Дочь кузнеца, или Секреты Средневековой стоматологии (СИ) - Ламар Ноэль

«Смотри, дитя, в мои глаза, Не прячь в руках лица. Поверь, дитя: глазам ксендза Открыты все сердца…

От поцелуев и вина До ада путь прямой. Послушай, панна, ты должна Прийти ко мне домой!

Мы дома так поговорим, Что будет стул трещать, И помни, что Высокий Рим Мне дал права прощать».

«Я помолюсь моим святым И мессу закажу, Назначу пост, но к холостым Мужчинам не хожу…

Но я божницу уберу, Молясь, зажгу свечу… Пусти, старик, мою икру, Я, право, закричу!..»

«Молчи, господь тебя прости Своим святым крестом!..» «Ты… прежде… губы отпусти, А уж грехи — потом!»

Да вот, пожалуй, и всё, что мне известно о процессе исповеди. Конечно, это сатира, актуальная в те времена. И всё же предстоящее общение со священником с глазу на глаз мне было малоприятно…

Размышляя, сама не заметила, как подошла к вратам храма. Миновав церковный дворик, я вошла внутрь.Атмосфера величественной пышности убранства храма в готическом стиле, возведенного в сельской глуши, не могла не поражать. Интересно, что за неведомые зодчие работали над его архитектурой? Какие живописцы расписывали стены красочными фресками? Их труды можно смело назвать шедеврами искусства…

Внутри здание было облицовано мрамором и гранитом, а двери и мебель изготовлены из ценных пород дерева. Подсвечники, канделябры, художественная ограда и перила были сплошь покрыты позолотой.

Как и полагается, почетное место в зале занимал пышный резной алтарь с дарохранительницей. Над алтарём возвышалась высокая, величественная скульптура Христа в терновом венце. Меж огромных белоснежных колонн я увидела ряды массивных деревянных скамей. Ах да, ведь католики во время богослужения не стоят на ногах, а слушают мессу сидя.

Напротив алтаря под сводами храма возвышался внушительный орган, по виду изготовленный из красного дерева. Церковный зал был богато украшен изображениями библейских сцен, цветными витражами, различной христианской символикой.

В храме царил полумрак, лишь мерцание десятка свечей отбрасывало блики света на свод и стены.

Было безлюдно. Видимо, месса уже закончилась, и прихожане покинули дом божий. Тут недалеко от алтаря я заметила невысокую фигурку в длинной коричневой сутане. Но это был не отец Стефан, а какой-то молодой юноша. Церковный служка, подумалось мне. Я подошла к нему.

- Мир вам! – произнесла я нейтральное приветствие, не зная, как правильно обращаться к служителю церкви. – Не скажете, где отец Стефан?

- Святой отец недавно завершил мессу, сейчас молится в своей келье, - ответил мне служитель храма. – Если хотите, мисс Лидс, я его кликну.

Церковник знал, кто я такая – наверное, всю деревенскую паству помнил по именам.

- Да, будьте добры, передайте, что я пришла на исповедь.

Служка удалился куда-то внутрь храма, а я с замиранием сердца стала ожидать явления отца Стефана…

Глава 10

Высокая, сухая фигура священника, облаченного в длинную черную сутану, показалась в углу храма. Меня невольно передёрнуло от предстоящей встречи. Он приближался ко мне, и с каждым его шагом я чувствовала, как пристальный, суровый взгляд холодных, бесцветных глаз словно пронзает меня насквозь.

Я придала себе вид наивности и кротости, приличествующий юной деревенской прихожанке. Настоятель приблизился и раздался его скрипучий, режущий слух голос:

- Никак, наследница Джона Лидса к нам пожаловала? Скверно, дочь моя, скверно. Давно я не видал тебя у святого причастия. Не следует доброй христианке о Всевышнем забывать. Кара божия, она неминуемо грешников настигает. Иль не страшишься ты гнева Господня?

Я постаралась принять ещё более смиренную позу, молитвенно сложив руки, как и полагается в храме.

- Простите меня, святой отец! – невольно я отметила про себя, что говорю с интонацией театральных актрис в амплуа инженю. – Хворала я сильно, батюшка, наверно, говорил вам давеча. Вот, пришла на святую исповедь, да испросить вашего благословения.

Священник так и буравил меня взглядом, словно сверлом. Весь вид его выражал чрезвычайное недовольство. Потом сурово кивнул по правую сторону алтаря. Там, как я заметила, была расположена небольшая деревянная кабинка, по всей видимости, исповедальня.

Я поспешила внутрь. По другую сторону кабинки за решетчатой перегородкой уселся священник, торопливо перебирая чётки. Вспомнив сцены из исторических романов и фильмов, я встала на колени. Что делать дальше, и о чём следует говорить, я совершенно не представляла.

Молчание затянулось, и по ту сторону перегородки раздался недовольный голос духовника.

- Ну, что же ты, дочь моя, язык проглотила? Читай канон покаяния!

Я не сразу нашлась, что ответить. Придав своему голосу максимальный оттенок скорби и раскаяния, я произнесла:

- Святой отец! Да после удара моего и хвори долгой память у меня напрочь отшибло! Едва батюшку узнала, очнувшись! А уж молитвы святые и вовсе не упомню…

Священник ответил не сразу, видимо, обдумывая услышанное.

- Память отшибло, говоришь? Так то по грехам твоим, дочь моя, не иначе. Либо по грехам родительским. Отец-то твой, тоже не сказать, что добрый сын церкви. От беса сие, от беса! Память-то твою нечистый своими происками замутил! Ну, быть так, повторяй за мной: «Mea culpa, mea maxima culpa…».

Хорошо, что в университете мы, как все студенты-медики, изучали латынь, и я без труда поняла, что это формула католического таинства покаяния: «Моя вина, моя величайшая вина…». Читала же я о таком, и не раз, а вот как на грех, совсем забыла на своей первой и столь важной в моей теперешней судьбе исповеди. Происходящее сейчас – это своего рода экзамен для меня, и мне предстоит с честью его выдержать. Ради себя, ради своего нового отца.

- Ну, дочь моя, покайся, в чём согрешила? – сурово спросил отец Стефан из-за перегородки. Всё-таки здорово, что он не смотрит мне прямо в глаза.

Я стала плести первое, что пришло на ум. Постаралась состроить из себя глуповатую деревенскую девицу.

- Грешна, святой отец. Постные дни не всегда соблюдаю. Вот намеднись, в святую пятницу, взяла, да и пирогом с дичью оскоромилась. Прости меня Господи!

- Бог простит. За этот грех налагаю на тебя три дня сухояденья, - отозвался духовник. – Ещё чем согрешила? Кайся!

- Ближних осуждаю, святой отец. Вот, было дело, на днях кумушка отцовская Молли на огород наш своих кур запустила, так я давай её бранить почём зря. Дура ты старая, говорю, дура! А вы сами посудите, падре, можно ли кур-то без присмотра держать? Курица – она тварь неразумная, не разбирает, где свой огород, а где чужой. Вот и выходит, что хозяйка виновата. Ну, и обругала я её под горячую руку, каюсь! – продолжала я нести околесицу. Похоже, начала успешно входить в роль недалёкой селянки.

- Ну, курей-то оставь, грешница, не о курах сейчас речь! – недовольно прервал меня духовный наставник. – Ты главное-то скажи: девства ещё не растлила? Не блудила ли с кем, грешным делом? С парнями-то не гуляла?

Я притворно всхлипнула и заныла:

- Да что вы, святой отец! Нет на мне греха такого, Бог видит. Девица я честная. Заповеди соблюдаю. И подумать-то мне о блуде страшно, а не то, чтобы сотворить эдакое…

- Не лжёшь ли, Лира Лидс? – грозно вопросил отец Стефан. – Память, говоришь, у тебя отшибло. А помнишь ли, что солгать духовному отцу – всё одно, что солгать пред престолом Господним? Верно ли, что не блудила? Блудниц ждет самый страшный круг адовый, ты этого не забывай!

- Как пред Истинным! – я торопливо перекрестилась. – Видит Всевышний, нет на мне греха такого.

Священник помедлил и произнес:

- Отпущаются тебе грехи, дочь моя. Да ты погоди, уходить-то не спеши. Пройдём-ка ко мне в келью, потолковать с тобой хочу кой о чём.

Я встала с колен, вышла из исповедальни и, невольно вспомнив недавно пришедшие на ум стихи, с опаской пошла за священником, который указывал мне путь в полумраке, держа в руке свечу.