Котел - Лэрри Бонд

Если Франция в действительности так нуждается в помощи России, чтобы выиграть эту войну, почему не пообещать Каминову и его генералам все, что им хочется? В представлениях Дюрока все обещания, раздаваемые дипломатами, существовали только для того, чтобы их нарушать или, в лучшем случае, тщательно обходить. В конце концов, какое значение могли иметь несколько лишних миллиардов франков? Если Конфедерация одержит победу, то необходимые средства всегда можно выжать из малых государств – членов ЕвроКона или из побежденных поляков, чехов и мадьяров. Если Конфедерация проиграет, Россия окажется не в том положении, чтобы предъявлять свои финансовые претензии.

Устав смотреть на то, как сидящие за столом роются в своих бумажках и потягивают холодную воду, майор пробежал глазами по шеренге русских военных и гражданских специалистов, подпирающих противоположную стену. Это были его товарищи по несчастью и скуке. В глазах большинства читалось уже знакомое выражение мученического долготерпения или наигранного интереса – выражение совершенно общее для всех подчиненных в любых кабинетах, во всех министерствах и военных штабах всего мира. Однако было одно исключение. Высокий и привлекательный светловолосый полковник был явно чем-то обеспокоен. Пока Дюрок смотрел на него, русский посмотрел на часы и поднял голову в совершенном отчаянии. То же самое повторилось буквально через тридцать секунд.

Дюрок мысленно перебрал в уме все секретные досье, которые он изучал перед приездом в Москву, надеясь вспомнить имя полковника с аристократическим утонченным лицом. Упражнение это оказалось совершенно излишним, если не сказать хуже – оно лишь помогло ему на несколько секунд отвлечься от утомительной скуки переговоров. Лицо русского и заученное досье совместились быстро и безошибочно. Перед ним был полковник Валентин Алексеевич Соловьев, один из высокопоставленных помощников маршала Каминова по военным вопросам.

Одновременно с именем и фамилией в памяти всплыли основные пункты его досье. Отмеченный многими орденами и медалями ветеран войны в Афганистане, имеет репутацию дерзкого и тактически грамотного офицера. В политике – сторонник "жесткого" курса, приверженец политической линии Каминова, лично предан маршалу. Сообщалось, что полковник был идейным вдохновителем и застрельщиком продолжающейся в российской армии "чистки", направленной против демократически настроенных офицеров и военнослужащих, приверженных традициям "землячества". Психологический портрет, нарисованный аналитиками Московского отделения Департамента внешней безопасности, изображал Соловьева рассудительным, сдержанным и спокойным человеком.

Дюрок сжал губы, весьма заинтересованный тем, что он сейчас видел. Если документы, которые он читал, были точны, то нервное напряжение, в котором, безусловно, пребывал полковник, было для него совершенно не характерно. Из своего жизненного опыта майор Дюрок знал, что человек редко ломает свою привычную линию поведения и образ мыслей без достаточно серьезных причин. Почему же этот русский, который должен быть холоден как лед, чувствует себя как уж на сковороде?

Во время небольшой паузы в переговорах, пока переводчики-французы сражались с казенными, скучными и запутанными оборотами речи Каминова, Соловьев наклонился вперед и что-то тихо шепнул маршалу на ухо. Почти не слушая своего помощника, пожилой коренастый маршал раздраженно кивнул, махнув рукой куда-то в сторону выхода.

Полковник с видимым облегчением выпрямился и направился к дверям. Некоторые из его товарищей посмотрели ему вслед с удивлением или с завистью.

Дюрок, не на шутку заинтригованный, прошептал свои бессвязные извинения и вышел из комнаты переговоров сразу за Соловьевым. Русский полковник шел быстро, торопливо пересекая вестибюль в направлении главного входа в строение. Из головы француза – агента безопасности – исчезли последние сомнения. Русский не просто искал туалет; он собирался выйти из дачи и делал это неожиданно и поспешно.

Почему? Что могло быть для него важнее переговоров? Что заставило его покинуть гостиную, рискуя рассердить своего прославившегося крутым нравом начальника? Дюрок нахмурил брови. Что бы ни происходило, он должен знать об этом как можно больше. В Венгрии он допустил несколько проколов, едва не стоивших ему карьеры.

Майор вышел на крытое крыльцо особняка и увидел, как полковник уселся за руль черной штабной "волги". Куда бы он ни направлялся, он собирался ехать один.

"Не так быстро, полковник", – холодно подумал Дюрок. Спустившись по ступеням, майор быстро направился к группе людей, без дела толпящихся около служебных машин, куря сигареты и негромко переговариваясь, ожидая, пока хозяева соизволят закончить свои важные дела.

Вопреки рекомендациям Дюрока, французский посланник и сопровождавшие его лица ездили на место переговоров в нескольких бронированных лимузинах, в сопровождении кортежа спецмашин, в которых за ними следовали сотрудники службы безопасности. Эта практика казалась Полю чересчур помпезной и не слишком благоразумной, однако она давала ему право открыто приказывать большому количеству людей.

– Форе! Вердье! – он поманил к себе двух агентов, стоявших ближе всех. Оба были достаточно опытными сотрудниками, участниками нескольких тайных операций.

Удивленные его неожиданным появлением, агенты торопливо затушили сигареты.

– Да, майор?

Дюрок кивком указал им на черную "волгу", которая задним ходом выезжала с места стоянки.

– Вам надо будет проследить за русским в этой машине. Будьте осторожны, чтобы он не догадался о вашем присутствии. Не спугните его. Необходимо выяснить, куда он направляется и с кем будет встречаться, если, конечно, он будет встречаться. У вас есть фотоаппарат?

Форе, крошечный человечек с крысиным лицом, кивнул.

– Так точно, сэр.

– Превосходно. Сделайте снимки, если сумеете.

Вердье, который был покрупнее и покрасивее своего напарника, кивнул головой в сторону лесной дороги.

– Что нам сказать солдатам на контрольном пункте, если они спросят, отчего мы уезжаем так рано?

Дюрок пожал плечами.

– Скажите им, что французский посланник желает убедиться, те ли вина подали ему к ужину. Я думаю, они сразу вам поверят.

Оба агента заулыбались и поочередно кивнули. Нежная и преданная любовь посланника Сорэ к своему желудку, а также его непоседливость и нервозность, давно стали предметом едких шуток как среди его подчиненных, так и среди их русских коллег.

– Есть еще вопросы? – спросил Дюрок. – Нет? Выполняйте.

Машина Соловьева находилась уже на пути к лесу.

Форе и Вердье бросились исполнять распоряжение, а Дюрок вернулся в дом, тщательно обдумывая свой следующий шаг. Если его тревога окажется напрасной, то слежка за этим русским поможет ему держать своих людей в некотором напряжении, однако Дюрок чувствовал, что его бдительность принесет гораздо более удивительные и неожиданные результаты. Для майора разведка была просто вариантом древней как мир охоты – охоты за фактами в тумане неопределенности, и могла заменить ему воду в сердце пустыни. Он отлично знал, что при помощи собственного сознания человек не в состоянии уловить и сотой доли тех малозначащих фактов и полунамеков, со всех сторон обрушивающихся на него. Главную работу проделывает подсознание, главными инструментами которого являются интуиция и вдохновение, производящие на свет блестящие догадки и озарения. И хотя его решение установить слежку за русским полковником было почти полностью интуитивным, Поль Дюрок уже давно научился доверять своей интуиции.

МОСКВА, УЛИЦА АРБАТ

В самом начале двадцатого столетия в Москве на Арбате располагались самые дорогие и фешенебельные магазины. В годы коммунистического правления для Арбата настали черные дни, ибо скромная улочка превратилась в один из символов "капиталистической эксплуатации". Теперь же, когда двадцатый век почти закончился, история совершила полный круг. Оживление частного капитала и связанная с этим реставрация многих старинных особняков, иностранные инвестиции и правительственная программа, связанная с сохранением памятников старины, вдохнули в Арбат новую жизнь. Так в Москве появилась вымощенная булыжником пешеходная зона, окруженная множеством сувенирных лавочек, картинных галерей и театров.

Вопреки политике строгой экономии, которую в соответствии с суровыми законами военного времени неуклонно проводило в жизнь правительство маршала Каминова, Арбат не утратил ни своих красок, ни людного оживления. Когда в столице закрывались после рабочего дня министерства и офисы, многие устремлялись на Арбат в поисках развлечений и покупок. Часто попадались здесь и люди в военной форме – это были офицеры, занятые на штабной работе в массивном бетонном здании Министерства обороны, расположенном в самом конце улицы.