Принц для Сумасшедшей принцессы - Татьяна Устименко

«Благослови нас, Йоль! – беззвучно молилась я, продолжая заворачивать, увязывать и надписывать потихоньку убывающую гору подарков. – Благослови несчастных и спаси обездоленных. Соедини разлученные сердца и укажи путь бредущим во тьме путникам, ищущим свой дом. Верни нам утерянных любимых и научи проявлять терпение. Напитай своей силой спящую под снегом землю и приведи к нам весну…»

Трещали рассыпающиеся в угли поленья, подсказывая путеводную мелодию, и почти неосознанно я запела, стремясь достучаться до блуждающей во мраке мужской души, что-то ищущей, но не находящей. Лебеди и волки, медведи и соловьи – все они однолюбы, выбирающие свою пару один раз в жизни, а после ее потери тихо умирающие от невыносимости разлуки. Так неужели я оказалась хуже лесного зверья, не удержав и потеряв свое хрупкое счастье? Чем и когда провинилась я перед судьбой, отнявшей у меня моего единственного возлюбленного? Чем прогневила я самого Астора? Сколько лет смогу я прожить еще, не видя его глаз, не слыша его голоса, не прикасаясь к его губам? Разве чаша моих страданий еще не переполнилась? Йоль, благая ночь, заклинаю тебя – верни мне его, верни…

Мир расколот на две половины,Разгорожен высокой стеной,Были здесь мы когда-то едины…Ты ушел, ты теперь не со мной.

Может, там тебе тоже неплохо?Может, там привечают тебя?Я же нынче без стона, без охаУмираю, как прежде, любя.

Разрывается сердце от муки,Отлетает из тела душа,И тяну я в отчаянье руки,От страданья почти не дыша.

Не пылят под ногами дороги,Если ноги устало бредут,Даже наши сердца – диалогиМеж собой уж давно не ведут.

Может, хватит в безмолвье скитаться?Может, хватит годами молчать?Ведь не может навечно остатьсяВ наших душах разлуки печать.

Я искала тебя за три моря,Я презрела запреты богов,Может, хватит с нас этого горя?Без тебя остывает мой кров.

Тут призывно распахнуты двери,По бокалам разлито вино…Ты послушай, неужто мы – звери,Коим счастья найти не дано?

Коль виновна – прости меня, ладно?Я свои искупила грехи…Только помни – для сердца накладноИзливать откровенья в стихи.

Может, хватит испытывать чувство?Я прошу, на меня не гневись…Возвращаться – не дар, не искусство…Ты не думай… Ты просто вернись…

Дом спал, погрузившись в уютную, безопасную темноту. Я обошла ведущие к спальням коридоры, прислушиваясь к легкому дыханию детей и призывая на их невинные головки милость богов. И только из-под двери в комнатку Люция еще выбивался тоненький лучик света, отбрасываемый магическим фонарем. Я прижалась ухом к замочной скважине, заинтересовавшись причиной столь затянувшегося бдения…

– …а он ему пальцы под ребра сунул, сердце выдрал из груди, ноги-руки повыдернул, кровища – фонтаном! Мозги – на полу, потом голову ему оторвал, сел на коня и поскакал домой, к принцессе! – долетел до меня хрипловатый бас Кса-Буна. – Спокойной ночи, принц Люций!

Я проказливо хихикнула и на цыпочках отошла от двери в спальню сына, догадавшись, что стала невольной свидетельницей его тщательно скрываемой от всех, последней мальчишеской слабости. Будущий повелитель демонов отказывался засыпать, не выслушав на ночь очередную сказку в исполнении верного телохранителя, на свой лад воспитывающего из принца храброго воина и сурового мужчину. Я хихикнула еще веселее и пританцовывающей походкой спустилась по лестнице, ведущей в примыкающий к входным дверям холл. Обе стрелки часов замерли на цифре двенадцать, маятник начал бить полночь…

Гулкие удары еще висели в воздухе, когда к ним неожиданно присоединились другие, идущие снаружи. Похоже, это несколько крепких кулаков что есть мочи дубасили в толстую дверную створку, сопровождая удары зычными мужскими голосами, требующими немедленно впустить их в дом. Я вздрогнула и непроизвольно отступила в глубь коридора, потому что в моей голове вдруг промелькнуло красочное воспоминание – я все это уже видела! Не так важно когда – возможно, в другой жизни, но разыгрывающаяся в холле сцена до мельчайших деталей совпадала с тем страшным, однажды уж привидевшимся мне кошмаром: праздник, нетающие снежинки, мой красно-зеленый халат, настойчивый стук в дверь… И вот мой кошмар воплотился в реальность? Нет, не хочу, это просто невозможно!

Мое сердце захолонуло от недоброго предчувствия надвигающейся беды. Румянец сошел со щек, а золотая маска холодила, будто кусок льда. Бум-бум-бум… Три размеренных удара вновь сотрясли прочную дверь, напомнив мне прощальный стук молотка, вбивающего гвозди в крышку гроба…

«Не открывай! – робко просило испуганное сознание. – Не впускай в свой дом непоправимое несчастье, по промыслу судьбы прибившееся к твоему порогу. Гони его прочь…»

До крови прикусив дрожащую нижнюю губу, я нехотя подняла тяжелую, будто налитую свинцом руку и отодвинула дверной засов. Дверь тут же распахнулась, впуская клубы искрящейся снеговой пыли, моментально осевшие на разбросанных по полу еловых лапах. Белое на зеленом… Я отшатнулась назад, оттесненная мощными, закутанными в теплые тулупы фигурами четырех незнакомых мужчин, подносящих мне конскую попону, укрывающую нечто неживое, напоминающее замороженное человеческое тело…

– Хозяйка! – Грубый по звучанию, но ласковый по интонациям оклик вывел меня из предобморочного состояния, заставляя отвести глаза от непонятного свертка и поднять их на говорящего. – А мы это, в лес, значится, ездили на ночь глядючи. Ну это, как вы и учили: соли оленям в кормушки подложить, орешков для белочек подсыпать… – В ближайшем из четверых заиндевевших мужиков я внезапно опознала своего главного егеря, рыжебородого силача Фридриха. – Уже с работой управились – домой повернули, а токмо глядим, тот… – Тут егерь немного растерянно указал на сверток, – в сугробе лежит. Сам голый – в чем мать родила, волосы длинные в колтун смерзлись, весь бледнехонький, а когти – черные, страшный… – При этих словах я бессильно прислонилась к стене, пытаясь сдержать рвущийся из горла крик отчаяния. – Не бросать же его было там, хоть он на человека и не похож вовсе, а скорее – на нежить болотную, – продолжал добродушно излагать Фридрих, окутываясь паром, идущим от его оттаявшего тулупа. – Так мы его кое-как из сугроба выдолбили… – Услышав последнее слово, я сдавленно охнула, прикрывая ладонью свой перекошенный рот. – …на сани взгромоздили да и к вам опрометью кинулись… Вы ведь вроде тоже в лекарском деле разумеете? – Он так и не дождался моего вразумительного ответа, а потому недоуменно кашлянул и предложил: – Гляньте, госпожа Ульрика, может, он живой еще? Хотя, на мой взгляд, так мертвее мертвого…