Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин

И здесь, опять же оттолкнув подьячего, через порог шагнула Фетинья, склонилась в низком поклоне. Воевода, оторвавшись от губернаторова письма, недовольно спросил:

- Чего надобно, жёнка? Сказывай! Видно, не зря без зову пришла.

- Не гневайся, воевода-батюшка! – с улыбкой выпрямилась Фетинья. – Пришла я к тебе не по своему бабьему делу, по делу государеву.

Воевода тревожно вскинул брови... сейчас вот крикнет «слово и дело», и, может, ей же самой, красе эдакой, придётся ломать кости.

Бабёнка-то больно баска и, кажись, умна. Лицо вон какое смелое!

Она не крикнула. Выждав малое время, повела разговор о том, о чём и сам воевода только что думал:

– Деверь мой, Володей Отлас, новые землицы государю отыскивает. Сама видела, когда собирался он из Анадыря в захребетную часть.

– Ну? – загораясь нетерпением, торопил воевода. – Говори далее.

– Далее коротко. Там подъясашные люди. Ясак дают государю. Коя толика в закромах остаётся... Я бы для казны скупать её стала... И для мены тож. И кость слоновую, и рухлядь... То всем выгодно. И народы те к нам шатнутся. Поймут: не воевать – торговать хотим с ними...

– Пошто мужик твой не пришёл – ты?

- Ногами скорбен, – глазом не сморгнув, соврала Фетинья. – А я баба бывалая. В Анадырь ходила и далее.

– Далее – куда? – пытливо взглянул на неё воевода.

– А в окружности. Всё исходили там с мужиком моим.

– Так, – призадумался воевода. – Как мыслишь себе это?

- Наберу товаров, пуще всего поделок железных – топоров, ножей, котлов и протчего... Бусы любят те людишки, ленты, колечки, безделицы всякие... Я им – безделицы да железо, они мне – рухлядь и кость... Кою часть казне, а кою – для закупки новых товаров.

– То разумно... Товары как доставлять будешь?

– Зимой – нартами, летом – на кочах.

– Ты так богата?

– Не бедствую. Мужик до хворости кабак держал, перевоз тоже. И торговал помалу. За годы скопилось...

– На кочах-то как же? Куда?

– То наиглавнейшее, воевода-свет! – загорячилась Фетинья, забывшись, приложила руки к груди.

«Хороша! Хороша! – залюбовался ею воевода.

– На первый случай два коча мне надобны. Один в Мангазею пошлю, для большой мены, другой – вокруг Ледяного Носа – к Камчатке.

– Вокруг Носа? Тот путь неведом и зело опасен, – покачал головой воевода.

– Семи смертям не бывать. Одна, как ни прячься, всё едино настигнет, – беспечно махнула рукой Фетинья. – Путь же вокруг Ледяного Носа давно русским ведом. Тем путём хаживал казак Семён Дежнёв. Ты сына его мне в услужение дай. Лихой, разумный казачина! Нёс службу в разных острогах: на Уде, на Олекме, в Анадыре был... Пошлю его с одним кочем вокруг Ледяного Носа. Сама – с другим – побегу в Мангазею.

– Не забоишься?

– Мне ли, батюшка-воевода, бояться? Огонь и воду прошла...

– Добро! – довольно кивнул воевода. – Велю отписать на то бумагу.

Отпустив её, долго думал об удивительной этой бабе. Смела, умна, зело приглядна. Одна из всех угадала воеводскую тугу. И не только угадала, подсказала выход. Вот и ответ достойный. Более всего воевода боялся бесчестья. Был горд и в государевой службе ретив. Ах как вовремя подоспела эта жёнка!

Крикнув подьячего, велел составить необходимую для Фетиньи отписку, потом послал за Любимом.

Казак посыльный отыскал его в кабаке.

– Мне будешь служить, Любимушко, – посмеиваясь, сказала Фетинья. – Не совестно тебе подле бабьего боку греться, когда дружок закадычный по студёным краям мотается? – И рассказала ему, о чём беседовала с воеводой.

– То ладно! – ожил Любим и довольно потёр руки. – Я и впрямь засиделся... тяжелеть стал.

– Милка-то жалуется, поди? – подколола Фетинья. – У их мужики легки, ветром продуты.

– Ништо! И я полегчаю, когда тятькиным путём на коче пройду.

– Про коч, Любимушко, вот что скажу... Подыскивайте с Исаем людей умелых. Чтоб крепше крепкого был коч. По ледяному морю пойдёшь...

– А ты?

– И я тож, – расхохоталась Фетинья. – Токо в ину сторону.

Олень мчался, словно знал, что женщина с ребёнком спешат. Может, от беды убегал, и позади оставался копытный след.

Велика, безгранична для пешего тундра. Она и для оленного не мала, коль человек на олене здесь внове. Стешка же впервые в этих краях, но она словно наделена была небывалой силой прозрения: правила оленя к жилью коряцкому, где совсем недавно побывал Отлас.

«Может, сёдня... может, щас его увижу!» – думала Стешка и, забываясь, сильно тискала ребёнка.

Иванко вскрикивал: