Мидлмарч - Джордж Элиот

— Ради красного словца вы чего только не наговорите, моя милая, сказала леди Четтем. — Не сомневаюсь, что уж вы-то не стали бы преждевременно вступать в брак, если бы скончался наш милейший мистер Кэдуолледер.

— О, я зароков не даю, а что, если иначе не сведешь концов с концами? Закон, по-моему, не запрещает выходить замуж второй раз, мы все же христиане, а не индусы. Разумеется, если женщина сделала неудачный выбор, ей приходится мириться с последствиями, а те, кто совершает подобную оплошность дважды, не заслуживают лучшей участи. Но если жених родовит, красив, отважен — с богом, чем скорей, тем лучше.

— Я думаю, мы неудачно выбрали тему разговора, — недовольно произнес сэр Джеймс. — Что, если нам ее переменить?

— Из-за меня не стоит, — сказала Доротея, сочтя момент удобным для того, чтобы отвести туманные намеки по поводу блестящих партий. — Если вы хлопочете ради меня, то уверяю вас, трудно найти вопрос, который волновал бы меня меньше, нежели замужество. Он занимает меня в той же мере, как разговор о женщинах, принимающих участие в охоте на лисиц: ими можно восхищаться, но их примеру я не последую. Так пусть же миссис Кэдуолледер развлекается этим предметом, если для нее он интереснее других.

— Любезнейшая миссис Кейсобон, — сказала леди Четтем самым величественным своим тоном, — вы, надеюсь, не подумали, что, упоминая миссис Бивор, я намекала на вас. Мне просто вспомнился этот случай. Она была падчерицей лорда Гринзела, женатого вторым браком на миссис Теверой. К вам это не имеет ни малейшего отношения.

— Ну, конечно, — сказала Селия. — Мы совершенно случайно начали этот разговор — из-за чепца Додо. А миссис Кэдуолледер говорит чистую правду. Во вдовьем чепце не выходят замуж, Джеймс.

— Тс-с, милочка, — сказала миссис Кэдуолледер, — теперь я буду осмотрительнее. Я даже не стану поминать Дидону и Зенобию.[176] Только вот о чем нам разговаривать? Я, к примеру, не позволю обсуждать природу человеческую, коль скоро это природа и жен священников.

Вечером, после отъезда миссис Кэдуолледер, Селия сказала, оставшись с Доротеей наедине:

— Право, Додо, как только я сняла с тебя чепец, ты стала такой, как прежде, и не только по наружности. Сразу же заговорила точь-в-точь, как в те времена, когда тебя так и тянуло со всеми спорить. Я только не поняла, Джеймсу ты возражала или миссис Кэдуолледер.

— Ни ему, ни ей, — сказала Доротея. — Джеймс стремился пощадить мои чувства, но он ошибся, думая, что меня встревожили слова миссис Кэдуолледер. Я встревожилась бы лишь в том случае, если бы существовал закон, обязывающий меня выйти замуж за образчик родовитости и красоты, который мне предложит эта дама или кто-либо другой.

— Это так, только знаешь, Додо, если все же ты выйдешь замуж, то лучше уж за родовитого и красивого, — сказала Селия, у которой мелькнула мысль, что мистер Кейсобон не был щедро наделен этими достоинствами, а потому не мешало бы на сей раз заблаговременно предостеречь Доротею.

— Успокойся, Киска, у меня совсем другие планы. Замуж я больше не пойду, — сказала Доротея, тронув сестру за подбородок и с ласковой нежностью глядя на нее. Селия укладывала младенца, и Доротея зашла к ней пожелать спокойной ночи.

— В самом деле никогда? — спросила Селия. — Ни за кого на свете, даже если он будет само совершенство?

Доротея медленно покачала головой.

— Ни за кого на свете. У меня замечательные проекты. Я намереваюсь осушить обширный участок земли и основать небольшую колонию, где все будут трудиться, и непременно — добросовестно. Я буду знать там каждого, я стану их другом. Только сперва необходимо все подробно обсудить с мистером Гартом, он может рассказать мне очень многое из того, что я хочу узнать.

— Ну, если у тебя есть проект, ты будешь счастлива, Додо, — сказала Селия. — Может быть, маленькому Артуру, когда он вырастет, тоже понравится составлять проекты, и он станет тебе помогать.

Тем же вечером сэра Джеймса известили, что Доротея и впрямь твердо решила не выходить больше замуж и намерена посвятить себя «всяческим проектам», наподобие тех, какие замышляла прежде. Сэр Джеймс на это ничего не сказал. В глубине души он испытывал отвращение к женщинам, вступающим вторично в брак, и сватовство любого жениха, домогающегося руки Доротеи, представлялось ему кощунством. Он понимал, что это чувство выглядит нелепо в глазах света, в особенности когда речь идет о женщине двадцати лет; свет на вторичное замужество молодой вдовы смотрит как на дело вполне дозволенное, с которым, пожалуй, не следует медлить, и понимающе улыбается, когда вдова поступает соответственно. Однако если бы Доротея предпочла остаться одинокой, этот выбор более приличествовал бы ей.

56

Взгляните, сколько счастлив тот,

Кто не слуга ни у кого:

Правдивый ум — его оплот,

И честность — ремесло его.

Не знает жажды славы он

И пред опалой не дрожит.

Пускай именья он лишен

Он сам себе принадлежит.

Доверие, которым прониклась Доротея к познаниям Кэлеба Гарта, узнав, что он одобрительно отозвался о ее домах, возросло еще сильней, когда во время ее пребывания во Фрешите сэр Джеймс уговорил ее объехать вместе с ним и Кэлебом оба поместья, после чего Кэлеб, преисполнившись столь же глубоким почтением к ней, сказал жене, что миссис Кейсобон обладает поразительным для женщины деловым складом ума. Вспомним, что под словом «деловой» Кэлеб разумел не коммерческие таланты, а умелое приложение труда.

— Поразительным! — повторил Кэлеб. — Она высказала одну мысль, которая и мне не давала покоя, когда я еще был молодым пареньком. «Мистер Гарт, сказала она, — я буду спокойнее чувствовать себя на старости лет, если в течение своей жизни осушу и сделаю плодородным большой участок земли и выстрою на нем множество хороших домов, ибо труд этот полезен тем, кто его будет выполнять, а результаты принесут людям благо». Именно так она сказала, таковы ее взгляды.

— Они, надеюсь, не лишают ее женственности, — сказала миссис Гарт, заподозрив, что миссис Кейсобон не придерживается подобающих даме принципов субординации.

— Она необыкновенно женственна, — ответил Кэлеб, встряхнув головой. Ты бы послушала, как она разговаривает, Сьюзен. Самыми простыми словами, а голос словно музыка. Боже милостивый! Будто слушаешь «Мессию»[178] и «тотчас явилось воинство небесное, восхваляя господа и говоря». Звук ее голоса ласкает слух.

Кэлеб очень любил музыку и, когда ему выпадала возможность прослушать какую-нибудь ораторию, возвращался домой полный глубокого преклонения перед этим монументальным сооружением из звуков и тонов и сидел в задумчивости, глядя в пол и держа пространные, беззвучные речи, обращенные, по всей видимости, к собственным ладоням.

При такой общности взглядов неудивительно, что Доротея попросила мистера Гарта взять на себя ведение всех дел, связанных с тремя фермами и множеством входящих в Лоуик-Мэнор участков арендуемой земли. Короче говоря, надежда Кэлеба трудиться в обоих поместьях теперь осуществилась. «Дело ширилось», употребляя его же слова. Ширились разные дела, и самым новым из них была постройка железных дорог. Согласно проекту, колею намеревались проложить по землям Лоуикского прихода, где паслась скотина, чей покой дотоле не смущали новшества; так случилось, что рождение железных дорог проникло в сферу деятельности Кэлеба Гарта и определило жизненный путь двоих участников нашей истории, особо близких его сердцу.

Проложить подводную железную дорогу, вероятно, оказалось бы непросто, однако дно морское не разделено между множеством землевладельцев, требующих возмещения всяческих ущербов, в том числе и нематериальных. В Мидлмарче постройку железной дороги обсуждали с таким же волнением, как билль о реформе и ужасы холеры, причем самых крайних точек зрения придерживались женщины и землевладельцы. Женщины, как старые, так и молодые, почитали путешествие по железной дороге делом опрометчивым и небезопасным, а их главным доводом служило утверждение, что они ни в коем случае не согласятся сесть в вагон; доводы землевладельцев рознились между собой не в меньшей мере, чем Соломон Фезерстоун и лорд Медликоут, впрочем, все единодушно придерживались мнения, что, продавая землю врагу ли рода людского или железнодорожным компаниям, владельцы поместий должны потребовать с них как можно больше денег за наносимый человечеству ущерб.

Тугодумам наподобие мистера Соломона и миссис Уол, живущим на собственной земле, потребовалось много времени, чтобы сделать этот вывод; если воображение весьма живо рисовало им, как Большое пастбище разрезано пополам и противоестественным образом превращено в два треугольных выгона, то все, что касалось до строительства мостов и прибылей, представлялось им далеким и маловероятным.