Книга Тьмы. Дилогия (СИ) - Олег Мельник

Мы покинули «двенашку». Гитаристы достали из багажника свои зачехленные инструменты. Я помог Алексу стянуть его синтезатор с багажника на крыше.

— Надо будет микроавтобус приобретать, — бубнил во время разгрузки наш «директор».

В девять часов утра массивная деревянная дверь «Железного радио» чуть приоткрылась, выпустив девушку небольшого роста с бумажным листком в руке. Гул во дворе приутих. Запинаясь, начиная несколько раз заново фразу, девушка прочитала на бумажке что-то заковыристое на английском. Ей откликнулась бородатая группа в косухах, музыканты широкими шагами пересекли двор и скрылись за дверью.

— Ждем, — зевнул Алекс.

Время шло. Команды то приходили, то уходили. Покидающие здание «Железного радио» разделились на две категории: радостных и недовольных, отчего можно было подсчитать, сколько групп прошли отбор. Число их было угнетающе малым. Становилось понятно, что жюри у радиостанции достаточно строгое. Во дворе чувствовалось волнующее напряжение, хотя вокруг шутили, смеялись, разыгрывались. Тут и там мелькали смартфоны, фотографирующие это пестрое столпотворение. Музыканты гуляли по все больше заливаемому солнцем дворику, что-то мурлыкали себе под нос, поигрывая на гитаре, или ходили налево-направо, молотя по воздуху и по всем предметам, до которых можно дотянуться, барабанными палочками. Если подойти к торцу здания, можно было слушать приглушенный стенами музыкальный шум, доносящийся откуда-то со второго этажа. Несколько человек разместились на углу, обсуждая игру конкурентов. Кое-где возникали небольшие стычки. Объявляющая команды девушка всем уже привыклась, ее появление встречали радостными криками и улюлюканьем, на что она только мило улыбалась.

— Мы так до вечера тут проторчим, — жаловался Дима, поглаживая пустой живот.

— В этом есть свой плюс, — заметил Сергей, — к концу отбора жюри устанет и будет пропускать всех подряд, лишь бы не насиловать уши.

— Или наоборот — наберут, сколько надо, и закроют лавочку, — предположил Дима.

— Вряд ли, — Сергей покачал головой, — слишком мало групп они утвердили. Первые позиции — самые невыгодные, тогда жюри еще не знает, что их ждет дальше и оценивает очень субъективно. Главное — продержаться до обеда. Сытое жюри станет добрым, и тогда у нас будет больше шансов. А до обеда будет нетерпеливым и захочет поскорей избавиться от группы.

Времена гаражного рока прошли. Если раньше команды собирались в гаражах и подвалах, тащили туда гитары, колонки, провода и барабаны, чтобы хоть как-то иметь возможность петь о свободе, то теперь, имея даже небольшое финансовое подспорье, нет необходимости лишний раз создавать для этого новую инфраструктуру. Достаточно обратиться в какой-нибудь дом культуры, студию или музыкальное учебное заведение, чтобы тебя снабдили почти всем необходимым. Рок стал доступным. А это значит, что сцену заполнили корявые звуки.

Мы стояли возле парадного входа, где Алексей встретил своих друзей по колледжу и ударился с ними в воспоминания, а мы напряженно ждали своей участи. При близком рассмотрении стены показались мне ненадежными: их сплошь покрывали тщательно замазанные трещины. Я подумал, что это самое неподходящее место для децибельной музыки. Но, несмотря на свою ветхость, здание радио вызывало уважение — как вызывают его девяностолетние старики, глядя на которых задумываешься, через какие дебри им приходилось лезть в своем стремлении жить, какие эпохи проводили они в небытие прошлого своими уставшими от вранья глазами, какое огромное количество событий произошло в их долгой жизни. Ценности, мораль прошедших времен уже мертвы, а эти люди все еще живы. Неужели это не доказательство того, что нет ничего истинного и бессмертного в придуманном человеком?

— «Скальд»! — крикнула девушка.

— Пошли! — скомандовал Алекс, мгновенно оторвавшись от беседы со знакомыми.

Мы прошли входную дверь и поднялись по парадной лестнице в холле вслед за девушкой. Проводница остановила нас возле двери на втором этаже сразу напротив лестницы, затем заглянула внутрь и через несколько секунд широко распахнула перед нами дверь.

Мы оказались в небольшом актовом зале с потертыми креслами, люминесцентными светильниками под потолком; невысокие, но широкие окна скрывали вертикальные жалюзи. За длинным столом с монитором, перед небольшой сценой, сидели шестеро серьезных людей: четверо мужчин и две женщины, коротко кивнувшие ответом на приветствие. Кто-то наблюдал поверх очков за спешными приготовлениями группы, кто-то безразлично переговаривался с соседом, и лишь после представления команды и названия композиции решили обратить на нас свое внимание.

Слева от жюри на штативе стояла камера, что еще больше подчеркнуло серьезность происходящего и заставило нас немного понервничать. Три негромких удара по тарелкам задали ритм и одновременно отсчитали три секунды до старта. Вместо четвертого удара заиграла гитара Сергея, чуть позже к нему присоединился Дима. Куплет и партия Алекса начинались одновременно. Перед тем как запеть, я попытался утихомирить рвущееся из груди сердце, закрыв глаза и глубоко вдыхая. Сердце успокоилось очень быстро, вдобавок я ощутил некоторую связь с музыкантами — она невидимыми нитями тянулась откуда-то из их груди к моим пальцам. Эта связь была точно такая же, какую я наблюдал на остановке с Викой и Антоном. Только на этот раз я не видел периферию сцены, а был внутри нее и чувствовал текущую по каналам энергию. Стоило открыть глаза — и это чувство сразу исчезало, оборванное мешаниной предметов вокруг нас.

Динамики по бокам сцены гудели, передавая полу вибрации. Эти вибрации поднимались по моим ногам, заполняя все тело мягкой энергией, перетекавшей впоследствии через кончики пальцев к остальным музыкантам. Я чувствовал, как они успокаиваются, напряжение спадало, их обволакивало плавное течение силы. Это была еще неизвестная мне циркуляция энергии, получаемая мной от ритма и мелодий и возвращаемая музыкантам. И чем расслабленней они были, тем свободней позволяли этой энергии проходить сквозь себя, не создавая препятствий, и тем больше скапливалось неизрасходованной энергии. Нити избыточной энергии впоследствии делали виток вокруг сцены и ложились на незримую сферу вокруг музыкантов, образуя светящийся клубок. Все эти невидимые метаморфозы я чувствовал с закрытыми глазами, не ощущая пульса времени, но и не покидая настоящего.

В дорожной харчевнеБыло дымно и людно —Сюда я приехал усталый.Здесь было веселье,Напиться нетрудно, —И я опрокинул немало…

Вдруг двери открылись,Зашли в зал бродяги,К владельцу втроем попросились,И вскоре вернулись,Хлебнули чуть браги,На стол большой взгромоздились.

Тут струны запели,Вокруг все примолкли,И песнь стали петь менестрели.

Началась песня довольно неуверенно, скованно, но каждая прозвучавшая нота словно вливала новых сил. Клубок энергии все рос, и вот уже сфера поглотила стол жюри, подмяв их под свое влияние, — я видел, как их сопротивление ломалось.