Изгнание владыки - Григорий Адамов

Однако о необходимости остановки снаряда для осмотра Мареев осторожно, между прочим, в разговоре, как о пустяковой вещи, сообщил Брускову. Тот отнесся к этому сообщению безразлично.

Мареев выключил рубильник, моторы прекратили свое непрерывное гудение, прекратилось рычание резцов коронки и шорох земли за оболочкой. Плотная, звенящая тишина наполняла снаряд – такая необычная, странная, что люди чувствовали себя в ней беспокойно и тревожно.

Четыре часа они осматривали, исследовали, проверяли рентгеном состояние снаряда. Все было в порядке. Ни оболочка, ни винт не обнаружили никаких признаков деформации под влиянием трения и высокой температуры. Высококачественная четверная, легированная сталь, полученная по способу Лаврова и Фефера, специально для постройки снаряда, вполне оправдала себя. Резцы и ножи, которые должны были автоматически подаваться вперед в случае стачивания и одновременного затачивания, остались в первоначальном размере и положении. Снаряд снова тронулся в путь.

Приближалась глубина, намеченная для установки термоэлектрической батареи. Гнейс продолжал окружать снаряд, но на середине девятого километра от поверхности он стал обнаруживать понижение своей твердости. Если раньше, за полкилометра до этого, по шкале твердости он достигал почти девятого места, места карборунда, то теперь его твердость опять спустилась на восьмое место. Вместе с тем температура возрастала гораздо быстрее, чем следовало ожидать: она доходила уже до 300° Цельсия.

Все это очень озабочивало Мареева. Чем объяснить такой быстрый рост температуры? Не приближается ли снаряд к какому-нибудь высоколежащему очагу магмы – расплавленной массы? Может быть, где-то здесь, на сравнительно небольшой глубине, проходит поток магмы, соединяющий два больших ее пространства?

Если так будет идти дальше, то на намеченной глубине в десять километров температура может оказаться значительно выше тех 365°, на которые рассчитан проект термоэлектрической установки. Тогда имеет смысл добиваться не обязательно десяти километров глубины, а только лишь той температуры, какая нужна по проекту. В конце концов это даже выгодно, это сократит путь и время пребывания под землей. Хотя интересно, конечно, пробиться как можно глубже, узнать, что там, в каком состоянии находятся горные породы у границ магмы. Но нет, Михаил совсем расклеился. Чем меньше он пробудет под землей, тем лучше…

Мареев передал все эти свои соображения на поверхность – Комитету по сооружению подземной термоэлектрической станции при Совнаркоме СССР, высшему правительственному органу, которому он был непосредственно подчинен. Комитет согласился с этими соображениями и предложил Марееву по достижении температуры в 365° Цельсия остановиться, установить батарею и возвращаться на поверхность.

Узнав об этом распоряжении, Брусков оживился.

– Значит, мы скоро остановимся! – радостно говорил он Марееву. – Как хорошо! Я устал… Мне порой казалось, что конца не будет нашему спуску… что мы никогда не вернемся наверх, к людям… к солнцу…

У него задрожали губы и голос дрогнул.

– Да, да, Михаил! Возьми себя в руки… Не распускайся, дружище… По моим расчетам, через пятьсот – шестьсот метров мы достигнем необходимой нам температуры. И тогда начнем пробиваться наверх! Ты только крепись, Михаил!

Надежда и приближающийся конец путешествия вниз, казалось, влили новые силы в Брускова.

На глубине в восемь километров восемьсот метров внешняя температура достигла 320°.

Здесь произошла авария, чуть не стоившая жизни нашим путешественникам. Термоизоляция из асбеста, выложенная на внутренней стороне наружной оболочки снаряда, прорвалась по шву, и сильный жар быстро наполнил каюту. Брусков, спавший на своей койке, впал в обморок. Когда Мареев поднялся из нижней камеры в каюту, жар уже настолько усилился, что почти невозможно было войти в каюту. Мареев успел, однако, добраться до баллона с жидким водородом и пустить его струю в каюту. Струя водорода с холодом космических пространств понизила жар и позволила Марееву отыскать место прорыва в изоляции и заделать его.

На глубине в девять километров кончился чудовищный слой гнейса толщиной более километра. Температура подскочила до 345°.

Мареев впервые после тридцати двух дней строго перпендикулярного спуска в глубины земных недр изменил направление движения снаряда, давая ему постепенный уклон и понемногу выводя его на горизонтальную прямую.

На глубине в девять тысяч двести пятьдесят метров от поверхности земли и на расстоянии семи с половиной километров от места отправления в шахте «Гигант» снаряд остановился и лег в слое кристаллического сланца при температуре породы в 367°, твердости – 7 и влажности 1,5 процента.

Немедленно началась работа по разрыхлению горной породы вокруг снаряда и ее сжиганию методом термитной реакции. Со времени его введения Лавровым и Фефером советскими химиками и металлургами были найдены специальные термиты, вещества, которые в соединении не только с окислами металлов, но и с различными минералами развивают необычайно высокую температуру и образуют новые сплавы и новые минералы.

Мареев применял термитную реакцию здесь, на глубине девяти с лишним километров, единственно для того, чтобы с помощью огромной температуры, развиваемой этой реакцией, испарить и изгнать из окружающей породы ювенильную (глубинную) воду, которая пробирается в верхние породы из магмы – расплавленной массы земных глубин. Этим самым Мареев отвоевывал себе некоторое пространство, необходимое для работ и установки батареи.

Устраивая очаги термитной реакции сначала у выходного люка, потом все дальше и дальше от него, завоевывая пядь за пядью пространство возле снаряда, Мареев и Брусков через десять дней непрерывной работы могли уже стоять во весь рост в небольшой пещере.

Они были одеты в жароупорные и газонепроницаемые скафандры с застекленными небьющимся стеклом касками на головах. За спинами у них помещались ранцы с приборами, поглощающими углекислоту и возобновляющими кислород для дыхания.

Теперь, получив относительную свободу действий, они могли уже гораздо быстрее и успешнее работать.

Еще через десять дней они закончили образование пустоты, достаточной для помещения десяти узких и высоких секций термоэлектрической батареи.

Соединенные вместе, они представляли собой высокую, в два с половиной метра, спираль из плоской тонкой и широкой металлической ленты, спаянной, как фанерный лист из двух отдельных лент. В общем вид батареи напоминал огромную тонкосеребристую батарею центрального отопления. Эти две ленты были изготовлены из двух различных металлических сплавов, в один из которых входил, между прочим, висмут, а в другой – сернистая медь.