Память льда. Том 2 - Стивен Эриксон

На тропе внизу чародей-провидомин, третий в ряду солдат, вдруг повалился на землю. Изо рта у него хлынула вода, заполнившая лёгкие. Паннионец вцепился ногтями в собственную грудь.

Чубук прикрыл глаза. По лицу его струился пот. Маг быстро наложил связывающее заклятье на воду, которая наполняла лёгкие провидомина, отчаянно, судорожно пытавшегося избавиться от смертоносной жидкости.

Солдаты закричали, столпились вокруг извивавшегося на земле чародея.

Четыре «шрапнели» влетели в толпу.

Послышались множественные взрывы. По крайней мере, один из них потревожил «шрапнели», закопанные вдоль тропы, а те, в свою очередь, включили «трещотки» у корней соседних деревьев. Могучие стволы начали валиться на опешивших солдат.

Дым, крики раненых и умирающих, раскиданные тела — придавленные деревьями, скованные ветвями.

Паран увидел Вала и четырёх других сапёров, включая Штыря, — они устремились вниз по склону справа от тропы. Из рук «мостожогов» вылетели бомбы.

Поваленные деревья — кора и ветки были буквально пропитаны ламповым маслом — разом вспыхнули, когда взорвался первый «огневик». Через мгновение тропа и вся пойманная на ней рота были объяты пламенем.

Чёрная Бездна, а мы не самые дружелюбные соседи, а?

Внизу, за спинами паннионцев, из укрытия вышли взводы Хватки с луками в руках. Паран надеялся, что они добивают убегающих врагов, которым удалось избежать ловушки.

Сейчас капитан слышал лишь оглушительный рёв огня и вопли. Мрак приближавшейся ночи развеялся над тропой, и в лицо Парану пахнуло жаром. Он покосился на Быстрого Бена.

Глаза чародея были закрыты.

Внимание капитана привлекло лёгкое движение на плече мага — там сидела крошечная куколка из веток и верёвочек. Паран моргнул. Фигурка исчезла, так что он засомневался, видел ли вообще хоть что-нибудь… дикие отсветы пожара, пляшущие тени… нет, почудилось, наверное. Слишком мало спал, кошмарная пляска пламени, все чувства на взводе — и треклятые крики…

Но те уже стихали, да и пламя утрачивало свой голод, оно не смогло далеко забраться в пропитанный дождевой водой лес. Дым окутал тропу, поплыл между ограждавшими её валунами. Почерневшие тела лежали на тропе в радужных, опалённых пластинчатых доспехах, кожа сморщилась и потрескалась, сапоги вздулись и разрывались с ужасным шипящим звуком.

Если приберёг Худ яму для своих самых гнусных слуг, там место для морантов, которые изготовили эту взрывчатку. И для нас, раз уж мы ею пользуемся. Это была не битва. Это была бойня.

В Парану подбежал Молоток.

— Капитан! Моранты пикируют с неба на наши укрепления. Дуджек прибыл — с ним первая волна. Сэр, подкрепление здесь.

Быстрый Бен смахнул рукой ряд сучьев.

— Хорошо. Они нам понадобятся.

Да, Провидец эти укрепления не сдаст без боя.

— Спасибо, целитель. Возвращайся к Первому Кулаку и сообщи, что я скоро к нему присоединюсь.

— Так точно.

Глава двадцать четвёртая

Иногда прилив приходит незримо. Жрецы и жрицы парного культа Тогга и Фандереи очень долго предводительствовали в своих храмах лишь горсткой верующих, да и сами храмы были редки, расположены далеко друг от друга. На заре правления Ласиин эти культы ненадолго обрели популярность в малазанской армии, но затем увяли сами собой. Оглядываясь назад, можно сказать, что этот расцвет был лишь отчасти преждевременным, меньше чем на десять лет он опередил события, которые пробудили древние культы и вывели их на передний план. Первые признаки такого пробуждения стали заметны на дальних границах Империи (строго говоря, даже вдали от них. — Прим. Иллиса Даруджистанского), в недавно освобождённом городе Капастане, где все увидели их истинную силу…

Две фигуры в масках, древние и усохшие, медленно ковыляли в сторону низкого широкого входа в храм Худа. Колл закончил проверять моттских лошадей и тихо замер в тени стены, наблюдая за тем, как ближайший к нему силуэт — женщина — поднял трость и резко постучал ею в дверь.

Вдали ещё звучали барабаны, указывая, что коронация князя Арарда продолжается. Учитывая, что церемонию проводил Совет Масок, Колл сильно заинтересовался, увидев здесь двух членов Совета, которые явно намеревались нанести неофициальный личный визит. Подозрения вызывало и то, что никто, как он предполагал, не знал о новых обитателях храма Худа.

От низкого голоса рядом Колл вздрогнул.

— Что хорошего из этого выйдет, как думаешь?

Ещё один жрец в маске стоял в тени рядом с даруджийцем, странно расплывчатый, в капюшоне. Руки в перчатках были сложены над выпуклым, словно горшок, животом, хотя остальные части тела мужчины казались худыми.

— Откуда ты взялся? — прошипел Колл, чьё сердце дико билось в груди.

— Я? Я был здесь ещё до тебя! Дурачьё, это моя тень! Взгляни на факел — там, где мы стоим, должно быть яркое пятно. Все аристократы Даруджистана так же глупы, как ты?

Колл скривился.

— Ну ладно, жрец из тени, ты шпионил — за кем? Какие государственные секреты ты узнал, глядя, как я чищу лошадей?

— Только то, что они ненавидят тебя, даруджиец. Каждый раз, когда ты поворачивался спиной, они собирались тебя укусить, но ты всякий раз отходил в точности в тот момент…

— Да, отходил, потому что знал об их намерениях. Всякий раз.

— Неужели я слышу в твоём голосе гордость? За то, что ты перехитрил двух лошадей?

— Ещё одно такое замечание, жрец, и я вышвырну тебя за стену.

— Ты не посмеешь… ладно, ладно, посмеешь. Не подходи ближе. Я буду вежливым. Даю слово.

Оба повернулись на скрип открывающихся дверей храма.

— Ай-ай! — прошептал Рат’Престол Тени. — Кто это там?

— Мой друг Мурильо.

— Не он, идиот, тот, другой!

— Тот что с мечами? Он, ну, работает на Худа.

— А Рат’Худ об этом осведомлён?

— Ты меня спрашиваешь?

— Ну, навещал он вас?

— Нет.

— Безмозглый кретин!

Колл хмыкнул:

— Этим качеством обладают все твои знакомые?

— Насколько мне известно, да, — пробормотал Рат’Престол Тени.

— Эти двое, — сказал Колл, — какие маски они носят под капюшонами?

— Хочешь выяснить, узнаю́ ли я их? Разумеется. Старик — Рат’Тогг. Старуха Рат’Фандерея. Для Совета они всё равно что мебель. За все годы в Пленнике я не припомню, чтобы слышал от них хоть слово. Но что ещё больше забавляет меня, так это то, что они — любовники, которые никогда не притрагивались друг к другу.