.

Время. Это то, чем Гэвин не располагал. Он знал, что в эту минуту ему следовало быть в Лондоне. Он должен бороться за свой бизнес, чтобы вернуть себе то, что может. Но ему не удалось забрать с собой сына, и он не может оставить его здесь. Уехать сейчас – значит потерять надежду.

Сквозь туман в голове молнией промелькнула четкая мысль.

– Я действительно не пытался похитить его, – сказал он.

– Я знаю.

– Но я сделал бы это, если бы Питер захотел уехать со мной. Только... он не захотел.

Он старался произнести последние слова обычным тоном, но получилось иначе. Его тон был таким печальным, что Нора неожиданно взяла руку Гэвина и сжала ее. Он ничего не понял и похолодел, не зная, как ответить. Через минуту она убрала руку.

– Ребенок в таком возрасте нуждается в матери. Отец становится нужен позднее, даже мальчикам.

– А когда Питеру понадобился отец, то им представился другой человек, готовый сорвать куш, – устало сказал Гэвин. У него начинала болеть голова.

– Сорвать куш? У вас это звучит как лотерея.

– Не лотерея, а клад. – От боли его голос стал громче. – У вас нет своих детей, поэтому вы не знаете, что любовь ребенка может быть подобна найденному кладу. Вы тайно храните его, наслаждаетесь им, благодарите Бога за то, что он ниспослал его вам, и ненавидите всякого, кто пытается его украсть.

– Гэвин... – тихо сказала Нора, но он ее не слышал.

– И даже если вы теряете ребенка, вам кажется, что он все еще любит вас...

– Конечно, вы...

– Вы продолжаете мечтать об этой любви даже тогда, когда кажется, что все против вас. Потому что вы верите в эти загадочные узы между вами и вашим ребенком. Кажется, ничто в целом мире не может разорвать их. А потом у вас появляется возможность вернуть сына. Вы представляете себе, как это будет. Как он побежит к вам с криком: «Папа!» Вы обнимете его, и все те годы, пока вы были в разлуке, тут же забудутся. – Гэвин остановился и вздохнул. Нора молча смотрела на него. В ее глазах была жалость. – Но на самом деле получается все не так, – продолжил Гэвин. – Он к вам не бежит. Вы для него незнакомец, с кем он даже не разговаривает, а папой называет какого-то другого мужчину. И вы с этим ничего не можете поделать.

Он уронил голову на руки. Нора испуганно наблюдала за ним. Для нее было совершенно естественным успокоить любое обиженное существо, которое она встречала на своем пути. Но она знала, что у этого человека раны слишком глубоки, едва ли слова смогут их залечить. Ее переполняло желание обнять Гэвина и согреть его своим теплом. Она поступала так раньше с животными, у которых было что-то не в порядке. Она держала их около себя часами, гладя их, шепча им ласковые слова до тех пор, пока они не засыпали у нее на руках. Она изо всех сил сдерживала себя, чтобы не поступить так же и с Гэвином.

Он – не животное. Он колючий, сложный человек, который, она знала, оттолкнет ее при первом же признаке жалости.

– Нет, – наконец сказала она, – здесь вы ничего не можете поделать, нужно только ждать и дать Питеру вернуться к вам, когда наступит время. А если вы будете торопить его, вы потеряете сына. Как я уже говорила, нужно время, но... вы ведь не привыкли быть терпеливым?

– Вещи, которые я хотел иметь, никогда не доставались мне терпением. Это не способ достичь чего-либо в жизни.

– Но это единственный способ, пригодный для Питера. Он постоянно за вами следит, ожидая прорыва, – точно так же, как и вы. Помните, как он отреагировал, когда вы сказали о цветах?

– Да. Это вселило в меня надежду. Смех, да и только.

– Совсем нет. Продолжайте надеяться. Но помните, что он всего лишь ребенок и сейчас ему надо с очень многим справиться. Оставьте свое эмоциональное давление на него.

Он рассеянно смотрел на нее.

– Почему вы мне все это говорите? Мы же по разные стороны баррикад.

– Я на стороне Питера. А вы?

– Конечно.

– Тогда мы на одной стороне. – Она забрала у него бутылку. – Не пейте больше эту гадость. Ложитесь спать. Вам нужно выспаться. – Она потрогала его махровый халат. – Какой мокрый...

– Я надел его сразу после душа.

– Чем скорее вы его снимете, тем лучше. – Она посмотрела на него и впервые поняла, что у него под халатом ничего не было. – Наденьте пижаму.

– Вы говорите со мной как няня, – пожаловался он.

– Мне кажется, я и есть няня. За вами нужно присматривать, иначе вы простудитесь после столь долгого пребывания под дождем. Не ложитесь в этом мокром халате.

– Хорошо, – он запахнул полы халата, – я переоденусь, как только вы уйдете.

– Не забудьте. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Когда Нора ушла, Гэвин закрыл глаза, стараясь найти в себе силы встать и переодеться. Перед глазами все плыло, и к тому же болела голова. Руки и ноги стали тяжелыми, как свинец, но он знал, что не имеет права заснуть в мокром халате. Ему слышался ее голос: «Наденьте пижаму». Как она любит вмешиваться!

Но она была также доброй и мягкой, и это его успокоило. Как няня... или как мама. Его мать умерла очень давно, он почти ее не помнил, но был уверен4 что она именно так заботилась о нем.

А предположим, что это всего лишь трюк, чтобы навредить ему? Лучше быть осторожнее. Но все же не хочется думать о ней плохо.

Гэвин открыл глаза и тут же закрыл их. Он только минутку полежит, чтобы собраться с силами, потом встанет и переоденется. Подушка под щекой была божественно гладкой. Только минутку... всего минутку...

Он спал.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Гэвин проснулся, потрясенный воспоминаниями прошлой ночи. Бренди одурманило его. Но теперь, к своему ужасу, он ясно вспомнил, как Нора пришла к нему в комнату, держала его за руку, слова ее убаюкали его до такой степени, что он потерял бдительность.

Может быть, она сделала это неумышленно, подумал он, пытаясь быть справедливым. Возможно, он сделал это сам, но результат был тот же. Он позволил ей проникнуть ему в душу, заглянуть под панцирь сдержанности и скрытности, что было его единственной броней. Она обнаружила его слабость. Как бы она ни сострадала ему, все это было лишь на поверхности, в глубине души они все еще оставались противниками. Он попал под ее обаяние, как павший духом мальчишка. Ему стало стыдно.

Откинув одеяло, он сделал открытие, удивившее его еще больше. Он был в пижаме. Перебирая в голове все события прошлой ночи, Гэвин не мог никак вспомнить, что надевал ее. Последнее, что он помнил, – это то, как он лег в постель в сыром халате. Но халат исчез.