Зеленая западня - Анатолий Стась

Дети зеленых джунглей,

Они умирали,

Их жизнь

Забирали мертвые…

Унылая песня Катультесе будто всплыла из темных закоулков помещения.

Я притронулся к горячему плечу Ву.

— Ты не спишь, знаю. Больше не буду расспрашивать тебя ни о чем, только скажи: те, что за Каменной стеной, они… мертвые?

Мальчик едва слышно отозвался:

— Молчи! Если хочешь жить… Не называй их этим словом. Нам нельзя знать того, что знали наши деды.

Стало жутко. “Бежать! Бежать из этого проклятого места, во что бы то ни стало бежать!”

Следующим утром в туннеле ко мне подошел мой сосед из барака, хмурый великан. Подхватив с одного края стояк, он ожидая зыркнул через плечо. Я оглянулся. Ву неподалеку нас поднимал кусок рельса вдвоем с незнакомым седым индейцем. Великан поменялся с Ву местами.

Мы углубляемся в земляную нору. Туннель подался вперед еще на несколько десятков шагов. Понурившись, волочат ноги индейцы. Передние исчезают во мраке норы, те, что бредут сзади нас, двигаются бессловесными тенями.

Минует час, второй. Стояки будто бы более легкие, чем вчера, когда я носил их с Ву. Привыкнув к красноватой мгле подземелья, с удивлением замечаю, что мой напарник держит на плечи стояк едва не посредине. Поэтому ноша уже не так давит на меня. Выходим из туннеля, я бросаю индейцу:

— Возьмите ближе к краю, вам очень тяжело.

— Загби сильный, — тихо отвечает индеец. — Загби немного поможет тебе. Ты не привык.

Теперь я вижу кое-что такое, чего не рассмотрел раньше: индейцы, которые сильней, крепче, как и Загби, держат стояки и рельсы так, чтобы большее бремя принять на себя и облегчить ношу товарищу. Широкополые шляпы не поняли этих ухищрений, наверное, им не приходит в голову, что невольники способны помогать друг другу.

За широкой спиной Загби я чувствую себя как-то спокойнее, не так одиноко. Мне легче, теперь я дольше продержусь. Как обессилею, швырну проклятую ношу на землю, и конец. Что они мне сделают? Пусть! Вон под ногами ком цемента, схвачу, буду отбиваться, хотя бы одной широкополой шляпе разобью голлву.

Не останавливаясь, индеец вдруг спрашивает:

— Это правда, что каджао живут на берегу большой реки?

— Конечно, правда.

— Загби верит тебе, твои слова искренние. Загби понимает, ты надумал бежать…

— Ну, это вы выдумываете, — растерянно возразил я, и он, не слушая, продолжал:

— …И хочет тебя предупредить: вырваться отсюда почти невозможно. Беглецов всегда настигали. Последним решился Чульпаа — Острое Око. Обманул стражу, пробрался через провод с колючками и исчез. Чульпаа прыткий, как ветер, умеет заплетать следы, будто лисица, он не знал усталости. Обещал привести людей, которые помогут нам лишиться власти могущественных. Чульпаа сказал то же самое, что сказал ты: каджао не исчезли с земли, они живут на берегу большой реки… Только люди так и не пришли, чтобы спасти нас. И никто не знает, что произошло с Чульпаа.

— Когда это было? Когда убежал Острое Око?

— Давно, еще до больших дождей.

С полсекунды я не расплющивал глаз. По ту сторону Вачуайо в даль пролегло зеленое море. Дым, который тянется вверх, дым бару-орчете, невероятный, как сон. Тревога в глазах Катультесе: “Человек послужил причиной смерти человеку…”

Чульпаа — Острое Ока! Вот кто не дошел к Пэри. Преодолел безграничные пространства сельвы и погиб почти возле людей, к которым спешил за помощью.

— Он из племени галу? — спросил я и заметил, как в Загби напряглась спина.

— Так, Острое Око — галу. Откуда тебе это известно? Люди его племени работают вон там, — свободной рукой индеец показал у глубь туннеля, где пульсировало синее сияние. — Он также копал землю.

— Загби, я все объясню потом. Ты не ошибся. Я хочу бежать. Люди ничегошеньки не знают об этих бандитах, которые засели здесь, в джунглях, и издеваются над индейцами. Они держат вас в рабстве. Не понимаете? Ничего, настанет время — поймете… Помогите мне. Вдвоем нам будет легче, мы проберемся к большой реке. Там мой отец. Он повезет вас к президенту… Не понимаете? Ну, к верховному вождю всех племен вашей страны. Вы расскажете ему о всем. Вождь имеет металлические птицы, у него много воинов, они придут сюда и подвергнут наказанию тех, что засели за Каменной стеной.

Индеец помолчал. Потом негромко промолвил:

— Загби не может уйти отсюда, не простившись со своей женой.

— Вы состоите в браке, Загби? Где же ваша семья?

— Наших матерей и женщин держат отдельно, в большой хижине, которую ты называешь бараком. Нам очень редко разрешают встречаться. Своих детей мы не видим совсем, их отнимают у матерей еще грудными детьми.

— Хотя убейте меня, не понимаю! Разве же можно терпеть такое, Загби? Ведь вас много, мужнин, молодых ребят. Напасть на стражу, забрать оружие, а потом… К Каменной стене! Могущественным придется несладко. Чего же вы ждете?

Загби замедлил шаг.

— Мы об этом думали. Каджао и галу думали вместе. С могущественными очень тяжело бороться. Они убивают людей издали, их оружие сжигает огнем. И самое страшное, что у них…

Он замолк. Послышался близкий грохот, и мучительный вскрик забился под сводом туннеля. Впереди засуетились полуголые фигуры, забегали широкополые шляпы. Мы приблизились к землекопам и остановились. На земле корчился окровавленный мужчина. Груда стояков, которая накапливалась с самого утра, неожиданно развалилась, придавив индейца. Он стонал, не мог выбраться из-под тяжелых железобетонных свай.

Загби ступил шаг вперед. В это время из-за высокого металлического резервуара вышел Кносе. Он был одет в рабочий комбинезон, сбоку на поясе болтался противогаз — в тупике, где туннель заканчивался, всегда клубился едкий дым от взрывчатки. Подбежали широкополые шляпы. Кносе что-то резко приказал им. Высокий сутулый надзиратель выхватил у рабочего горелку сварочного аппарата. Синяя полыхающая струя с шипением воткнулась в землю, лизнула стояки и на миг задержался на теле лежачего. Невменяемый вопль заморозил кровь.

Я еще никогда не слышал, чтобы так кричал человек. Индейцы бросали стояки и рельсы, бежали прочь к выходу из подземелья. У Загби на шее напряглись жилы. Мы швырнули свою ношу под ноги, отступили к стене, с которой тихими ручьями осыпался песок. С нами поравнялась группа индейцев. Трое вдруг остановились, круто повернули назад и набросились на широкополые шляпы. Я увидел Ву, с ним был юноша в подранных трусах и еще один, широкоплечий, высокий каджао. Надзиратели не успели выхватить оружие, троица налетела на них. Сутулый упал, сбитый из ног кулаком широкоплечего индейца, выпустил из рук горелку. Синяя струя затанцевала, закрутился на земле, зацепила кого-то из надзирателей… Возле резервуара сплелся клубок тел, кто-то хрипел, ругался, мелькали кулаки, вспотевшие окровавленные лица.

Рванувшись вперед, я ощутил крепкую руку Загби.

— Туда нельзя! — выдохнул он, прижимая меня к стене. Я сопротивлялся, кричал, не в силах освободиться с его объятий. Индеец закрыл мне рот ладонью, повалил на землю.

Кносе, держа руки в кармане комбинезона, с минуту молча наблюдал за потасовкой. У него на поясе, рядом с противогазом, желтела кобура с пистолетом, но он будто забыл об оружии.

— На места! Прочь на свои места, краснокожее отродье! — заорал вдруг Кносе, срывая голос. — Кому говорю, грязные обезьяны! Ну!

И клубок тел, которые секунду тому извивался на земле, мигом распался. Широкополые шляпы с бранью отряхивали мундиры, один стонал, волоча ногу. Последним встал, качаясь, сутулый надзиратель. Высокий каджао, который держал его за горло, опустил руки, и они у него обвисли, как безжизненные. Выпрямившись, индеец виновато смотрел на Кносе, а тот улыбался довольной презрительной улыбкой.

Другие двое, которые встряли в потасовку, также увяли. Из расквашенных губ Ву текла кровь, он стоял весь съежившись, будто завороженный, предупредительно смотрел в глаза Кносе. Его подвижное, умное лицо будто окаменело и потеряло собственные черты. Это было лицо придурка, готового выполнить все, что ему прикажут. Широкоплечий индеец неуверенной походкой двинулся к Кносе. Понурая сгорбленная фигура, безвольные движения. Кносе поманил пальцем.

— Все — ко мне! Ближе! Еще ближе, гадская сволочь!

Трое, безмолвно подчиняясь, шли на его голос. Широкоплечий младенчески всхлипнул, упал на колени перед Кносе. Тот оттолкнул его от себя, толкнув сапогом у грудь. Ву делал какие-то странные движения руками, приседал, негромко бормотал что-то и неожиданно запел. Юноша в подранных трусах подбежал к нему, заплескал в ладони и зашелся смехом, закатив под лоб глаза.

— Лупи его! — Кносе кивком головы показал юноше на широкоплечего. Юноша прыгнул, как кошка, и повиснув на верзиле, вцепился ему в волосы. Высокий сильный каджао даже не защищался, стоял на коленях, размазывал по щекам слезы. Ву кружил вокруг в бешеном диком танце.