Банда 2 - Виктор Пронин

— Вот именно, — улыбнулся Пафнутьев. На улице его встретил дождь. Мелкий и плотный, он мягко шуршал в желтой листве деревьев, обещая скорые холода. Пафнутьев постоял под навесом подъезда, поднял воротник плаща и побежал к поджидавшей машине. Пока он разговаривал с Сергеем Николаевичем, ее крыша уже успела покрыться большими красноватыми листьями клена.

Общение с китайцем Чаном научило Андрея многому, в том числе — чувствовать себя спокойно и уверенно не только на улице или в ночной электричке, но и в самых неожиданных житейских положениях. Назревающий скандал, затухающая драка, оскорбления, которые выкрикивают прямо в лицо, стараясь задеть больнее — везде он оставался невозмутимым или, точнее, у него хватало сил сохранять невозмутимость.

— Человек может тебя обидеть только в том случае, если ты сам обидешься на него, — говорил Чан. — Человек слаб и злобен, и не все его слова надо слышать.

— Что же, молчать? — спрашивал Андрей.

— Да. Молчать.

— Но он меня оскорбляет!

— Если ты идешь мимо забора, а там беснуется и лает на тебя собака, ты что же — остановишься, станешь на четвереньки и начнешь отвечать ей лаем? — улыбнулся китаец. — А завтра козел тебя боднет, а послезавтра ворона уронит на тебя свой помет...

— Но это же животное, птица!

— А ты можешь сказать, где кончается животное и начинается человек? Где кончается человек и начинается птица? Я этого сказать не берусь. Но знаю твердо — пока молчу, я человек.

И Андрею ничего не оставалось, как согласиться.

Вернувшись в свой город, он заметил за собой одну особенность — стал иначе относиться ко времени. Раньше он не мог стоять в очереди, не мог заставить себя потерять даже несколько минут на ожидание, пока кассирша выбьет чеки трем-четырем покупателям. Его терзала и мучила сама необходимость вынужденного бездействия, казалось, уходит впустую лучшее его время, уходит жизнь, уплывают надежды чего-то достичь, что-то совершить. Жизнь представлялась бесконечным и безостановочным стремлением к чему-то, и он готов был прилагать все усилия, чтобы его движение не останавливалось ни на миг, потому что в самом движении уже был и смысл, и цель. Он стремился к Свете, мчался к ней на мотоцикле, потом торопился домой, в ремонтную мастерскую, на заправочную станцию, а обнаружив, что уже глубокая ночь, на бешеной скорости, по безлюдным улицам, темным пригородам добирался домой, обессиленный падал в кровать и вскакивал утром, снова готовый к скоростям, километрам, встречам...

Теперь многое изменилось. Он почувствовал смысл и даже наслаждение от собственной неторопливости, смиренности. Андрей ждал Пафнутьева в коридоре прокуратуры уже третий час и в какой-то момент поймал себя на ощущении, что ему нравится само ожидание. Он сидел неподвижно, забившись в полутемный угол на повороте коридора, не проявляя ни малейших признаков нетерпеливости, раздраженности. Неподвластное время текло словно огибая, омывая его, дыхание было ровным, сердце билось спокойно и размеренно.

Несколько раз к нему обращалась секретарша, Пробегая мимо по коридору — сама, казалось, изнуренная его ожиданием. День был неприемным, в коридоре кроме Андрея никого не было, а одинокое ожидание, видимо, казалось ей особенно гнетущим.

— Все нормально, девушка... Все хорошо. Я подожду. Мне некуда больше следить.

— И некого больше любить? — рассмеялась на ходу секретарша.

— Да, — кивнул Андрей без улитки — Некого.

— Не верю!

— Что делать, — Андрей чуть шевельнул ладонями в незаконченном жесте. И голос его был так спокоен и искренен, что смешливая секретарша не осмелилась продолжать шутливый разговор, почувствовав, что затронула что-то важное.

— Если я что-то не так брякнула, вы уж не имейте на меня зуб, — пробормотала она, пробегая в очередной раз по коридору.

— На вас? — улыбнулся Андрей, и она почувствовала себя прощенной. — Никогда!

Наконец, появился Пафнутьев. Он на ходу заглянул в один кабинет, во второй, что-то сказал, произнес какие-то слова, явно начальнические, хотя его тон приказным назвать было трудно. Не привык еще Пафнутьев командовать, отдавать распоряжения и указания. Когда он подошел к своему кабинету, Андрей молча стал перед ним.

— Здравствуйте, Павел Николаевич, — сказал он.

— Вы ко мне? — удивился Пафнутьев.

— Я — Андрей. Я звонил вам недавно...

— Андрей? Звонил? Что-то было... О! Старик! — Пафнутьев обнял его, ввел в кабинет, закрыл за собой дверь. — Ну, давай, садись, рассказывай!

— О чем рассказывать?

— Да это у меня поговорочка такая... Следственная. Садись, рассказывай. Но ты в самом деле садись..

— Вас с повышением можно поздравить?

— Можно поздравить, можно не поздравлять... И поздновато, и не с чем особенно... Вот видишь, как на наших с тобой событиях в прошлом году я возвысился? — Пафнутьев обвел взглядом довольно унылые стены своего кабинета. — Отдельную камеру выделили, телефон поставили, машину дали...

Андрей осмотрел кабинет, но ни на чем взгляд его не задержался, ничто не привлекло внимания. Или же, что скорее всего, ничего не отразилось на его лице.

— Понятно, — сказал он, присаживаясь к столу. — Все это отрабатывать придется, верно?

— Уже приходится, старик!

— Тогда я вам не помощник... Хотя за мной, конечно, должок остается.

— Если остается — отрабатывай, — рассмеялся Пафнутьев, падая в жесткое кресло с подлокотниками.

— Готов, — Андрей исподлобья, настороженно глянул на следователя.

— Это хорошо. Это разговор.

— Прошлый раз вы обещали кое с кем разобраться... Что-нибудь удалось? Состоялось?

— Виноват. Оплошал, — Пафнутьев беспомощно развел руки в стороны. — Не разобрался.

— Ни с кем?

— Ни с кем, — кивнул Пафнутьев.

— Случай не подвернулся? Возможности не было? Желание пропало?

— Ну ты, старик, даешь.,. С тобой не забалуешь... Случай, спрашиваешь... Не подворачивался случай, тут ты прав. Возможность? И возможности не было. Желание... Тут я перед тобой чист — желание осталось.

— Тоже ничего... Хоть что-то, — Андрей поднялся. — Повидались, Павел Николаевич, спасибо, что не забыли... В случае чего — звоните. Авось, пригожусь, — Андрей протянул руку для прощального пожатия. Но Пафнутьев своей руки не протянул. Молча смотрел на гостя из-за своего стола — что тот еще скажет, что еще выкинет. Потом поднялся, оглянулся на стол — не осталось ли чего важного, на ходу подергал ручку сейфа и уже возле двери обернулся.

— Пошли... Проведу тебя немного.

Дождь перестал и в городе сгустился легкий осенний туман. В ста метрах домов уже не было видно и только по серым контурам угадывались кирпичные громады. В мелких лужах на асфальте плавали листья, машины шли медленнее обычного, с зажженными подфарниками, в городе стало заметно тише, звуки словно вязли в густом тумане. Пафнутьев и Андрей некоторое время шли молча, постепенно удаляясь от прокуратуры и только свернув несколько раз, скрывшись от неизвестного наблюдателя, который, возможно, следил за ними, перебросились несколькими словами.

— Куда идем? — спросил Андрей.

— Есть тут одно приятное местечко... Недалеко. Выйдя на площадь, они свернули к скверу, прошли по пустынной аллее и, наконец, Пафнутьев остановился, приглашающе показал на скамейку недалеко от трамвайной остановки. На ней, видимо недавно кто-то сидел — осталась газетные листы.

— Прошу, — сказал Пафнутьев. — Я здесь когда-то целый час тебя ожидал... Как потом выяснилось, под прицелом хорошей штуковины, помнишь?

— Помню, — сказал Андрей, садясь и плотнее запахиваясь в плащевую куртку. — Кстати, а где эта штуковина? Цела?

— Уже понадобилась?

— Пока нет...

— Но заскучал по ней?

— Не знаю... Но лучше, когда она под рукой.

— Понадобится — скажешь.

— И маслины есть?

— Пришлось похлопотать.

Разговор продолжался в том же духе, немного странный разговор — Пафнутьев вроде бы отвечал на вопросы Андрея, тот тоже не отмалчивался, но в то же время посторонний человек, даже догадавшись о чем идет речь, ни за что не смог бы установить их отношение к той самой штуковине. Не прозвучало в разговоре ни явного подтверждения чего бы то ни было, ни прямого отрицания. Вот спросил Андрей про штуковину, цела ли, дескать? Что ответил Пафнутьев? Да ничего. Просто уточнил — понадобилась? И от ответа ушел, и дал понять — цела штуковина, в надежном месте, и все, что к ней требуется, тоже есть в наличии. А Андрей понял — не исключает Пафнутьев, что штуковина понадобится, не исключает и применения ее по прямому назначению.

— Где нашлись маслины-то? — спросил Андрей даже не надеясь на ответ, потому что знал — на подобные вопросы не отвечают.

— При обыске... В одном кабинете. Целая коробка.

— Тогда же?

— Да.

— Это хорошо, — Андрей зябко повел плечами, поднял капюшон куртки. — Как будем жить дальше, Павел Николаевич?