Дураков нет - Ричард Руссо

Салли поднял стекло, оно закрылось в то мгновение, когда он договорил. И Руб снова остался в обществе собственного отражения. Человек, смотревший на Руба, выглядел как тот, кого переполняют желания, вот только с возможностями у него туго. Руб неохотно сделал, что велено.

Салли и Уилл проводили взглядом Руба, который вернулся по дорожке к дому и уселся на холодное крыльцо. А говорили они о страхе. Уилл все еще боялся заходить в дом деда. Салли признался, что когда был в возрасте Уилла, тоже многого боялся. Уилл ему не поверил.

Он испуганно смотрел на ветхий дом. Тот пугал его еще сильнее, чем накануне, потому что теперь на покосившемся переднем крыльце высилась груда досок, а это значило, считал Уилл, что теперь дом и вовсе держится на честном слове.

– Хочешь знать, как делал твой дедушка? – спросил Салли.

Уилл не горел желанием знать, как именно дедушка Салли справлялся со страхом, потому что догадывался: дед объяснит, что ему помогало, и потребует, чтобы Уилл попробовал, а Уилл уже понимал, что пробовать не захочет. Он искренне не верил, что дедушка Салли когда-то чего-то боялся. Он не мог себе представить, чтобы дед чего-то боялся, как не мог представить, чтобы Шлёпа вдруг подобрел. Шлёпа не знал сострадания. Если бы знал, это был бы уже не Шлёпа. А другой человек, похожий на Шлёпу. И пришлось бы дать ему другое имя. Чтобы дедушка Салли чего-то боялся? Да он не испугался даже полицейского с пистолетом.

– Я заключал с самим собой договор, – не дождавшись ответа, сказал дедушка Салли. – Говорил себе, что буду храбрым ровно минуту.

Уилл хмуро взглянул на деда.

– Ты ведь можешь быть храбрым одну минуту, правда? У букмекера ты был храбрым и дольше минуты, и случилось хорошее. Ты выиграл деньги.

– А что было, когда минута проходила?

– Я снова пугался. Но я хотя бы мог сказать, что был храбрым минуту. В следующий раз я пытался быть храбрым уже две минуты. И вот так с каждым разом я становился все храбрей и храбрей.

Уилл по-прежнему смотрел на деда, тот явно говорил правду.

– А чего ты боялся?

Дед пожал плечами:

– Уже не помню. В моем возрасте ты тоже не вспомнишь.

Уилл посмотрел в окно на свой страх. Он не верил, что сумеет забыть, чего боялся. И не верил, что дед позабыл. Просто он никогда и ничего не боялся по-настоящему.

– Я сейчас.

Дедушка Салли выбрался из машины, прихрамывая, обошел “эль камино”, откинул задний борт. Открыл ящик с инструментами, который держал в кузове, шумно порылся в нем. Наконец, видимо, нашел что искал, потому что тяжелая крышка ящика со стуком закрылась, а сам Салли вернулся на переднее сиденье рядом с Уиллом.

– На, – сказал Салли и бросил внуку на колени что-то металлическое и тяжелое.

Уилл сжал колени, поймал вещицу, взял в руки, порассматривал недоуменно и догадался, что это секундомер.

– Можешь засекать время, – пояснил дед и показал Уиллу, как работает секундомер. – Чтобы точно знать, сколько ты пробыл храбрым.

Уилл с минуту скептически глядел на секундомер, потом еще более скептически посмотрел на дом и, наконец, на деда.

– Ладно, – согласился он с глубоким вздохом.

– Молодец.

Они вышли из “эль камино” и направились по неровной – плиты дыбились от времени и непогоды – дорожке к дому, Уилл смотрел, как медленно ползет секундная стрелка, точно пытался понять, сколько в реальном времени займет минута, на которую он согласился.

Где-то рядом лаяла собака. Салли казалось, что лай доносился из дома, но это едва ли.

Салли остановился возле сидящего на крыльце Руба (тот все еще дулся) и посмотрел на дом. Не было слышно ни треска отрываемого паркета, ни вообще звуков какой-либо работы, если уж на то пошло.

– А где Питер?

Где бы ни находилась собака, она залаяла еще громче и ближе, залаяла зло и как-то придушенно.

– Именно это я и вышел тебе сообщить, – раздраженно ответил Руб, – но тебе приспичило притворяться, будто меня здесь нет. И теперь я тебе ничего не скажу.

Руб отвернулся – то ли от злости, то ли потому что в глазах его стояли слезы, Салли не понял.

Слова Руба так напугали Уилла, что Салли улыбнулся ему и подмигнул.

– Руб? – позвал он.

– Что?

– Где Питер?

– В другом доме, – ответил Руб; хотя он по-прежнему дулся, но был явно доволен, что продержался так долго на этом допросе с пристрастием.

– В каком другом, Руб? В Бате почти пять сотен других домов. Даже больше, если считать весь штат.

– В другом доме, где мы работаем. – Руб опять рассердился.

– В летнем домике Карла? – уточнил Салли. – Неужели Питер повез паркет на озеро?

– Нет, вон в том. – Руб ткнул пальцем в дом Майлза Андерсона.

Они повернулись, посмотрели туда и увидели, как на крыльцо вышли Питер и незнакомый мужчина, остановились и о чем-то заговорили. Когда они пожали друг другу руки, Салли нахмурился и спросил:

– Кто это с Питером, Руб? Только не говори мне, что это Майлз Андерсон, тот сказал, что приедет не раньше января.

Руб открыл было рот, но тут же закрыл.

– Кто это, Руб?

– Это Майлз, мать его, Андерсон, как ты и сказал. И я не виноват.

– Черт, – произнес Салли.

Виноват Карл Робак, это он оторвал Салли от большого заказа, поручив мелкий, из-за которого Салли теперь, быть может, лишится большого. А может, и нет. Издали донесся смех, Питер и Майлз Андерсон спустились с крыльца, как два приятеля. Андерсон уселся в свою маленькую машинку, Питер наклонился к окну и помахал ему. Андерсон развернулся, устремился по Главной к деревне, Питер проводил его взглядом, потом перешел через дорогу и направился к ним.

Уилл сбежал по ступенькам, помчался навстречу отцу, Салли уселся на крыльцо рядом с Рубом, тот все еще сердился.

– Я бы на твоем месте тут не рассиживался, – посоветовал Салли. – А то кончик члена примерзнет к крыльцу.

Руб опустил взгляд, проверил, возможно ли такое.

– Совсем забыл, – продолжал Салли. – У тебя-то, поди, до крыльца не достанет.

– У тебя тоже. – Руб ухмыльнулся несмело, позабыв обиду от радости, что друг вернулся.

– Правда, – Салли крепко пихнул Руба локтем, – потому что я его подворачиваю.

Руб отодвинулся, чтобы Салли его не достал.

– А хочешь знать, сколько раз я его подворачиваю? – Салли снова ткнул Руба локтем, поскольку отодвинулся тот не так уж и далеко.

– Если бы подворачивал, тебе было бы больно. – Руб представил себе, каково это.

– Мне – нет, – заверил его Салли. – Знаешь, что я люблю больше всего?

Руб вспыхнул,