Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

Выбор Глеба в качестве князя, который должен был «стеречь» волости Изяслава, можно признать ошибкой Юрия Долгорукого: со своей задачей, как мы увидим, Глеб не справится. Андрей же никакой волости взамен Вышгорода, кажется, не получил. Вероятно, безрассудная храбрость, проявленная им у Луцка, произвела впечатление на отца. Пока что Андрей должен был находиться рядом с ним в Киеве.

Обвинив Юрия в неисполнении крестного целования, а именно в отказе вернуть захваченное у Переяславля добро, Изяслав вновь выступил из Владимира-Волынского. Недостаток сил, которыми он располагал, с лихвой компенсировали его решительность и несомненные полководческие дарования.

Юрий и его сыновья оказались не готовы к новому повороту событий. Глеб, которому надлежало «сторожить» Изяслава, был застигнут врасплох: Изяславу удалось «изъехать», то есть обойти его, отрезав его дружине пути отступления в город. Сам Глеб едва успел вбежать в Пересопницу, однако дружина, «товары» и кони были захвачены Изяславом. Пришлось и Глебу сдаваться на милость двоюродному брату — заметим, уже во второй раз за три года. Изяслав отнёсся к нему с подчёркнутым уважением: посадил обедать с собой, а позднее и вовсе отпустил к отцу. Он всячески показывал, что воюет не с сыновьями Юрия, но лишь с их отцом. «Вы мне братия своя, до вас нету речи никоеяже, — говорил он Глебу. — Но обидить мя твой отець, а с нами не умееть жити». Это были почти те же самые слова, с которыми некогда Изяслав обращался к старшему Юрьеву сыну Ростиславу, когда тот пришёл к нему в Киев: «Всих нас старей отець твой, но с нами не умееть жити. А мне дай Бог вас, братию свою, всю имети и весь род свой в правду, ако и душю свою». То, как действовал Юрий, коробило Изяслава Мстиславича. Он отстаивал свои «отчинные» права на Киев, заветы своего деда Владимира Мономаха, но вместе с тем и «правду» (конечно, в его собственном понимании), «рыцарские», если так можно выразиться, принципы ведения войны. Однако рассорить Юрьевичей с отцом ему так и не удалось.

Юрий тоже не сумел угадать замысел своего племянника. Если он и ожидал нападения, то, вероятно, с «главного», западного направления. Однако Изяслав повернул на юг, в земли «чёрных клобуков», которые «с радостию великою» начали стекаться к нему «всими своими полкы». Они и раньше охотно поддерживали Мстиславичей, и теперь готовы были воевать против нелюбимого ими Юрия. Так силы Изяслава сразу же увеличились многократно. Начали сбываться и слова киевлян, обещавших поддержать Изяслава в случае его новой войны с Юрием. Юрий же не оценил вовремя угрозу, слишком поздно обратился за помощью к своему свату Владимирку Галицкому и черниговским князьям. Тем требовалось время для того, чтобы собрать полки. Не видя возможности защищать Киев, Юрий решился бежать: «и перебеже за Днепр с сынми своими», как сообщает Киевская (Ипатьевская) летопись. В Хлебниковском списке той же Ипатьевской летописи сказано иначе: «с сыном своим» — то есть, вероятно, с одним только Глебом. (Или, может быть, с Андреем?) Всё это происходило, вероятно, в самом конце весны или начале лета 1150 года{31}. Юрий укрылся в Городце на Остре. Его старший сын Ростислав, напомню, сидел в Переяславле. Два этих города и стали его главными опорными пунктами в Южной Руси.

И всё же поход Изяслава во многом оставался авантюрой. Сил для того, чтобы сохранить за собой киевский стол, у него явно недоставало. А потому, когда союзники Юрия начали стягивать свои полки к Киеву, удержать город он не смог. В конце августа того же 1150 года Изяслав попытался было принять бой, собрал войско из верных ему «чёрных клобуков» и киевлян и направил его против подошедшего Владимирка Галицкого, который казался ему наиболее опасным противником. Однако собранная им рать попросту разбежалась, убоявшись силы галицкого князя и многочисленности его войска. Пришлось возвращаться на Волынь и Изяславу. Так, с помощью союзников, спустя три месяца после своего бегства из Киева, Юрий вновь занял великокняжеский стол. Киевляне поспешили признать его — очевидно, стремясь не допустить в город Владимирка, стоявшего со своими полками возле самых городских стен. Этого князя — совершенно чужого и враждебного им — они страшились ещё больше, чем Юрия.

Казалось, для Юрия всё складывается вполне благополучно. Но за время его трёхмесячного отсутствия в Киеве произошло событие, внешне весьма незначительное, но оказавшее существенное влияние на ход последующей борьбы за великокняжеский стол. Изяславу удалось примириться со своим дядей, князем Вячеславом Владимировичем. И не просто примириться, а заключить с ним договор, рассчитанный на длительную перспективу. Задуманная им политическая комбинация полностью меняла расстановку сил, переводила его отношения с Юрием Долгоруким в совершенно новую плоскость. В вышгородской церкви Святых Бориса и Глеба, у самых гробниц князей-мучеников, Изяслав и его дядя целовали крест на том, что отныне «Изяславу имети отцемь Вячеслава, а Вячеславу имети сыном Изяслава». Теперь Изяслав мог претендовать на Киев и править в Киеве, прикрываясь «старейшинством» Вячеслава, как бы от его имени. Сама идея этого политического альянса — заслуга даже не Изяслава, а его брата Ростислава Смоленского, князя весьма умного и дальновидного, неохотно принимавшего личное участие в междоусобных войнах, но при любых раскладах безоговорочно поддерживавшего своего брата. Простодушного Вячеслава договор с племянником вполне устроил. Изяслав же таким хитрым способом пресёк претензии на «старейшинство» со стороны Юрия Долгорукого, лишил суздальского князя главного козыря, который давал ему преимущественные права на великокняжеский стол, с точки зрения тогдашних представлений о «старейшинстве».

Впрочем, сейчас нас интересует не столько Юрий, сколько его сын Андрей. В борьбе отца за Киев он по-прежнему принимал самое деятельное участие.

Так, вскоре после первого изгнания отца из Киева Андрей направился в Переяславль, к своему брату Ростиславу. Отец послал его туда по просьбе самого Ростислава. Дело в том, что Изяслав Мстиславич сразу же по вокняжении в Киеве поручил своему сыну Мстиславу Канев, «веля ему оттоле Переяславля добыти». Сделать это Мстислав должен был, опираясь прежде всего на «чёрных клобуков». Собирая вокруг себя отдельные их роды, Мстислав обратился за поддержкой к турпеям — многочисленному торкскому роду, расселённому по левому берегу Днепра, в пределах Переяславского княжества. Узнав о его намерениях, Ростислав тотчас послал за помощью к отцу. С этой помощью и явился к нему Андрей. Сам же Ростислав поспешил к Сакову — главному городу в земле турпеев. Ему удалось захватить кочевников врасплох: «поймав» их, князь отогнал их к Переяславлю, под защиту городских стен. Трудно сказать, вошли ли турпеи в состав его войска и, если вошли, насколько оказались надёжны. Но такова уж была обычная практика русских князей в отношении «своих поганых»: когда опасались, что они могут перейти на сторону противника, их силой изгоняли с прежних мест обитания или «переимали» их жён, детей и имущество. Ну а пока Ростислав гонялся за турпеями, Андрей находился в Переяславле, готовя город к возможному нападению Изяслава или его сына{32}.[15]