ПИСЬМО В НИКУДА - Электронно-почтовый роман - Андрей Буторин

Слава Великой России! Боже, Царя храни!»

Но и это было еще не все. Газетную заметку дополняла фотография. Отсканированная с газетного листа, она своим качеством оставляла желать, конечно, лучшего. Однако и на ней я вполне смог различить, как высокий, статный мужчина в военной форме незнакомого фасона, украшенной всевозможными лентами, позументами и прочая, и прочая, навешивает прикрепленный к вычурной цепи орденский знак с Андреевским крестом на фоне двуглавого орла на шею одетого в похожий на военно-морской парадный китель человека, на котором сияла уже восьмиконечная звезда. И этим человеком был... я.

12

И все-таки я упал в обморок. Сказать, что это было стыдно — это ничего не сказать.

Очнулся я оттого, что в лицо мне брызнули чем-то холодным и мокрым. Я даже не сразу смог вспомнить, как это называется. Потом все же вспомнил. Водой.

Это сделали милые мои, но, увы, не очень юные коллеги — Валя и Юля. Кстати, они и сами находились в состоянии, мало чем лучшим моего. Во всяком случае, цвет их лиц почти не отличался от цвета светло-серых стен нашего кабинета.

— Ма-а-аксим, как ты нас напуга-а-ал! — завыла Валя, увидев, что я пришел в себя.

— Я вызову врача! — бросилась к телефону Юля.

— Стой! — подал я голос, пытаясь приподняться с пола, на котором, оказывается и лежал во время своего позорного обморока.

И тут — конечно же, разумеется, ну как же без этого! — в кабинет влетела, ворвалась, вторглась, так сказать, наша вездесущая Гена. Каким-то образом она уже знала о произошедшем, хотя, как клялись потом мне Валя и Юля, они ей не звонили.

— Ох! Ох! Ох! — Забегала вокруг меня Геша, охлопывая себя по бокам подобно встревоженной курице. — Как же?! Что же?! Врача! Срочно! Вам плохо? Максим Андреевич, вам плохо?!

«Нет, мне хорошо, — хотелось ответить мне. — Очень удобно лежать на таком ровном, гладком и почти чистом полу!» — Но вместо этого я сказал, становясь сначала на четвереньки, а затем распрямившись и в полный рост: — Генриетта Тихоновна, не нужно врача! Мне уже лучше. Все в порядке! Немного голова закружилась...

— Это от переутомления! — заметалась по кабинету Гена. — Я так и знала! Это все я! Я вас... Я на вас... Нагрузка... Вы такой безотказный! Все тащите на себе! Безропотно! Надо было послать меня к какой-нибудь матери! Надо было сказать: я устал, Генриетта Тихоновна! — Геша неожиданно остановилась почти вплотную со мной и бросилась вдруг на меня, растопырив руки. Честно говоря, я очень испугался и даже пожалел, что поднялся с пола, но Генриетта Тихоновна просто-напросто сгребла меня в свои объятия, прижалась к моей широкой груди и затряслась в рыданиях.

— Это... это... все я... все я... ви-но-ва-а-ата... — раздавалось между отчаянными всхлипами. — Про-о-ости-те! Ваш труд... ваш вклад... такое самопоже-е-ертвование-е-е... о-о-о!!!

— Генриетта Тихоновна! — взмолился я. — Ну, зачем вы так?! Я уже в порядке, в норме! Вы ни в чем не виноваты!

— Не надо меня выгораживать! — оттолкнувшись от моей груди двумя руками, отпрыгнула Геша. — Дайте мне ваш ремень — я пойду повешусь в туалете!

У Вали с Юлей от всего увиденного и услышанного давно уже отвисли и мелко дрожали челюсти, а после последней Гешиной фразы обе они, как по выстрелу стартового пистолета, сорвались с места и бросились за дверь. Наверняка опять в туалет. Надеюсь, что не вешаться. Боюсь, что скоро им придется носить с собой на работу сменку! Я не обувь имею в виду.

Геша же вновь приобняла меня, на сей раз — как бы полуофициально и заговорила уже более спокойно и как бы даже строго, как и подобает, видимо, по ее мнению, начальнице:

— Максим Андреевич! Ну, так нельзя! Ну, зачем? Да, работа важна! Но не такой ценой! Жертвы нам не нужны! Я очень вас ценю, как работника, как... это самое... человека, как специалиста даже в какой-то мере! Я и сама такая: работа, работа, работа! Я уже задыхаюсь, я вся горю, а иначе не могу... А как же! А как без меня? Все же встанет! Ну! И вот сама, и вот и вас... — Гена отстранилась, наконец, от меня и совершила по периметру кабинета три небольшие пробежки. Снова остановилась, прямо напротив меня, приложила руку к сердцу, как американец во время исполнения гимна, и сказала проникновенно-торжественно: — Я прошу у вас прощения! Я благодарю вас за самоотверженный труд! Вы заслужили отдых! Даю вам два... нет, три дня отгулов! Вы их заработали! Вы уже столько переработали, что и не три, а и все четыре... но не могу! Четыре — не могу... Без вас, сами понимаете... Кто что тут без нас с вами? Да-а-а... Как Стаханов, как этот... Павка Корчагин... Но, не то время, Максим Андреевич, не те идеалы... Молодежь... Что там! — махнула досадливо Геша. — Вот вы — тоже молоды, а как вот можете! Как можете! Как я всем там, — ткнула Генриетта Тихоновна указательным пальцем в потолок с многозначительным видом. — Всем ведь говорю, говорю: мол, вот — Вотчицев! Вот, мол, да! Так что вот... — Геша, похоже, забыла, о чем говорила, потеряла, так сказать, нить, потому что замолчала и стала усиленно хмуриться, раскачиваясь с носков на пятки. Затем вдруг присела, отпрыгнула в сторону и затрясла пальцем угрожающе.

— Так что три дня, Максим Андреевич! — завопила она так, словно я целился в нее из базуки. — Чтобы три дня я здесь вас не видела!!! Пейте коньяк, гуляйте, отдыхайте! О работе — забыть! Обо мне — не вспоминать! И... благодарю вас за службу!

На мои глаза накатились вдруг слезы. Какой все-таки человек наша Гена! Какой души человечище! Стоило пять минут поваляться на полу — заработал три отгула и личную благодарность самой Геши. А если бы я еще при этом, скажем, нос себе разбил при падении со стула? Небось, меньше, чем о неделе, и речи бы не шло!

— Спасибо, Генриетта Тихоновна, — склонил я в полупоклоне голову. И еще с моих губ едва не сорвалось: «Боже, Царя храни!»

Домой я прибрел в совершенной прострации. Уже открывая дверь, раза с пятого попав ключом в личинку замка, я заметил, что сжимаю в левой руке бутылку коньяка. Как и где я ее купил — так и не смог вспомнить.

Дверь открылась еще до того, как я успел повернуть в замке ключ. На пороге стояла встревоженная Катька.

— Что случилось? — принялась ощупывать она меня глазами. Увидев бутылку, глаза ее округлились. — Ты что, пьян?!

— Пока нет, — вяло ответил я. — Но скоро буду.

— Да что же, наконец, случилось?! — крикнула Катька, пропуская меня в квартиру. — Тебя что — уволили?!

— Наоборот, наградили, — честно ответил я, впрочем, совсем безрадостно. — Тремя отгулами.

— Перестань дурачится! — набросилась на меня Катюха. — Вечно ты...

— Что «вечно я»?! — взбрыкнул, наконец, и я. — Почему ты никогда мне не веришь?! Ты бы хоть выслушала меня сначала!