Страна, которой нет - Kriptilia

лет, не могут наладить наземное движение, да и воздушное держится на милости Всевышнего и жесточайших ограничениях, именно в такой последовательности, потому что нет таких ограничений, которые нельзя обойти, имея добрых друзей и полезных знакомых в этом же городе… в общем, не ехать же мальчику общественным транспортом, который как все общественное в этом городе после войны, не будем о грустном. В общем, на то и существуют секретари и пилоты. Четверть часа и все в порядке. Особенно после увольнения, хотя тут драгоценный сын сам виноват во всех своих бедах, а Штаалю можно быть только благодарным. Если отца не слушает, то, может, получив все подобающее от постороннего человека, опомнится.

И пусть посидит в приемной, пока господин замминистра закончит важный разговор. Там его все равно любят и балуют. Его везде любят и балуют, вот и добаловались. Вырос из маленького упрямого осленка большой осел.

И… этот вызов нельзя отложить. Этот – тоже. Вот этот – можно, но потом хлопот не оберешься, лучше за пять минут уладить… хорошо, за десять. За двадцать. Ничего, посидит, все равно ему делать нечего, и какая ему разница, где болтаться-то.

Драгоценный старший сын входит, вежливо здоровается, ждет предложения сесть - и Рафик осознает, что сам он не отец, а болван, идиот, кретин, баран и все воплощения глупости из трех разных пантеонов. Потому что у его сына - спокойные стеклянные глаза человека, который висит на одной, может быть, двух, максимум трех ниточках. Порвись они, он полетит вниз, так же спокойно. Джинн треклятый, забыл, забыл, что мальчик не любит летать.

- Тебя выписали? - Не напоминать же ему, что нелюбовь к полетам очень заметна, зачем лишний раз смущать парня.

- Меня выписали. И уволили. – Рафик невольно кивнул, и Фарид вскинулся в кресле: - Ты знал?!

- Конечно. Еще бы я не знал! Да я такого стыда и не припомню, какой по твоей милости мне пришлось пережить вчера!

- А я вот не могу припомнить никакого стыда, - задумчиво говорит Фарид.

- Ты... - это же надо, полез, сам чуть не погиб, коллегу под бой подставил, едва не погубил все на свете и все по глупости, а стыда не видит. - Стой.

И это говорит не Рафик аль-Сольх, а заместитель министра иностранных дел, впервые за этот день отделившись от человека. Стой. Не Фариду, себе же. А потом опять Фариду.

- Что ты знаешь?

- Что рассказали – то и знаю, - мальчик пожимает плечами.

Пребывание в госпитале ему пошло на пользу, хотя пропади пропадом такая польза вместе с причинами ее, но сын просто светится, невзирая на убитое выражение лица. Темных кругов под глазами нет, на щеках румянец, который последние два года тут не появлялся. Сон, распорядок и процедуры. Двадцать три года, опять злится Рафик, а простейших вещей не умеет, за собой следить, вовремя ложиться… жених. Впрочем, на невестку вся надежда, разумная девушка.

- А что рассказали?

Фарид поднял глаза к потолку, словно туда что-то проецировалось, и задумался на минуту или больше. То ли вспоминал, то ли суммировал – вот уж своевременно, дальше некуда. Как он еще два года в контрразведке проработал-то?

- Рассказали, что я видел важное. Кого и что – не сказали. Они из меня под гипнозом вытащили… я так понимаю, все знают, кроме меня, да? Я теперь догадываюсь, кто это там с Бреннером был. Ширин рассказала про военный заговор, но это и ты упомянул. Амар вчера с утра говорил, что у них был переполох и едва весь отдел не арестовали…

- Который именно Амар? – решил уточнить Рафик, поскольку в отделе Амаров было несколько, а подобной мелкой расхлябанности господин замминистра не терпел.

- Хамади, капитан, который меня вытащил. Ну и потом Штааль сказал, что я не подхожу по всем статьям. В общем, я знаю, что наши… что они вроде бы через меня добрались до военных. Ширин объяснила, на чем она попалась. Тоже на мне, - мечтательное хихиканье. – Она запрос на меня отправила, потому что они с братом меня в магазине заметили, и Хамади аж позеленел, когда они про это сказали.

Все ушедшее было раздражение, вся испарившаяся было злость вернулись и внутрь и теперь казалось, выдохни лишнее - и само дыхание загорится, пойдет пузырями мебель, белым пеплом осыплются министерские бумаги...

- Меня нет, меня ищут - и тут этот запрос. Наши под это людей из безопасности «Симурга» взяли и распотрошили. Ширин уверена, они информацию налево продавали, на разное лево. Только запрос не они отправляли, а она, так что ее по нему и вычислили в конце концов... Судьба, называется. Но уволили меня все равно.

- Судьба? - спросил Рафик. – Значит, судьба? Ты выродок души моей, а у Имрана Максума тоже судьба была, за твою горячку? На военных они через тебя вышли... а как вышли - неважно? А важно, что тебя уволили?

- А что Имран? Да я его с того вечера, с конференции, и не видел…

- Не видел? Да кто ж его с того вечера, как он тебя искать пошел, видел? Кроме тех кретинов, на которых он по твоим следам вышел и которые его пристрелили с перепугу... Кто видел? Ну разве что твой Хамади, когда его в морге обнаружил.

- Чего?.. – вскидывается мальчик. – Как? Это точно?..

- Куда уж точнее… - Не может он прикидываться, не может же, правда? Ему просто не сказали? Вот это - и не сказали?

- Не может быть. Ты что-то путаешь. Они с Амаром дружили. Он бы обязательно... Пап, ты что-то напутал.

- Вчера вечером твой бывший начальник просил меня... - кашляет Рафик, - позаботиться о его семье. Потому что пенсия и льготы это само собой, а вдова с тремя маленькими детьми в этом городе, без родных...

- Я... я не знал. Мне никто... И Ширин не...

Ширин сказала, Ширин не сказала, Аллах, дай мне хоть капельку терпения… нет, я не ревную к невестке, я ей просто очень сочувствую! Ладно, хотя бы они уже подружились, и того достаточно, но что за дурак все-таки! Телок на веревочке!

- Ширин тоже, значит, не сообщили, и сам подумай – зачем ей-то об этом знать? Ее на твое место не берут… а стоило бы. Все больше пользы! - не удержался, добавил Рафик. – В общем, его случайно