ХРИСТОС И ЦЕРКОВЬ В НОВОМ ЗАВЕТЕ - Протоиерей Александр

Теоретически возможно, что Иак. было написано в раннюю пору истории первоначальной Церкви, даже до Апостольского собора 49-51-го годов (см. Деян. 15). Но все-таки более предпочтительной выглядит поздняя дата (не ранее 60-го года).

«В начале апостольского века для традиционного образа Иакова-епископа места нет. Если слово со властью в Иак. действительно принадлежит брату Господню, то его естественнее ожидать в шестидесятые годы, нежели до Собора»[949], т. е. когда апостольский век постепенно стал уходить на убыль (начало 60-х годов — дата мученической кончины таких корифеев, как апп. Петр и Павел).

122. Место написания

Судя по всему, Иаков никуда не выезжал из Палестины[950]. Там он был и похоронен. (Недавно в Израиле был обретен оссуарий[951] с надписью «Иаков, сын Иосифа, брат Иисуса»[952]. Правда, мнения ученых насчет подлинности этой находки сильно разделяются.)

Некоторые выражения Иак. свидетельствуют о хорошей осведомленности с реалиями жизни и даже климата Палестины. Например:

Вот, земледелец ждет драгоценного плода от земли и для него терпит долго, пока получит дождь ранний и поздний (Иак. 5, 7).

123. Адресат

... двенадцати коленам, находящимся в рассеянии... (Иак. 1, 1)

«Самое соборное» из всех Соборных посланий, Иак. закономерно стоит первым в их ряду.

Под двенадцатью коленами, скорее всего, подразумеваются иудео-христиане, а также и языко-христиане («Израиль духовный» или «Израиль Божий» как в Гал. 6, 16) в рассеянии, например, в Риме[953], — те, что сохраняли верность Благовестию, проповеданному «в версии Иакова», т. е. в верности иудейскому Закону[954] (в допустимых с точки зрения христианского учения пределах).

124. Иак. — иудео-христианское писание

«Завещание иудео-христианства» — так характерно назвал статью об Иак. будущий еп. Кассиан (тогда еще С.С. Безобразов) в «Православной мысли» за 1930 год[955]. Такая проницательная характеристика подразумевает понимание Иак. как своего рода напутственного манифеста иудео-христианства (исторически изначальной формы христианства), обращенного к стремительно растущей за счет притока язычников Церкви. Это прощание с иудео-христианством, перестающим быть подавляющим в количественном[956] и определяющим в идеологическом смыслах, и одновременно пожелание сохранить и унаследовать то доброе и ценное, что накопили иудейская традиция, иудейское благочестие[957].

Будучи несомненно христианским писанием (см. Иак. 1, 1), Иак. содержит довольно мало специфически христианских (новозаветных) богословских положений[958]. Во многом это объясняется тем, что тематика Иак. — в основном нравственного и социального характера, а в этой области христианство по большей части воспользовалось и доныне пользуется наследием Ветхого Завета и при известных немаловажных отличиях имеет много общего с иудейством. Можно сказать и иначе: в силу того, что Иак. — писание иудео-христианское, в нем большую долю занимает этическое учение, унаследованное Христианской Церковью[959].

Иудейский характер Иак. состоит также в том, что в нем достаточно широко используется материал ветхозаветного Предания: много параллелей с отдельными ветхозаветными, например, учительными книгами (Притч., Прем.), или для подражания приводятся примеры ветхозаветной праведности:

10 В пример злострадания и долготерпения возьмите, братия мои, пророков, которые говорили именем Господним. 11 Вот, мы ублажаем тех, которые терпели. Вы слышали о терпении Иова и видели конец оного от Господа, ибо Господь весьма милосерд и сострадателен (Иак. 5, 10-11).

Интересно и плодотворно рассматривать Иак. в одном ряду с другим ярким иудео-христианским новозаветным писанием — Евангелием от Матфея. Так делает, например, тот же еп. Кассиан[960], рассматривая Иак. в то же время и как ответ на Евр., написанное римскими христианами и обращенное к Иерусалимской церкви. Ниже мы остановимся на сравнении Иак. и Нагорной проповеди по Мф., без чего не обходится ни один серьезный комментарий Иак.

125. Причины написания Иак.

О причинах написания Иак. можно судить лишь приблизительно, так как в Послании о них прямо ничего не говорится. И все же вполне позволительно предположить причины двоякого рода.

Во-первых, пастырско-нравственные, и потому так много говорится о стойкости в перенесении испытаний, о поведении в собрании, о человеческих взаимоотношениях, об отношении к богатству и т. п.

Во-вторых, причины полемического характера. В рассуждениях о соотношении веры и дел явно чувствуется интонация дискуссии, спора, в который Иаков вступает, скорее всего, в ответ. Первое, что напрашивается сразу — это как будто спор с Павловым утверждением о спасении «только верой» (см. Гал. 2, 16; Рим. 3, 28 и др.), по-новому озвученным в Евр. (гл. 11). Именно так понял мотивы написания Иак. М. Лютер, назвав его апокрифическим и высказав пожелание исключить его из канона Нового Завета как противоречащее учению ап. Павла.

Однако такое противопоставление учения Иакова учению Павла есть ни что иное, как недопустимое упрощение. Ниже мы вернемся к этому важному вопросу, а сейчас лишь скажем, что если причины написания Иак. и были связаны с благовестнической деятельностью Павла, то сам апостол Павел не был в этом повинен. Иак. полемизирует с неправильным пониманием, искажением Павлова тезиса о спасении «(только) верой».

При такой оценке выстраивается и хронологическая последовательность появления упоминаемых писаний: сначала проповедь Павла, включая такие его послания, как Гал. и Рим., а потом Иак. как ответ на однобокое понимание Павлова учения. Если допустить более позднюю датировку Иак. (как написанное учеником Иакова), то вероятной выглядит и оценка Иак. как полемического ответа на очень Павлово по духу Евр.[961]

126. Основные идеи Иак.

Иак. представляет собой убедительное по силе выражений и образов и в то же время изысканное по стилистике наставление к подлинному благочестию. Как иудео-христианин, т. е. человек, «укорененный» в богатейшей иудейской традиции благочестия и послушания Закону (на тот момент примерно такой же древней по возрасту и богатой по содержанию, какой является, скажем, православная традиция благочестия к нашему нынешнему моменту), Иаков прекрасно осведомлен и в оборотной стороне такого благочестия. Он знает, как легко оставить от него лишь красивые, освященные почтенной древностью слова, не проникающие в замкнутый мирок, в котором эгоистично живет человек, уверенный в своей религиозности и правоверности.

Наставления Иак. даже не нуждаются в особых комментариях. Важно лишь за красотой литературного образного слова увидеть ту правду, исполнять которую призывал автор:

Восходит солнце, настает зной, и зноем иссушает траву, цвет ее опадает, исчезает красота вида ее; так увядает и богатый в путях своих (Иак. 1, 11).

Итак, братия мои возлюбленные, всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев (Иак. 1, 19).

23 Ибо, кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале: 24 он посмотрел на себя, отошел и тотчас забыл, каков он (Иак. 1, 23-24).

Выбрав всего лишь три коротких цитаты из 1-й главы, мы предприняли довольно рискованный шаг. Дело в том, что практически весь текст Иак. представляет собой стройную последовательность подобных наставлений, очень похожих на самодостаточные афоризмы. Это тот случай, когда ясное представление о содержании Писания читатель может получить при его непосредственном чтении, не испытывая особой нужды в сопроводительных комментариях.

«Закон совершенный», «закон свободы» (Иак. 1, 25; 2, 12), «закон царский» (2, 8) — так пишет Иаков о сути библейской этики, унаследованной Новым Заветом из Ветхого, христианством от иудейства.

Если вы исполняете закон царский, по Писанию: возлюби ближнего твоего, как себя самого, — хорошо делаете (Иак. 1, 8).

Абсолютно так же — кратко и недвусмысленно — формулировалась суть Закона и в Ветхом Завете, и в учении авторитетных представителей иудейства (см. § 5. 1), и Самим Господом Иисусом Христом, и (что в данном случае особенно интересно) апостолом Павлом.

Так, в Ветхом Завете говорится:

Люби ближнего твоего, как самого себя (Лев. 19, 18).

Гиллель, знаменитейший иудейский учитель междузаветной поры, формулировал суть Торы (Закона) в том же духе:

«Что неприятно тебе, не делай и ближнему своему, — ответил Гиллель, — а остальное — комментарий (к этому)»[962].