Полное собрание сочинений. Том 23. Лесные жители - Василий Песков

Все мыши – существа симпатичные (непонятно, почему так боятся их дамы). Но репутацию этому шустрому народцу портит способность, обретаясь возле людей, покушаться на съестные припасы. («Не столько съедят, сколько попортят», – говорила моя бабушка, запирая на ночь в чулане кошку.)

Мышь-малютку, теперь известно, можно встретить в хлебном стогу, в амбаре или сидящей на стебле пшеничного колоса, обернув его хвостиком. Но я ни разу не слышал, чтобы эту крошку кто-нибудь обругал. Возможно, причина этого – крайняя малость мыши. «Наперсток с хвостом», – говорил мой приятель. И еще потому, что все же нечасто она попадается на глаза и всегда удивляет увидевшего. Подозреваю, сам я видел малютку, но принимал не за взрослую мышь, а за «ребенка», еще не успевшего вырасти. Подтверждает это недавняя встреча с немаленьким царством милых созданий.

Но сначала соберем в букет все восхищения мышью. Во-первых, очень красива – рыжевато-бурая с белым брюшком. Сразу внимание на себя обращают острая мордочка и гибкий послушный хвост, помогающий мыши взбираться на ветки кустов, на тростниковые стебли и даже на стебли хлебных колосьев. Испуганная, она прыгает вниз «без парашюта» и немедленно резво скрывается – поймать ее стоит большого труда. Не боится малютка воды и хорошо плавает. Кормится, как все мыши, семенами злаков и диких трав, но ловит и насекомых. Зиму проводит под снегом. Если холодно – спит, потеплело – принимается за еду, что побуждает делать заготовки на зиму.

Брема особо очаровало жилище мышки. У ее более крупных сородичей это обычно норка, ведущая в подполье, а в лесу и на пашне – земляное убежище. Малютка же, как птица, строит гнездо над землей – на ветках кустов и всякого рода стеблях. По незнанью ее домишко и принимают за птичий, причем сооруженный очень искусно. Среди птиц есть особые мастера-гнездостроители, например африканские ткачики или наша синица ремез. Так вот, в умении строить жилища малютка мышь, лишенная клюва, ставится в ряд птиц-мастеров. Постройки ее (уже опустевшие) встречал я не раз. Представьте узкий длинный лист тростника. Мышка его протаскивает через гребешок острых, как иглы, своих зубов. И в ее лапках оказываются прочные податливые нити. Из них она и строит гнездо, переплетая их так умело, что образуется легкий и прочный шар с боковым лазом в него. Сунув в шар палец, чувствуешь прочную мягкую «штукатурку» из пуха болотных растений и ворсинок с сережек ивы.

На тонком прутике этот акробат лазанья чувствует себя вполне уверенно.

Сооружение это следовало бы назвать родильным домом, ибо оно покидается, как только восемь или девять мышаток, в самом деле похожих на наперстки с хвостами, станут способными видеть, двигаться и кормиться. До этого мать, покидая на время гнездо, заплетает растительными волокнами лаз в него так, чтобы мышата ненароком не выпали.

За лето и осень мама-мышь приносит три выводка. Растут мышата скоро, и наступает момент, когда мамаша весь выводок сразу выводит на свет. Сей процесс много раз видел наблюдательный Брем. Дадим ему слово.

«Это одна из самых привлекательных семейных картин из жизни млекопитающих. Как ни ловки уже молодые мышата, они еще нуждаются в некотором обучении и очень привязаны к матери, перед тем как начать самостоятельную жизнь, полную разных опасностей. Вот одна из малюток взбирается по одной, другая по другой соломинке, третья писком просится к матери, четвертой хочется молока, пятая чистится, шестая уже нашла зернышко, держит его передними лапками и пытается грызть… Центром всего является добродушная и умелая мама. Она наблюдает и охраняет сообщество, с которым скоро расстанется».

А теперь о недавней встрече с нашей героиней, да не с одной, а с целым царством мышей-малюток на одном из неубранных кукурузных полей. В декабре из Рязани мне позвонил друг: «Помнишь, говорили о маленькой мыши? Приезжай, увидишь их сколько угодно».

Километрах в двадцати от Рязани, у поселка Жилые Дома, то ли забыли, то ли поленились убрать кукурузу с довольно большой полосы. Желтые стебли ее унизаны были початками зерен и шуршали на ветерке. Уже недели четыре стояло пугавшее всех тепло. «Середина декабря, а вороны начали строить гнезда, ямщиком по-весеннему свистит поползень, ухают по ночам совы, началось сокодвижение у берез», – сообщил накануне приятель из Окского заповедника. Неурочное тепло, возможно, и стало причиной скопленья мышей в кукурузе, но только мышей-малюток, умевших лазать вверх по стеблям. Скопление это было замечено: по желтым зарослям кукурузы ходили с фотокамерами трое подростков. И мы тоже с ходу начали фотографическую охоту.

Мышей можно было увидеть повсюду – темными шариками они пробегали у нас под ногами. Но поймать бегунов было трудно. «Откуда берутся?» Друг, улыбаясь, поманил меня пальцем и показал глазами на упакованный в жухлые листья початок. Чуть отвернув один лист, я увидел в уютном убежище мышь. Ее застали мы за обедом – половина янтарных зерен початка была уже съедена. Из-под протянутой к ней руки мышка прыгнула сверху и была такова. Вторая попытка поймать окончилась так же. Тогда тактику мы изменили. Заметив «жилой початок», подносили снизу к нему пакет из пластика, и мышь прыгала прямо в него. Таким образом наловили мы десятка три едоков и стали пробовать их снимать, усаживая на кукурузные стебли, на сухие прутья полыни. Глянув сверху на землю, большинство пленниц без колебания прыгали вниз и исчезали в «кукурузном лесу». Сажали очередную. Некоторые оглядывались, обезопасив себя от паденья обернутым хвостиком на присаде. Других привлекал блестящий глаз фотокамеры. Объектов съемки было сколько угодно, но пленка имеет свойство кончаться, и мы выпустили маленьких пленниц на волю…

Декабрьский день короток. Бредем к машине, обсуждая увиденную картину. Откуда они появились? Сбежались с большого пространства? Но как узнали об обилии корма, поглощать который к тому же можно было, прячась в футляре початка? Скорее всего, теплая осень, перешедшая в теплую зиму, дала возможность при обильной еде дать лишний обильный приплод мышиному царству.

Что стало с мелким народцем, когда пришли морозы со снегом? Ничего плохого, скорее всего, не случилось. Но если прознали о кукурузном клондайке лисы и кошки из ближайшей деревни, мышиному царству, конечно, пришел конец. Случайные вспышки численности животных сама природа и укрощает.

• Фото автора. 29 марта 2007 г.

Таежный тупик: рубеж ухода

В марте я получил письмо из Ишима. «В. М., вам интересно будет узнать, Лыковы, о которых вы пишете, – выходцы из наших мест. Деревня Лыково до сих пор сохранилась, есть и свидетельства жизни тут староверов. Приезжайте!»

Я вспомнил беседы с главой семьи Лыковых Карпом Осиповичем. Он говорил: «Мы родом из-под Тюмени. Был там округ Ялуторовский, там наши предки образовали сельцо. Потом утекли они к Енисею. Мы с женою родились уже в этих местах».

Надо ли говорить, с каким интересом я ехал в «тюменские земли». И вот последний участок пути. Машина бежит по мартовской лесостепи. Черноземные пашни, островками – леса.

У поворотного столба нас ожидали. А приветствовал глава земледельческого предприятия обрусевший немец Альберт Альбертович Гольцман. На вопрос, чего не захотел в Германию, засмеялся: «Мне и тут хорошо. Съездил туристом. Дней через десять сердце заныло: домой, домой! У нас тут вольно, просторно». По дороге узнаем: несколько сел, Лыково в том числе, объединились в земледельческое предприятие, вполне благополучное по нынешним временам. Везде есть работа. В хозяйстве четыре десятка автомобилей, несколько комбайнов, более трех десятков тракторов. «Развитие продолжается. Собираемся на пробу купить американский трактор «Джон Дир». Наверное, слышали о такой марке?»

И вот оно, Лыково. Большие приземистые дома, характерные для полустепного ветреного края. Из труб идет дым – первый признак, что село живо. Во дворах коровы, овцы, куры. У десятка домов «тарелки» телевизионных антенн. Бегают ребятишки, собаки вертят хвостами возле машины. В селе семьдесят дворов, более сотни жителей.

Нас особо интересует край Лыкова, примыкающий к речке. Возле моста осматриваемся. С этого места начиналось селенье, основанное староверами, пришедшими сюда предположительно в конце XVII века. Места в то время были тут дикие, почти безлюдные, пришельцам, «утекавшим от мира», они понравились.

На повороте в деревню.

Исторический край селения у реки.

Имеет смысл освежить в памяти то далекое уже время. Церковные реформы честолюбивого патриарха Никона, которого поддержал царь Алексей Михайлович – отец Петра I, взбудоражили православный мир, разделив его надвое. Великие страсти заставили старообрядцев покидать родные места и селиться в лесах на севере. Вождей раскола, яростно защищавших старую веру, власть подвергла гоненьям. Неистовый протопоп Аввакум, сосланный в припечорский Пустозерск, был сожжен. На картине Сурикова «Боярыня Морозова» мы видим еще одного протестанта. Боярыню на дровнях везут в Боровск, где она была посажена в яму и в ней скончалась.