Безумец и его сыновья - Илья Бояшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И школяры видели все это своими глазами.
Повзрослевший Строитель, который отличался уже от сверстников рассудительностью и серьезностью, поглядел однажды на пьяного храпящего батьку – тот раскинулся на овчине и пускал тяжелые ветры, да такие, что рядом с ним никому нельзя было стоять.
Строитель молвил Книжнику:
– Он бросил нашу мать! Даже не построил ей избу, как другим. Разве это справедливо?.. Вот теперь сошелся с пьянчужкой. А наша мать забыта в убогости.
Книжник был занят своими думами.
– Эй, да очнись, наконец! – вновь окликнул Строитель брата. – Или тебе не жалко нашу несчастную матушку? Не из-за него ли она сошла с ума? Не из-за него ли стала юродивой и, неприкаянная, бродит по дорогам?
– Мать ждет ангела, – ответил Книжник. – Она уже все глаза проглядела.
Строитель горько усмехнулся:
– И каким же он явится, ангел?
Блаженный братец отвечал не задумываясь:
– Будет он светел ликом, и в руках его будут труба и меч. Он вострубит о своем пришествии, и всякий тотчас его узнает, потому что ангел сойдет в белых одеждах, и за спиной его будут могучие крылья. И глаза его будут сиять, и когда он посмотрит на того или иного человека, то тот, кто нечист, тотчас будет сожжен его взглядом. Только чистый человек выдержит его взгляд!
– Ну, так всем нам гореть тогда! – воскликнул Строитель. – А нашему гулящему батьке – в первую очередь. Он и так уже пропитан водкой, спичку поднеси – вспыхнет синим пламенем… Недаром Аглая сказала: наш батька – слуга самого черта!
Книжник кивнул и продолжил:
– Слышал я от матери: перед самым приходом ангела Сатана также пришлет своих слуг на землю делать всякие чудеса, да так, чтобы люди поверили и прельстились их чудесами. Слуги эти рядятся в святые личины, нужно зорко смотреть, чтобы не обмануться, вот мать наша и смотрит зорко, и уходит к дороге ни свет ни заря…
– Да как ты тогда различишь их, если рядятся они под святых? – насмешливо восклицал Строитель. – И, кроме того, как узнать, когда придет настоящий ангел? И откуда? С Запада или с Востока? А, может, он уже пришел и среди нас?!
Музыкант вмешался в их рассуждения:
– И о чем вы только спорите! Вот что скажу вам: есть иная земля, которой ангелы не нужны: там автострады и дома такие, что даже когда задираешь голову, не видно их крыш – они уходят под самые облака… Та м есть то, что вам, дуракам, и не снилось!
Братья замолчали.
Но вскоре продолжился их разговор.
Услышали гостившие на холме братья уже забытый ими скрип цыганских повозок. Мимо Безумцева холма проплывал табор: женщины звенели монистами, младенцы ужинали, цепляясь ручонками за длинные худые груди своих матерей, тряслись пожитки, и звенела гитарка, вот только медведя не было за повозками. А может быть, это был другой табор! Школяры проводили глазами последнюю повозку с ее прыгающими ведрами. Пыль залепила их сжатые губы и запорошила глаза, напрасно они ожидали, что их окликнет знакомый, так и не забытый голос.
После того, как пыль слегла на покой, Строитель спрашивал Книжника:
– А не может быть ангел цыганкой, которая заменила нам мать той зимой? А быть может, явится горбатым, как наша горбунья, но это не горб будет у него, а сложенные за спиной крылья? Может быть, он придет ребенком, или нищим, или еще кем-нибудь? Как разглядит его тогда наша несчастная матушка? А если на глазах ангела будут бельма, и будет он покрыт струпьями, и…
– Ангел есть ангел, – ответил Книжник. – Как не отличить его?
– Может, Беспалый был ангелом? – не унимался вредный Строитель. – Он тоже хотел всем добра и рая!
– Нет, он был безбожником, да и умер, как все! – запротестовал Книжник. – Ангел не умирает, ангел возносится. Он взлетает, как птица!
– Ну и ну, – откликался умный и насмешливый брат, вздыхая и удивляясь, чем только может забивать Книжник свою бедную голову.
А тот, как и прежде, частенько вечерами забывался на отцовском крыльце. Над его головой качались удивительные закатные облака, а затем звезды кололи небо и проливался Млечный Путь. Все уже собирались возле котла с ложками, мечтателя окликали к ужину – но, весь в своих мыслях, он не отвечал братьям. Майка и Зойка, голенастые, вытянувшиеся девочки-подростки, дурачась, вечно щипали его и старались столкнуть со ступеней – конечно же, Книжник не обижался!
А холм вечерами плыл в туманах. Внизу, на поле возле дороги, буйно росла бесхозная рожь. Иногда подмигивали фары редких грузовиков – шоферы гудками приветствовали потаскуна.
И бродили по холму постаревшие собаки, зорко стерегущие своего хозяина.
После Строителя открыто возроптал на Безумца Отказник. Взялся брызгать ядовитой слюной:
– Всю жизнь готов он валяться и пить, и даже грязью доволен! Разве сойдет он с овчины? Из-за таких пребываем мы в рабстве!
Книжник осторожно спросил:
– В чем ты видишь несправедливость?
Отказник задохнулся от негодования:
– Глаза протрите! Кто правит нами, кто сел на шею народу?! А все из-за отцовской лени! С немцем воевал и побил самого немца, а здесь и пальцем не пошевелит. Вон, нищета повсюду и рабство, половина страны сидит в лагерях, а ему дела нет, забрался сюда, рыгает и пьет, словно лошадь…
Музыкант вмешался, услышав о рабстве:
– Я знаю, где есть свобода!
Книжник пытался их убедить, что без прихода ангела никто не станет счастливым, но Отказник и слышать его не хотел:
– Из селения его власти погнали – покорно убрался. Плевал на все, валяется, как свинья. Такая нам жизнь нужна?!
Степан Руководитель молчал. Его интернатская рубаха уже была отмечена нашивкой Старшего Коридорного, и по всему было видно, что это не являлось для него пределом. Когда Отказник нападал на Степана, тот лишь презрительно морщился.
Правда, сказал однажды брату:
– Разве можно идти против власти?
– До конца своей жизни буду с вами бороться, – поклялся Отказник.
– Недолго тогда тебе до конца, – несмешливо откликнулся Руководитель.
Все чаще они схватывались, и твердили каждый о своем.
За годы сидения в подвале монастыря Книжник сгорбился, вид его был тщедушным, глаза слезились, уставая от ночных чтений, и на уроках он либо спал, либо томился. На ночь же спускался в подвальчик, запирал дверь за собой, зажигал лампу и, поглощая заботливо оставляемый на столе хлеб, отправлялся в бесконечное плавание.
И однажды-таки осторожно дотронулся до горбуньи, проверяя, не крылья ли скрываются за ее спиной.
Впавший в детство Строитель собирал в спальне башни и стены и постоянно что-то чертил в тетрадях. Не на шутку пошла война между ним и Степаном, который, получив к тому времени чин Помощника Интернатского Старосты, рьяно боролся за внешний порядок. Он даже приставил к сумасшедшему брату Малого Коридорного. Малый Коридорный, слабенький мальчуган, знакомый с кулаками Строителя, боялся и подойти-то к нему. Тогда появлялся в спальне сам Степан со своим знаменитым журналом: заносил он в него все промахи и проступки. Против Строителя стояло уже там множество галочек. И напрасно набрасывался тот на братца-служаку! Неукоснительно требовал Степан порядка и упорно заставлял дежурных сгребать Владимировы города.
Однажды Строитель не выдержал и вытолкал Степана взашей. Тот, не меняя спокойного выражения лица, отступил. Но уже к вечеру бунтаря отправили в карцер, где и просидел Строитель в компании с завсегдатаем подобного места Отказником, злой и бессильный, целые сутки. А Степан тем временем похаживал как ни в чем не бывало. Встретил он освобожденного следующими словами:
– Не ходи никогда против меня. Напрасно это!
Строитель сгоряча то озвучил, о чем теперь некоторые боялись и подумать:
– Какая ты сволочь!
Степан только пожимал плечами. И отвечал все так же спокойно:
– Можешь что угодно передо мной выламывать, а пойдешь против – под замком насидишься!
Директор в Руководителе души не чаял. В старших классах назначен, наконец, был его любимчик Главным Старостой. И тут же вызвал Степан к себе на Совет отбившегося от рук Книжника:
– Что там высматриваешь на небесах? Почему сторонишься новой жизни? Бога нет и не будет. Плохо быть одному! Всем вместе нужно строить светлое будущее.
Книжник грустно смотрел на брата.
Степан на него обижался и оправдывался перед главным своим благодетелем:
– Ну и братья попались мне! Один лучше другого!
Те м временем Музыкант грезил одной лишь Америкой. Его учителя-саксофониста отовсюду позорно изгоняли; шло то время, когда боролись с джазом. Часто пьянчужка лишался куска хлеба – тогда Музыкант воровал для него хлеб в интернатской столовой. Часто оставался учитель без рюмки водки – тогда Владимир воровал для него водку. Потихоньку подросток начал разбираться и в будущем своем ремесле – у него оказались и слух, и способности. И когда учитель совсем уж напивался и засыпал, из футляра извлекал Владимир драгоценный инструмент – и усердно дул в саксофон!
