BRONZA - Ли Майерс

Желая загладить свою вину, он весь день потакал всем желаниям мальчика. В того же словно бес вселился. Так что к вечеру Марк уже и ног под собой не чуял. Именинник совсем заездил его своими капризами. Между прочим, это он потребовал, чтобы они ужинали в том итальянском кафе. Заказал большущий торт-мороженое по случаю своего дня рождения. Загадывая желание, долго ломался и жеманничал, прежде чем задуть свечи. Впрочем, Марк и не думал возражать.

Приятно было плюхнуться на мягкий диван за столиком у окна и вытянуть уставшие ноги. Через панорамное окно открывался чудесный вид на пролив. Голубая вода в золотистых блестках солнечного света. Чайки. Яхты, лениво хлопающие белыми парусами на слабом ветру. В общем, красота…

На седьмом небе от удовольствия он доедал второй кусок торта, нацелившись глазами на третий. Имонн нехотя продолжал ковыряться ложечкой в первом и смотрел на закат.

– Ты меня любишь? – вдруг спросил он.

Марк поперхнулся мороженым.

– Так любишь или нет?! – более требовательно спросил мальчик, когда он прокашлялся. – Потому что я люблю тебя!

Услышав такое, Марк чуть не поперхнулся снова и невольно отвел глаза. За окном, красиво пылая, солнце опускалось за горизонт. Уцепившись взглядом за его пунцовый край, будто за спасательный круг, отвлеченно подумал, что еще немного и наступят сумерки. Ужасно хотелось пощупать отроку лоб. Может, жар, лихорадка?

– Э-э, ну это… ты… в общем… как бы…

Мямлил он потом что-то пустое, пытаясь найти слова – такие, чтобы не задели чувств отрока, не обидели. А у того уже слезы на глазах и нижняя губа трясется. Этого только не хватало! Марку сделалось страшно.

– Конечно, я тебя люблю! Всем сердцем! Ты же знаешь! – бодро воскликнул он, улыбнувшись Имонну, но улыбка вышла какой-то жалкой. Виноватой.

– Дурак! Я люблю тебя по-настоящему! Как возлюбленного! – глянув на него такими злющими глазами, Байя подхватился и выбежал из-за стола.

Ошеломленный, он не сразу поспешил за ним. Пока расплачивался, пока вышел – того уже и след простыл. А впереди большой перекресток. Куда идти? Где искать? Потоптавшись немного возле кафе, успокоился. Поймал такси и поехал домой. В номере подошел к окну (не к месту зачем-то вспомнив, что порезался утром, когда брился), прижавшись лбом к стеклу, смотрел на последние угасающие пурпурные всполохи и думал, что отрок остынет и сам вернется в отель. Куда еще ему идти…

Телефон продолжал звонить, не умолкая. Вдруг, побледнев, Марк схватил трубку.

– Как же ты долго соображаешь! – Оуэна просто распирало «сочувствием» к мыслительному процессу брата. – Ну-ка, скажи что-нибудь нашему тупице!

В трубке послышался звук удара и вскрик Имонна.

– Ублюдок, только попробуй еще раз… Хоть пальцем тронь… Хоть волосок упадет – убью! – закипая от злости, заорал Марк.

– Знаю, знаю… Ты отрубишь мне голову! – отмахнулся от его угрозы Оуэн.

И Марк прямо услышал, как тот презрительно пожимает плечами.

– Все равно убью!

– В таком случае, поторопись, а то мне уже скучно, и сейчас я начну ломать твоему щенку пальцы!

Страх за жизнь Байи и желание во что бы то ни стало спасти мальчика сделали его безрассудным. Ударом ноги распахнув дверь, Марк влетел в комнату, даже не почувствовав упругого сопротивления воздуха, предупреждающего о начертанном здесь Заклинающем Круге. И угодил в коварно расставленную Оуэном ловушку – в мощное поле двойного Заклятия. Выдохнуть смог с большим трудом, ему показалось, что легкие придавила холодная каменная плита. Она высасывала из него Силу.

По глазам больно резанула ослепительная белизна шелковых простыней на широкой кровати. Больше здесь ничего не было. Кроме лежащего поперек кровати, приготовленного к закланию Байи. Руки мальчика, связанного заклинанием, были вывернуты за спину и стянуты в локтях, чтобы было больней. На нем не было никакой одежды.

– Прости, Марк… я только хотел спасти тебя… – виновато произнес Имонн, посмотрев на него своими печальными глазами. Пошевелившись, он невольно всхлипнул. Невидимые путы врезались в тело и там, где они впились в нежную кожу мальчика, выступили крохотные бисеринки крови.

– Лежи смирно. Не стоит лишний раз дергаться, дружок… – раздался вроде бы заботливый голос. – А то, чего доброго, истечешь кровью, не успев насладиться собственной глупой доверчивостью…

В круге света, облаченный только в свои «добрые намерения», возник Оуэн. Повернулся к брату.

– Что, неожиданно? – спросил он и развел руки в стороны, демонстрируя Марку великолепие своей обнаженной фигуры. – Я вообще полон неожиданностей! – заверил он обоих. Сел на кровать. Не выпуская Марка из поля зрения, стер несколько капелек с бедра мальчика. Облизал пальцы.

– Не желаешь… присоединиться? Я поделюсь! – предложил очень щедро. – Но сначала… – отвесил он Байе подзатыльник, – позволим этому гаденышу вспомнить! Время просить о милосердии кончилось! Хочу, чтобы щенок знал, что я сделал с ним той ночью, когда ему было тринадцать, и красная луна заглядывала в окно!

Имонн испуганно заелозил на постели, отдвигаясь от протянутых к нему рук. Но заклинающие пальцы Оуэна уже впечатались ему в лоб.

– Нет! Ублюдок, не смей! – заорал Марк, бросаясь к ним.

Но только легкие лопались от беззвучного крика, да еле-еле шевелились губы. От неимоверного усилия сделать хотя бы шаг на шее жгутами вздулись вены. Заклятие, укравшее у него Силу, держало крепко – он остался там, где стоял. А слова другого Заклятия, что сейчас читал Оуэн, исказили мукой лицо Имонна, превратив оленьи глаза мальчика в черные бездонные дыры. Он забился на кровати. Закричал. Тоненько, жалобно. И путы, безжалостно впившись в тело, обозначились на его коже красными длинными порезами. На простыни упали первые капли крови.

Алое на белом. Оуэн продумал и это. Убей он сейчас оруженосца на глазах у Марка – и ничего не произойдет. Его глаза вспыхнули багрянцем. Нужно было сотворить с мальчишкой такое, от чего сердце брата изойдет кровью и обратится в камень. Тогда, лишенный Силы, он захочет вернуть ее себе, и сам снимет Оковы Согласия, чтобы остановить или наказать его, Оуэна, за это.

Только Марк не знал, что стоит в двойном Заклинающем Круге и, стоит ему освободиться от Оков, Заклятие Преображения сразу же заставит его забыть о причине, побудившей их снять. И он, Ивама Оуэн, наконец-то увидит возвращение своего настоящего брата. А не это чучело с нимбом на макушке. Он окинул застывшую посреди комнаты живую статую презрительным взглядом.

«Отпусти отрока… – молили несчастные, ставшие совсем больными, глаза Марка. – Я буду твоим! Я останусь с тобой навсегда! Только отпусти его… Отпусти…» Но для Оуэна это уже не имело значения. И странной печали он не испытывал, и желания подойти к брату и утешить. Прижать к плечу его голову. Услышать стук его сердца. Все это больше не интересовало его, он собирался в полной мере насладиться страданиями обоих. Зрелищем грехопадения. Каждым его мгновением.