Склиф. Скорая помощь - Андрей Шляхов

Приезжавшая «Скорая», разумеется, понимала, что видит хорошо срежиссированную постановку, но деваться было некуда. Пациентка признает факт суицида? Не только признает, но и обещает повторить. Все ясно — едем в «психосоматику». Туда, где добрые дяди и тети объясняют людям, запутавшимся в сетях фатальных обстоятельств, что жизнь есть величайшая ценность и не стоит бросаться ею попусту.

На мужа, кстати говоря, постановки действовали. Он таскал огромные передачи, писал страстные записки, подолгу простаивал под окнами… Любовь загадочная штука.

— Любовь! — выдохнула другая соседка, девятнадцатилетняя истеричка, возжелавшая свести счеты с жизнью назло родителям.

Противные родители не желали разменивать панельную трешку-малогабаритку в Перово, чтобы разъехаться с дочерью, жаждавшей самостоятельности и бесконтрольности. Ссылались на то, что их конуру, да еще на первом этаже, на две однокомнатные квартиры выменять невозможно, разве что в средне-дальнем Подмосковье. Дочь упорствовала — родители не сдавались. Тогда дочь сказала: «Да подавитесь вы своей жилплощадью!» — и отравилась материнским снотворным.

— Любовь, это когда на воле и с цветами! — сказала Тридцатилетняя.

«На воле» означало — за пределами отделения. Соматопсихиатрические отделения заметно отличаются по режиму от отделений острых психозов психиатрических клиник в лучшую сторону, но входная дверь что здесь, что там на замке. Поэтому, кстати, и нет у влюбленных другого варианта прогулок, как постоять у окна и погулять по двору глазами. Разрешение на прогулки врачи дают незадолго до выписки, когда уже не сомневаются в том, что, выйдя из отделения, пациенты не начнут вскрывать вены, вешаться, прыгать с крыш, травиться, бросаться под автомобили и т. п.

— Любовь это когда смотрят вот так! — возразила Девятнадцатилетняя, более молодая, менее опытная и оттого менее циничная.

— Сначала они все так смотрят, а потом…

Несколько дней Александр и Катя находились в эпицентре всеобщего внимания, совершенно того не замечая.

— Я гляжу, у вас голубки завелись, Лариса Эрнестовна, — сказала старшая медсестра отделения. — Так и воркуют целыми днями.

— И пусть воркуют себе на здоровье! — ответила Лариса Эрнестовна. — Лучше терапии и не придумать. Теперь я могу быть за них спокойна. Хоть завтра можно выписывать.

— Я вам выпишу, — вмешалась заведующая отделением. — А сроки?

Для каждого диагноза существуют средние сроки пребывания в стационаре, установленные министерством. Если срок не выдержан, страховая компания считает лечение некачественным и не оплачивает его. Медицинское учреждение лишается денег, руководство сердится и строго спрашивает с виновных. Поэтому заведующие отделениями (если, конечно, им со следующей недели не выходить на пенсию) строго контролируют соблюдение сроков и не разрешают преждевременных выписок.

— Да это я так, Нина Сергеевна, — смутилась Лариса Эрнестовна, — образно выразилась. Конечно же, продержу их сколько положено.

— Могу поспорить на литр «Мартини», что выписываться они захотят в один день, — сказала старшая медсестра.

— Кто бы сомневался! — хором ответили Нина Сергеевна с Ларисой Эрнестовной и спорить, конечно же, не стали.

— А в отдельную палату они у вас еще не просились?

— Это только после бракосочетания! — рассмеялась Лариса Эрнестовна.

Смех смехом, но спустя неделю Александр и Катя явились после обхода к Ларисе Эрнестовне в ординаторскую и попросили отпустить их завтра на несколько часов из отделения.

— У нас такое не практикуется, — отказала та. — Максимум, что могу разрешить, так это часовую прогулку по территории института.

— Лариса Эрнестовна, ну сделайте, пожалуйста, исключение, — взмолилась Катя. — Нам очень надо! Мы вас очень просим.

— Мы заявление в загс решили подать, — раскрыл карты Александр. — Пусть очередь идет, пока мы здесь лежим.

Лариса Эрнестовна восхитилась, заахала, поздравила, усадила пить чай с печеньем из своих запасов и осторожно, деликатно, так, чтобы никого не обидеть, уговорила влюбленных все же подождать до выписки. Проверить, так сказать, чувства и не подставлять лечащего врача с заведующей отделением. А то ведь люди в отделении лежат разные, хорошие и не очень. Кто-то может позавидовать чужому счастью и «стукнуть» институтскому начальству, а то и куда повыше. Влюбленные переглянулись и согласились.

Выписались Александр и Катя вместе и ушли из отделения держась за руки, так что эту историю можно закончить предложением: «Они лечились недолго, но были счастливы и выписались в один и тот же день».

— Любовь — это яд, от которого никогда не изобретут противоядия, — сказала заведующая отделением, глядя из окна ординаторской на парочку, пересекающую двор.

— Любовь — это единственный яд, отравившись которым не стоит лечиться, — перефразировала Лариса Эрнестовна.

Обе они были одинокими, только Нина Сергеевна уже смирилась со своим одиночеством, а на страничке Ларисы Эрнестовны в «Фейсбуке» в графе «семейное положение» было написано: «в активном поиске».

Боязнь приемного покоя

Первое практическое занятие со студентами доцент Шаньков проводил в приемном покое. Сначала в вестибюле, а потом проходил по кабинетам. Нельзя сказать, что это всем нравилось. Скорее можно сказать, что это не нравилось никому, кроме самого Шанькова.

Больше всего злились охранники. Ну с охранниками все ясно — дай им волю, так они никого бы не пускали, позапирали бы все входы-выходы и завалились дрыхнуть. Все им не нравится, все под ногами путаются, в глазах мельтешат. Впрочем, в какой-то мере недовольство суровых стражей порядка было оправданным. Группа людей в белых халатах в вестибюле приемного отделения сразу же становится центром притяжения для множества людей не в белых халатах. Одному надо узнать, другому — спросить, третьему — уточнить, четвертому — передать, пятому — получить, шестому — пожаловаться, седьмому ничего не надо, он просто захотел узнать, чего ради посреди вестибюля собралась такая толпа. Толпа собирается, толпа мешает, охранникам приходится толпу разгонять. Не применяя дубинок и слезоточивого газа, при помощи одних лишь просьб и уговоров сделать это очень трудно. На призывы «граждане, отойдемте-ка в стороночку» граждане никак не реагируют, словно и не к ним они обращены. Или реагируют, но не так, как следует, рекомендуя «отойти» самим охранникам. В стороночку или куда подальше, это уж зависит от воспитания.

Санитарки тоже раздражались. Потому что «ходют и топчут, ходют и топчут, ходют и топчут, а кому убирать?». Вечная песня.

Врачам и медсестрам приемного отделения до того, что творится в вестибюле, нет никакого дела, если, конечно, там не закладывают взрывчатку и не раздают бесплатно какую-нибудь рекламную продукцию. Врачи и медсестры начинали нервничать, когда Шаньков проводил своих студентов по кабинетам и мешал работать. У доктора Лукьянчиковой во время одного такого Шаньковского «рейда» исчез со стола мобильный телефон. Телефон был не из дешевых, и скандал, который закатила Лукьянчикова, оказался не из слабых, но это ничего не изменило — телефон так и не нашелся, а Шаньков как приходил со студентами, так и продолжал приходить.

Студенты тоже недоумевали. Не второй курс — пятый, как-никак. И не на кафедру пропедевтики пришли, а на нейрохирургию. Лучше бы уж нейрохирургическую реанимацию толком показали. Одни недоумевали молча, другие вслух:

— В нашей реанимации вы еще надежуритесь, — отвечал Шаньков. — Желающие могут сутками из нее не вылезать, я только за, а уж как дежурный персонал будет рад помощникам… А такого приемного отделения, как здесь, вы нигде больше не увидите.

Приемное отделение Склифа и впрямь отличается от прочих приемных отделений. Во-первых, оно огромное. Не коридор с дверями по обе стороны, как обычно, а большой вестибюль, немного уступающий в размерах залу ожидания Курского вокзала, но, тем не менее, поражающий с непривычки своими размерами. Вход, вечно занятые народом банкетки, расставленные вдоль стен, та стена, что напротив входа, отгораживает вестибюль от смотровых кабинетов, называемых «боксами». Двери, двери, двери… Их много, десятка два. В смотровых сидят врачи с медсестрами, ведут прием.

«Институт имени Слифософского — единственный, куда принимают без экзаменов», — шутят в Склифе. Да, экзаменов в приемном покое сдавать не надо. Врачи осматривают пациентов и принимают решение. Кладем — не кладем, и если кладем, то куда.

В лучшем случае пациентов отправляют обратно, и они уходят в ту же дверь, в которую вошли. Это значит, что в госпитализации отказано, то есть нет показаний к госпитализации. Значит, все хорошо.

В не самом лучшем случае пациентов через другую дверь, расположенную прямо напротив первой, вывозят в отделение. Значит, надо подлечиться. Вошел, как говорится, в одну дверь, вышел в другую. А у тех, кто сидит в вестибюле, складывается впечатление, что ушел и не вернулся.