Дикие - Ширли Конран

Окунувшись поутру в пруду, Сильвана стояла на краю утеса и наблюдала за птицами, смотрела на аквамариновую воду лагуны, поворачивалась от скал на юге к пышным темным манграм на севере. Затем она слезла вниз и бежала к морю.

Все еще прохладный песок хрустел у нее под ногами, когда она проходила мимо пучков сорных трав, что росли на нем. Если при отливе или еще низком приливе большие валуны были не покрыты, она прыгала с одного на другой, забывая об опасности поскользнуться на скользкой поверхности. Все время она ощущала гипнотический шум моря, облизывающего скалы в своем ритме — искушающем и опасном. Сильвана чувствовала его щедрый дар, получаемый от невидимого дарителя — матери-земли.

Днем Сильвана, почти как другие, не возражала против влажного, солоноватого гнета джунглей. Сейчас, тонкая и гибкая она, как змея проскальзывала через густые зеленые сплетения, наслаждаясь тусклым, мерцающим светом леса, где она получала первобытное удовольствие. Она была спокойна и счастлива, когда дождь прекращался и каждый листочек сиял и сверкал каплями дождя, словно алмазными искрами.

Сильвана, никогда не чувствовавшая себя в Питтсбурге дома, теперь обрела его на Пауи. Она чувствовала себя принадлежащей этому месту. Здесь она обрела мир. Она решила, что не уедет отсюда.

— Не покидай Пауи! — восклицали другие этой ночью. Они сидели на корточках вокруг костра и ожидали восхода луны.

— Не покидайте Тихий океан, — поправила их Сильвана, — я собираюсь вернуться на Фиджи, возможно, попытаюсь сделать что-нибудь полезное там. Когда мы ловили там рыбу два года назад, я упала и растянула лодыжку. Каждый день, пока мы не уехали, местная сестра навещала меня в отеле. Эта сестра поддерживала связь со всеми детьми, которых ей доверили. Она наблюдала, как они растут. Помню, я подумала, как здорово это может быть, посвятить свою жизнь людям, быть действительно нужной. Поэтому вчера вечером я решила, что, когда мы будем возвращаться, я полечу на Фиджи, найду эту сестру и посмотрю, не смогу ли я чем-нибудь ей помочь. Она знает, что делать. Я смогу построить небольшой госпиталь для детей.

— А как же Лоренца? — воскликнула Анни.

— Лоренца замужняя женщина, она теперь не мой ребенок, — с новой живостью проговорила Сильвана. — С Фиджи почти так же легко позвонить в Нью-Йорк, как из Питтсбурга. Я буду прилетать домой дважды в год, и Лоренца может привезти своих детей на Фиджи. Представь себе визит бабушки на Фиджи!

— А твой миленький домик!

— Мне всегда в нем было не по себе, — пожала плечами Сильвана. — Не хочу больше сложных социальных обязательств, мне нужны простые и реальные.

Сюзи была шокирована.

— Но твои прекрасные вещи…

— Чем больше имеешь, тем больше хочешь. Я думаю, что больше всего удовлетворены те, кто ограничивается необходимым, — заявила Сильвана.

— Но эти места нецивилизованные, — вставила Пэтти.

— Я начинаю верить, что утверждение о том, что беспокойство — порождение цивилизации, верно. Я никогда не смогу жить, как раньше. Я хочу управлять своей жизнью и вести ее более удовлетворительно. Сила — это возможность выбора и я свой сделала.

Наконец Джонатан нарушил ошеломляющую тишину:

— Сначала нам всем надо вернуться в Питтсбург.

К приближению конца февраля лагерь в джунглях оживился. Это было заметно по тому, как женщины стряхнули свою апатию. Они больше не делали всего несколько ленивых шагов от костра до смотрового дерева, но совершали прогулки, которые заставляли их обливаться потом.

Теперь, когда они собирались уезжать, они яснее почувствовали томную красоту и благодарность острова.

На заре они теперь видели то, что видела Сильвана, — звезды, подобные россыпи жемчуга на черном бархате, густые сплетения тропического леса — загадочного и восхитительного. По ночам у костра женщины меньше чувствовали назойливых москитов и больше купающийся в звездном свете темный край леса, с которого дождем падала роса. Ночные звуки не были больше зловещими, когда они слушали мягкий ветерок в деревьях и глухой рокот волн и их рычание в рифах.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Солнце сияло весь день.

— Итак Долгий Дождь прекратился два дня назад, — проговорил Джонатан. — Подождем еще два дня, чтобы увериться окончательно и тогда мы спустим на воду плот первого марта за час до высокой воды, в десять вечера.

— Почему нельзя спустить его в сумерки, как в прошлый раз? — спросила Сюзи. — Мы не хотим грузиться в потемках. Мы должны проскользнуть по этой крутой дорожке на берег.

Джонатан ответил не сразу. Затем он проговорил тем успокаивающим тоном, который, как они теперь знали, означает «трудности впереди»:

— Учтите, что селяне, там внизу, враждебны, так как мы осквернили их священное место. Раньше они не ожидали, что мы покинем его, но знают, что мы попытаемся это сделать, как только кончится Долгий Дождь. Я не хочу стычки в лагуне или сразу же за рифом. Как только мы выберемся… ну, там у нас есть две винтовки.

Он оглядел их покорные лица.

— Конечно, спуск в темноте не идеал, но гораздо важнее, чтобы нас не видели. Они не ожидают, что мы отплывем ночью и, если повезет, будут вдрызг пьяны, празднуя окончание Долгого Дождя.

Перед наступлением ночи часы тянулись очень медленно. Скрытый под деревьями на вершине склона тридцатифутовый бамбуковый плот ожидал своей очереди быть поставленным на деревянные катки, чтобы облегчить спуск по откосу крутого обрыва.

Весь день женщины тихо трудились в медленном, но устойчивом ритме, который, как они теперь знали, наиболее эффективен в жару.

Еще раз они паковали свои пожитки в рюкзаки, еще раз затачивали рыбные ножи, наполняли водой бамбуковые контейнеры, очищенными фруктами и кокосами — мешки из волокон ротангов и аккуратно складывали все это в первой хижине.

Начиная с сумерек они нетерпеливо ожидали решающего момента. Никто не вслушивался в симфонию ночи.

В девять Джонатан тихо сказал:

— Ладно, пошли. Залезь-ка на смотровое дерево, Сюзи. Остальные несите провизию на берег.

У входа в хижину Сильвана ловко и молчаливо загружала других женщин, выполнявших обязанности вьючных животных. На ней лежала обязанность наблюдать, чтобы они несли столько, сколько смогут пронести безопасно, преодолевая крутой спуск при лунном свете.

В десять женщины изготовились к спуску плота. Сюзи оставалась на наблюдательном посту на дереве, вокруг которого была привязана веревка, а Кэри внизу, готовая травить ее, если понадобится. Веревка Пэтти была привязана к соседнему эвкалипту.