Первые бои добровольческой армии - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решили спешно идти на Федоровку. Скорее вперед, не дать большевикам опомниться. Скорее на соединение. Хотя сильно хотелось постоять – казаки исключительно радушны. Только что сообщили: в добровольцы записалось 44 женщины!!! Я побежден…
Много добровольцев из простых казаков – сразу видно, воины.
А ведь по роду занятия – те же крестьяне, как и солдаты.
Станица богатая. Прекрасные чистые дома, преимущественно каменные, обстановка с запросами культуры… Сады, все цветет.
Особое чувство – первая станица. Мы у грани поставленной цели. Иные люди, иная жизнь… Много переживаний – что-то ждет впереди. Большевики, по-видимому, всюду бегут, всюду у них паника…
В станице и соседних поселках идет обезоружение неказачьего населения.
Тюрьма пополняется изо всех закоулков. Казаки волокут за жабры вчерашних властелинов – колесо истории вертится.
Много главарей расстреляно…
18 апреля
Ночью и утром донесения из слободы Платовой, что большевики идут колонной в 600 человек от Мелентьева по правому берегу Миуса и колонной в 400 (приблизительно вдоль моря, якобы есть артиллерия и броневики). Очевидно, отрезанные банды… Платовцы беспокоятся. Хотя паром через Миус испорчен, но платовцы боятся правобережной миусской колонны.
Решили, чтобы не пропустить, изловить, послать две колонны: правую вдоль правого берега Миуса – рота со своими пулеметами, взвод легкой артиллерии, взвод конницы и вспомогательная сотня казаков, которым в Платовой взять еще одну-две сотни вспомогательных. Все прочие силы – на Федоровку – так едва ли проскочат отрядом, ну а рассеются – все равно всех не выловим.
Выступили в 8 часов. Солнце жжет. Ветра почти нет… Иду с конницей.
По дороге на мостике через проток провалился задом броневик. Этой поломкой моста задержал всю колонну, обязанную переходить болотину в брод, а сам просидел часа три – пока наконец постепенным созданием фундамента из бревен и с помощью домкрата не подняли.
Стали на ночлег в Федоровке – одна из паскуднейших деревень Таганрогского округа, гнездо красной гвардии и ее штаба. Отобрали всех лучших лошадей из награбленных, не имеющих хозяев. Отобрали оружие. Много перехватили разбегавшихся красногвардейцев, захватили часть важных, прапорщика, начальника контрразведки, предателя, выдавшего на расстрел полковника и часть казаков из станицы Новониколаевской и т. п. Трех повесили, оставили висеть до отхода, указали, что есть и будет возмездие, попа-красногвардейца выдрали. Только ради священства не расстреляли, ходил с ружьем с красной гвардией, брал награбленное, закрыл церковь и ограбил ее. Страх нагнали. Левее, оказывается, шла еще казачья колонна, по Ягорлыку вверх, обезоруживая население, казня виновных.
Идет очищение, идет возмездие.
Связь с правой колонной установили автомобилем – там все благополучно. Федоровка тоже деревня довольно благоустроенная, много хороших домов…
19 апреля, Николаевка
Около 10 посланец Натиева с письмом. Положение на Украйне: делегация хлеборобов (300–400) против социализации, арест немцами министров, разгон Рады, предложение править хлеборобам, самостийникам-федералистам и правым с.р. Отношение к Раде войск и народа, отношения между войсками Натиева и немцами, инцидент с обезоруживанием эшелона, захват телеграфных линий, контроль даже над Натиевым. Настроение против самостийности. Желание присоединиться к нам. Просьба обождать. Ответил о желательности присоединения, но ждать не можем, ищем соединения в Ростове и Новочеркасске, где подождем. Состав дивизии – около 800 офицеров и 2000 солдат, броневики, артиллерия легкая и тяжелая, очень много снарядов. Предложил ему план – идти под украинским флагом по железным дорогам в Таганрог – Ростов, где открыть карты… Условился послать связь, когда достигну своего соединения.
Выступили в 8 часов. По дороге захватили несколько гусей – один комиссар, один большевистский интендант и т. д.
В общем сегодня не жарко. Ночлег в Николаевке. Деревня большая, с хорошими домами, но нет ни фуража, ни хлеба, ни яиц. Вообще полный недостаток продуктов. Спекулируют не только своим, но скупают и из окрестных деревень – продают и перепродают их втридорога в город. Население сильно смахивает на большевиков. Питаются за счет города.
Случай в броневике – взрыв ручной гранаты, шофер, там находившийся, не пострадал – чудо! Вырвало нижнюю заднюю дверцу, закинуло неизвестно куда, сорвало и выкинуло пулемет, расщепило пол. Работоспособность не пострадала. Погорели и полопались патроны на двух лентах.
Немцы сидят в Таганроге, кажется, идут на Ростов. Приходится спешить, авось обгоним, завтра в станицу Синявскую. В Ростове, кажется, большевиков уже нет…
Желательно бы остановиться, лошади подбиваются – долго и много идем, да и Пасху хорошо бы встретить, не говели еще. Но пожалуй, придется еще идти, как вечному жиду.
Вечером послал в Таганрог разведчиков, арестовать кое-кого без шума, есть указания, между прочим, о предательстве вдовы одного расстрелянного казачьего офицера. Поехал туда и Лесли, разговаривать с немцами, да интендант узнавать о седлах и т. п.
20 апреля, Таганрог
Колонна выступила в станицу Синявскую в 8 часов, а я с Лесли – в Таганрог для вывоза имущества и разговоров с офицерами. Лесли долго вел переговоры и добился многого: получили 150 седел, 2 аэроплана, автомобиль, бензин – и все из-под немецких часовых. Броневика же и снарядов не дали – боевого, подлецы, не дают под разными предлогами, чуют. Незаметно от немцев, из Союза фронтовиков, все же получили часть винтовок и пулеметов. Говорил с офицерами в частном собрании – те же мотивы. Неясна задача, да и не так делается, как хотелось бы тому или иному, да мало сил, да лучше и безопаснее на местах… Дирижеры – кадровые: никто, как свой. Инертность поразительная. Всего поступило человек 50. Хотелось выехать засветло, но задержался. Ночью дорога плоха, без фонарей, пришлось ночевать в гостинице. Распоряжений не отдал – одно утешение, что Войналович сам разберется в обстановке и решит, стоять или двигаться.
21 апреля, станица Недвиговская…[204]
А. Туркул[205]
Дроздовцы в огне[206]
… Я вбегаю по ступенькам деревянной лестницы к нам в «юнкерскую», на верхний этаж нашего тираспольского дома, смотрю: а через спинку кресла перекинут френч моего брата Николая с белым офицерским Георгием. Николай, сибирский стрелок, приехал с фронта раньше меня, и я не знал ни о его третьем ранении, ни об ордене Святого Георгия. В третий раз Николай был ранен тяжело, в грудь.
Я приехал с фронта тоже после третьего ранения: на большой войне