История России с древнейших времен. Книга VIII. 1703 — начало 20-х годов XVIII века - Сергей Соловьев

Матвеев не мог быть покоен, ослушавшись царского указа, но, к счастию, он скоро был выведен из беды: сам ратпенсионарий заговорил с ним о возобновлении посредничества. Матвеев поспешил отвечать: «Если швед признает Штаты за посредников и Штаты сами будут ходатайствовать об этом мире у его царского величества и предложат о том мне здесь, то, без сомнения, великий государь не изволит им отказать». Матвеев усмотрел пенсионария зело удовольствована и догадался, что Штаты вызвались снова к посредничеству из боязни, чтоб этой роли не взял на себя король французский; потому что пенсионарий выдал себя, спросивши тут же у Матвеева: «А что, французский министр еще живет при дворе вашем и что слышно о делах ваших с ним?» Матвеев отвечал, что ничего не знает. При разговоре присутствовал и вице-адмирал Крюйс, который приезжал благодарить пенсионария за данное наконец Штатами согласие на принятие в голландскую службу 1000 русских матросов. Матвеев давал знать, что это согласие получено «чрез великие труды» его, Матвеева, и Крюйса, который неотступно домогался его у амстердамского адмиралтейства, и если б не это адмиралтейство, то конечно бы Штаты других провинций не согласились.

Предложение посредничества было сделано именно только с целик) ослабить подозреваемое французское влияние в России. Витзен прямо говорил Матвееву, что напрасно царь держит французского резидента в Москве: это шпион, который доносит обо всем не только своему двору, но и шведскому. Головин писал Матвееву, чтоб тот старался распалять злобу англичан и голландцев против шведа. Матвеев отвечал: «Неоплошно радею и, сколько могу, всеми силами на то простираюся. Хотя Англия и Штаты, ведая внутреннее случение шведа с французом, душевно к нему злобны; однако же при нынешней своей жестокой войне опасаются его раздражить, чтоб он, швед, явственно отлучась от них, не вступил в новый союз. Только я ныне на всякую неделю уставил быть в своем доме собранию всем здешним первым господам и госпожам для собрания и забавы картами и иных утех, чтобы теми мог способнее, угождая им, в тех вышесказанных делах лучший способ к пользе и воле монаршей учинить, хотя мне и со многим убытком на всякой день тот их прием к себе станет».

Но вечеринки посланника для первых господ и госпож никак не могли искоренить в голландцах подозрения насчет усилия России на прибалтийских берегах. Матвеев писал, что он узнал секрет: Англия и Штаты чрез своих министров домогаются тайно у датского двора, чтоб тот не вступал в крепкий союз с русским царем, ибо если царь укрепится в Ливонии и Балтийское море будет за ним, то не только Москва пресечет английскую и голландскую торговлю, но и самой Дании будет грозить постоянная опасность. Ратпенсионарий был постоянно на шведской стороне против России и на домогательства Матвеева, чтоб Штаты объявили себя против свержения Августа II с польского престола, сказал: «Ваш государь сколько тысяч денег своих передавал королю польскому, а тот истратил их на пустяки». Пенсионария надули, по выражению Матвеева, посланники прусский и ганноверский, великие во всем России неприятели. Вместе с, пенсионарием против России, за Швецию был и знаменитый герцог Марльборо, о котором Матвеев писал: «Боюсь, чтоб он, случась с министром шведским, прусским, ганноверским и пенсионарием, пакости в нашем деле какой не учинил». Для предупреждения пакости Матвеев просил Головина прислать подарки «здешним надобным особам: истинно без того великие нахожу трудности здесь во всем. Голландцы все трусят перед шведом, будто подданные его, а Мальбург довольною мошною денег от стороны шведовой, конечно, ослеплен». В апреле Матвеев имел свидание с Марльборо и прямо сказал ему: «Англия и Голландия по какой нужде шведа имеют за всесветного монарха, его опасаются во всем и всегда и ничем противным не нудят к честному примирению, всегда все делают как его послушники, а он, видя то, ни во что их ставит и пуще в гордые вступает несклонности». «Что же делать? — отвечал Марльборо. — Мы очень хорошо знаем о пересылках шведа и польского примаса с Францией насчет свержения короля Августа и возведения на его место принца Конти; знаем, что швед Фабрициус отправлен в Константинополь, чтоб там вместе с французским посланником возбудить Порту к войне с Россиею; все мы это знаем, но, будучи заняты французскою войною, не можем начать войны с Швециею. Королеве осталось одно: послать строгие указы к своему министру-резиденту при шведском дворе, чтоб тот, вместе с голландским министром, неотступно радел о примирении польских междоусобий и о всеобщем мире в северных странах. Если швед останется и теперь при прежнем своем упорстве, то Англия будет с ним поступать неприятельски, и при этом мы вместе с Штатами больше всего боимся за нашего союзника цесаря: если швед на нас рассердится, то вступит в явный союз с Франциею и, соединясь с курфюрстом баварским, нападет на Силезию и Австрию». В конференции, которую имел шведский посланник в Гаге с голландскими правителями, те спросили его, зачем Карл XII хочет свергнуть с престола польского короля! «А зачем вы сами, — отвечал посланник, — согнали с престола английского короля Иакова и теперь хотите согнать с испанского престола герцога Анжу!» В той же конференции посланник объявил, что царь сделал его королю мирные предложения чрез прусского министра-резидента в Москве, требует себе от Швеции только одной морской пристани и больше ничего, но Карл XII об этом и слышать не хочет, потому что от русской пристани на Балтийском море не только Швеции, но Англии, Дании и Голландии будет большое препятствие в торговле. Это, разумеется, заставило Матвеева внушить голландцам, что от русской гавани на Балтийском море им могут быть только одни выгоды и что маленький русский флот назначается только для обороны этой гавани, а не для утверждения русского владычества на морях. Матвеев писал Головину: «Чтоб заключить торговый договор с Англией и Голландией и на Балтийском море установить с ними вечную и прибыльную торговлю — неусыпные труды и радения прилагать буду у Штатов и министров английских и стану всячески искать случая, каким бы мог способом в те дела порядочно и честно вступить к полезному совершенству; только такое великое дело требует своего благовременного часа и некоторого обождания, а вскоре переломить того у них нельзя и нечестно будет».

Матвеев толковал о том, как бы порядочно и честно вступить в дело. Паткуль считал Матвеева неспособным дипломатом и имел другие взгляды. Паткуль дал знать Матвееву, чтоб он вошел в сношения с датским посланником в Гаге по весьма важному делу. Дело состояло в том, что Паткуль писал датскому посланнику, обещая переводить в Гагу деньги для задаривания голландских правителей и побуждения их к войне с Швециею. «Вам, моему государю, известно подлинно, — писал Матвеев Головину, — что здесь разве малыми какими потешками, винами или другими вещами, частыми и богатыми обедами довольствуются, а на денежные дачи, хотя бы горы золота им были предложены, никак не польстятся. Государи присылают им подарки, но это считается за простую учтивость, а не за посулы, и если я стану сулить им деньги, то явлюсь в их глазах бездельником и запятнаю свой высокий характер. Другое дело — предложить Штатам или королю датскому большую сумму денег, чтоб они за эти субсидии объявили войну Швеции, а если кого можно подкупить, то это фаворита королевы английской Мальбурга, чтоб он был весь на нашей стороне, и если Англия согласится на шведскую войну, то здесь будут этому очень рады».

Постоянно следя чрез Голицына и Матвеева за Австриею, Голландиею и Англиею, хлопоча о том, нельзя ли от этих держав получить какой-нибудь помощи или по крайней мере удержать их от подания помощи шведам, Петр не хотел оставить без внимания и враждебной им Франции. В Париже с 1703 года жил дворянин Постников, без посланнического, однако, характера. К нему пересылались из России известия о победах царских войск над шведами; эти известия Постников переводил на французский язык и передавал министру иностранных дел, который показывал их королю. Но одними известиями о военных успехах Постников не довольствовался; он писал Головину: «Извольте приказать присылать ко мне сюда краткие выписочки указов, обновления законов и иных новоизобретенных распоряжений к лучшему управлению, которые его величествие, хотя и воинскими отягчен делами, изволит повелевать публично объявлять, яко истинный отечествия и народа своего отец, понеже здесь все хотят радостно знать не только всеславное начинание воинских отправлений по сухому и морскому пути, но и доброе и сладкое управление, которым сей присно хвалительный суверен начальствует над тако многочисленными народами. Извольте кому приказать особливое иметь попечение собирать из приказов указы и присылать ко мне, которые будут ведомы во всей Европе для славы его царского величествия и нашего отечествия, а наипаче извольте пожаловать прислать ко мне подлинное описание флоты нашея, сколько кораблей сделанных и которые делаются и проч. Таковым бо славным делам его величествия весьма надобно ведомым быти при сем славном дворе и написательным единым языком, которым едва не вся говорит Европа».