Пассажир - Жан-Кристоф Гранже

Она сосредоточилась на дороге. Уже стемнело, но пробок не было. Она ехала по городу, следя за указателями. Еще два поворота, и она легко нашла нужную ей улицу. Раз на раз не приходится. Вообще-то по сравнению с результатами Солина этот след теперь представлялся ей бесперспективным. Вот пропавшие девушки — то, что надо…

Перед воротами нашлось место для парковки. Ей по-прежнему везло. Анаис выбралась из машины, твердо решив ускорить темпы. Она позвонила в калитку, хлопая в ладоши, чтобы согреться. В свете дуговых ламп клубились облачка выдыхаемого ею пара. Металлическая калитка отворилась. Едва увидев старика в грязной панаме, она поняла, что вопросы можно и не задавать. Этот семидесятилетний хрыч не может быть убийцей.

Ей захотелось вернуться в машину и уехать, но старичок приветливо улыбнулся:

— Чем я могу вам помочь, мадемуазель?

«Два вопроса, — подумала она, — и валю отсюда».

— Вы Жан-Пьер Туанен?

Беспроводная дрель-шуруповерт DS 14DL.

12 необработанных дубовых досок 160 мм шириной, 2 м длиной.

200 винтов-саморезов TF «Филипс» 4.2×38.

Цифровая видеокамера «Сони».

Фото/видеоштатив 143 см/3500 г.

6 карт памяти SD на 32 Гб.

Прожекторный фонарь.

Коврик для фитнеса.

Пуховое одеяло 220 х 240 см.

«Eye-pillow».

Кубела сложил покупки на полу у себя комнате. Он приобрел все это в торговом центре Берси-2, неподалеку от своего убежища. Оружие для контрнаступления. Он все обдумал. Если тот, второй, живет внутри его самого, то действовать он может только в то время, когда сам Кубела спит.

Когда белый близнец засыпает, черный пробуждается.

Он принялся за работу, заложив дверь досками и закрепив саморезами. Дрель, свистя, завывая, кашляя, впивалась в дерево. Пыль и стружка летели ему в лицо. План у него был простой. Заснуть в наглухо закрытой комнате перед объективом включенной камеры. Зверь окажется в плену. Ничего опасного не произойдет. Проснувшись, Кубела впервые увидит лицо того, другого, на экране видеокамеры. Порочного близнеца, поселившегося в нем еще во внутриутробные времена. Нарыв, пожиравший его подобно раку.

Он перешел к окнам. Винты. Доски. Стружка. Комната превращалась в одиночную камеру. Ящик Пандоры, который уже не откроется… Он больше не сомневался в своей виновности. Известные ему факты теперь обернулись прямыми доказательствами. Отпечатки его пальцев в яме Минотавра. Его присутствие на месте убийства Икара и Урана. Как он бился, отказываясь признать очевидное… Извращал улики, отвергал факты, лишь бы не замечать свою вину. Настало время сбросить маску. Он — убийца с Олимпа.

Второе окно. Никогда еще он не чувствовал себя таким сильным. Тот, другой, использовал его сон, чтобы действовать и убивать. Что ж, он угодит в собственную ловушку. Он припомнил, что в греческих мифах у Танатоса, бога насилия, разрушения и смерти, был близнец — бог сна Гипнос. Эта очередная параллель с Античностью подходила ему как нельзя лучше.

Он выключил дрель и при свете лампочки обозрел дело рук своих. Теперь из комнаты не выйти. Он замурован. Отныне он узник. Вместе с тем, другим. На свету засыпанная стружкой и штукатуркой комната казалась ослепительно-белой. И лицо у него такое же, цвета кокаина. На каждом шагу он оставлял следы на заснеженном полу.

Отбросив инструменты, он занялся видеооборудованием. Он подключил камеру к сети, установил штатив, дождался, пока прибор полностью зарядится. Включил прожектор и осветил им пол между двумя окнами, как в театре. В центр положил коврик и вытащил одеяло из пластикового чехла.

Разостлав постель, он закрепил заряженную камеру на штативе. Если верить инструкции, камера в режиме нормального качества способна снимать до десяти часов подряд. Он включил ее, сделав широкий план комнаты таким образом, чтобы в центре кадра оказалась постель.

Он вынул из упаковки «eye-pillow» — нейлоновую повязку для глаз из тех, что раздают в самолетах. Надел ее на лоб и укутался одеялом. Опустил повязку на глаза и постарался уснуть. Мобильный он отключил. Никто не знает, что он здесь. Никто не сможет его потревожить. Никому не удержать его от последнего шага.

Скоро он узнает…

— Мы изгоняем вас прочь от себя, кто бы вы ни были, нечистые духи, все сатанинские силы, все адские наследники, все искаженные легионы, все, кто дал извращение веры, именем и силой Нашего Наставника Иисуса Христа…

Францишка Кубела с обнаженным животом лежит на операционном столе и бормочет свою молитву. Окружившим ее двум врачам и нескольким медсестрам в зеленых масках явно не по себе. Третий врач стоит в стороне, на нем тоже хирургическая маска. Один из гинекологов смазывает гелем живот женщины и берет в руки эхографический зонд.

Он обращается к коллеге по другую сторону стола:

— О чем это она?

Второй пожимает плечами, показывая, что понятия не имеет. У него в руках шприц с длинной иглой.

— Молитва изгнания нечистой силы, — шепчет тот, что стоит за ними. — Она выучила ее наизусть. По-французски.

— Господь Всевышний приказывает тебе, Тот, с кем в своем великом высокомерии ты все еще претендуешь на равенство…

Из-под бумажной маски доносится ворчание акушера:

— Надо было дать ей наркоз… Так сойдет?

Врач со шприцем кивает в ответ. Первый водит по коже зондом. Ультразвуковые волны отражаются в матке от двух маленьких тел — по тому же принципу работает и гидролокатор. Слышно учащенное биение двух сердечек…

На экране появляются близнецы. Францишка на седьмом месяце беременности. В одном из зародышей больше сорока сантиметров, во втором — меньше двадцати.

— Христос, Слово Господне сделавший плотью, приказывает тебе…

— Успокойтесь, Францишка, — шепчет врач. — Вы ничего не почувствуете.

Полька, чьи волосы убраны под колпак из зеленоватой бумаги, никак не реагирует. Гинеколог поднимает глаза и сосредотачивается на мониторе. Зародыши плавают в околоплодной жидкости. Доминирующий плод слегка шевелится. Второй забился в глубь матки. Большеголовые, с прозрачными глазами, они похожи на две стеклянные статуэтки, только разного размера.

— Она приняла антиспазматическое?

— Да, доктор, — отвечает медсестра.

Их приглушенные голоса контрастируют со слепящим светом хирургических ламп, изгнавшим тени из самых укромных углов. Хирург, не отрывая глаз от экрана, медленно вводит иглу в живот.

Голос Францишки поднимается:

— Священный знак креста приказывает тебе, как и тайная сила Христианской Веры!

— Спокойно… Еще несколько секунд, и все будет кончено.

— Сияющая Мать Господа, Дева Мария, приказывает тебе, чье смирение сломило твою гордую голову!

— Держите ее! Не давайте ей шевелиться!

На экране игла приближается к левому, более крупному плоду. Сердцебиение близнецов ускоряется: тук-тук-тук…

— Держите же ее, черт побери!

Медсестры хватают пациентку за руки, с силой прижимают ее плечи, третий врач приходит им на помощь. Хирург с блестящим от пота лбом продолжает манипуляцию: игла вот-вот коснется грудной клетки плода.

Осталось всего несколько миллиметров…

— Вера Святых Апостолов Петра и Павла и других Апостолов приказывает тебе…

Острие почти касается тельца ребенка. В этот самый миг плод поворачивает головку, и его огромные глаза вперяются во врачей. Он беспорядочно молотит кулачками, задевая стенку матки.

— Кровь святых мучеников приказывает тебе! Zmilujsie za nami!

Францишка вдруг выгибается, застав гинеколога врасплох. Игла протыкает внутриматочную перегородку и поражает второй плод. Он забился подальше и не двигается, представляя собой отличную мишень.

— Да чтоб тебя!

Врач вырывает шприц. Слишком поздно. Он задел сердце ребенка. Женщина, истекая слюной, отплевываясь, всхлипывая, продолжает молиться. Она сложила ладони над своей утробой.

Выживший близнец на экране как будто усмехается.

Зло победило…

Кубела резко просыпается. Целых несколько секунд он чувствует себя совершенно потерянным. Он падает в пропасть без конца и начала. Затем прилив адреналина возвращает ему ясность мысли. Странное ощущение. Смесь прозрения и путаницы в голове.

— Все было не так, — шепчет он.

Он срывает с глаз повязку. Яркий свет прожектора заставляет его вскрикнуть от боли. Рефлекторно он прикрывает глаза кулаками. Нет сил разлепить веки. Сияние ослепляет его.

Все было не так… Это он знает. Ведь он врач. И прежде всего, такую нервную пациентку оперировали бы только под общим наркозом. Кроме того, прописанные ей перед операцией антиспазматические средства полностью парализовали бы матку. Наконец, перед редукцией плод обязательно обезболивают. Невозможно себе представить, чтобы он буянил так, как в этом сне.