Напарница - Наталья Авербух

— Дорогая моя девочка, — задушевным тоном, от которого кровь стыла в жилах, ответил вампир. — Позволь напомнить, что я отнюдь не обязан давать тебе отчёт в своих действиях и планах и, коль скоро я несколько раз почтил тебя доверием…

— О! — вырвалось у меня. Напарник, право же, взялся довести меня до белого каления и, признаюсь, преуспел в своём начинании. Он мог бы вывести из терпения даже святого.

— Глупышка, — нежно произнёс вампир. — Хорошо, я намекну. В эту пору в столице Остриха частенько бывает погода, которую называют в нашу честь и, знаешь почему?

— Туман? — предположила я. Напарник кивнул и привлёк меня к себе.

— И-мен-но! Совершенно верно, моя хорошая девочка. Вампирские деньки, как их называют, когда туман укутывает столицу так, что любой не-мёртвый может разгуливать по улицам, совершенно незамеченный.

— И ты придумал для меня новое задание, — обречённо проговорила я, улавливая доказательство своей догадке в азартном блеске глаз своего напарника.

— Нельзя быть такой умненькой девочкой, — проворчал вампир, и я поняла, что угадала.

— Мне совершенно не нравится твоя затея, — возражала я несколько дней спустя. Мы действительно выехали с госпожой Тадье из столицы и поселились в бесконечно милой гостинице на Туманном острове — месте, богатом туманами настолько, что там воздух можно было зачерпывать руками. Кроме нас, там жило ещё несколько молоденьких девушек из хороших семей, которые сразу же признали «старую Марту» своей духовной наставницей, и которым она принялась уделять всё своё время необременённой делами женщины. Я, таким образом, получила некоторую передышку в неусыпном внимании почтенной дамы и, пока она устраивала дневные занятия своих подопечных, могла свободно гулять по острову, не боясь, что моё уединение будет нарушено новоявленными подругами, «наставницей» или прислугой. Кто платил по счетам, оставалось загадкой, но, ко всяком случае, с меня денег не требовали ни тогда, ни после.

— Тебе всё всегда не нравится, — огрызнулся мой напарник. Днём он всегда был не в духе, и особенно он сделался не в духе, когда я отказалась восхищаться его блестящим планом. Но, сказать по чести, мне его план казался довольно-таки тусклым. — И не дерзи, будь добра!

Мне, как и во всех других спорах, оставалось только пожать плечами, за что я тут же была шлёпнута по обнажённой коже — разговор происходил во время переодевания, причём вампир настоял на том, что переодевать меня будет сам, «для большей точности и соответствия образу». Он затянул на мне дешёвый корсет, какой носят служанки в «хороших», но обедневших домах, и оправил ужаснейшую юбку, едва достававшую мне до колен. От колен — уступка приличиям! — шли оборки из старого (но не старинного!) кружева, не скрывающие обнажённых ног. Для «полноты соответствия» мне было не позволено даже надеть чулки, и голые икры диковато смотрелись над деревянными башмаками, в которые мне пришлось обуться.

— Не куксись! — потребовал Беренгарий. — Ты выглядишь точь-в-точь как бедная служанка, которой дали расчёт. Уже не имеешь права скрывать свои ноги, но ещё не привыкла обнажать их полностью.

И он любовно поправил кружево.

— Хорошо тебе говорить… — проворчала я. Наш разговор проходил на берегу, у самого рва, который, естественно, не был никаким препятствием для вампиров. Напарник, злорадно посмеиваясь, рассказывал, что на самом деле гостиница принадлежит пожилой не-мёртвой, которая прячет свой гроб в подвале, и давно уже ни с кем не разговаривает. — Это же не тебе придётся…

— Мне много чего приходилось в жизни, Ами, — оборвал меня напарник, и принялся растрёпывать мои волосы. — И много такого, о чём ты и помыслить не можешь — и слава богу, моя дорогая, — но всё-таки придержи свой язычок, пока я тебя не укусил.

— Не посмеешь, — пробурчала я. Положительно, не только Беренгарий сегодня находился в дурном настроении.

— Укушу, когда вернёшься, — пригрозил напарник. Достав как будто из воздуха гребешок, он начал расчёсывать мои волосы, и на этом все споры прекратились, потому что совершенно невозможно возражать, когда вампир спешно сперва распутывает им же всклоченную шевелюру, а потом заплетает две косички — общепринятую причёску служанок в Острихе. И всё это с обычной для не-мёртвых скоростью и точностью, что, конечно же, даёт прекрасный результат, но весьма незавидные ощущения.

— Хоть целиком съешь, — устало вздохнула я, и напарник, прекрасно улавливающий перемены в моём настроении, оставил причёску в покое — чтобы развернуть меня к себе лицом и заглянуть в глаза.

— Милая ты моя, — проникновенно начал он. Я отвела взгляд.

— Не начинай. Я всё знаю.

— Глупышка! — Вампир поцеловал меня в лоб, а после развернул и снова занялся причёской. — Не переживай, пожалуйста. Всё будет хорошо, и пройдёт так, как надо. Ну, возьми себя в руки!

— Как скажешь, — уныло ответила я. — Но мне всё равно твоя затея не нравится!

— А тебя никто и не спрашивает, — огрызнулся вампир, недовольный таким откликом на его попытку утешить.

Он подвязал косички, так, чтобы они не болтались и «не мешали во время работы», накинул мне на плечи кружевную накидку — такую же старую, как и оборки на платье, и прижал к себе.

— Закрой глаза, хорошая моя, — прошептал он, прижавшись лицом к моей макушке. Я повиновалась, а, когда открыла глаза, уже стояла на улице острийской столицы, окружённая плотным туманом и — совершенно одна.

Оглядевшись — названия домов подсвечивались тусклым в тумане светом фонарей — я увидела, что стою у самой цели своего «путешествия» и решительно взялась за дверной молоток.

— Нищим не подаём! — решительно заявила средних лет женщина, открывшая мне заднюю дверь.

— Я не нищая! — немедленно возмутилась я — для этого мне не приходилось ни капельки притворяться.

— О, конечно, — поддразнила женщина, бывшая, судя по заляпанному соусами и вареньем фартуку, в доме кухаркой. — Ты просто хотела узнать, который час, и не пора ли идти в церковь на молитву.

И хотела захлопнуть дверь, но я поспешно скользнула внутрь дома.

— Я уже была на молитве, почтенная хозяйка! — выпалила я. — И хотела бы узнать насчёт работы.

— Хозяюшка, — поправила меня кухарка. — А насчёт работы — это не ко мне. Сейчас позову экономку, но, знаешь, деточка, на твоём месте я бы ни на что особенно не рассчитывала. Хозяин Шерен человек приличный, и, конечно, не польстится на такого тощенького цыплёнка. А делать ты всё равно больше не умеешь…

— Неправда! — закричала я, покраснев от негодования, и чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — Кто вам дал право меня оскорблять?!

— Что за шум? — раздался властный голос, и в крошечную «прихожую для низшего класса» — слуг и мелких торговцев — вошла немолодая женщина, с головы до ног одетая в чёрное. Судя по платью, она была из семьи священника. Я присела так низко, как этого требовало её положение. — Это кто такая?

— Почтенная хозяйка, я…

— Цыц! — прикрикнула женщина. — Придержи язык, малышка, когда я захочу услышать твой голос, я тебя спрошу сама. Эльза, ну-ка, отвечай, кого ты пустила в дом, и почему не за работой?

Пока кухарка оправдывалась, я украдкой огляделась. Прихожая была небольшая, как и положено, её назначение было единственно в том, чтобы слуги и прочий сброд снимали грязные башмаки, заходя в дом, а также, чтобы вести переговоры с торговцами в те дни, когда идёт дождь, и ни один человек не согласится добровольно мокнуть на мостовой. Кухни в острийских домах обычно располагались или на улице или в доме, но никак не в подвале; более того, подвалов зачастую, как таковых, не было: не так-то легко выкопать достаточных размеров яму в скале, чтобы поставить на ней дом. Итак, дверь, из-за которой появилась одетая в чёрное женщина, скорее всего, вела в «заднюю часть» первого этажа, где проживали немногочисленные, по сравнению с дейстрискими богатыми домами, слуги, где была кухня или выход в неё, и кладовая. На втором этаже, сколько я знала, разделения на «службы» и господские комнаты не было, и поэтому прислуге приходилось ютиться в страшной тесноте первого этажа. Иногда, впрочем, им отводилось отдельное строеньице во дворе, рядом с кухней и кладовой.

— Что косишь? — перенесла своё внимание на меня «почтенная хозяйка». Думаешь, как бы ограбить? И не надейся! Хозяин Шерен держит стороживых псов, и на ночь спускает с поводка в доме и во дворе!

— Я не воровка! — наконец распрямилась после реверанса я и смело посмотрела в лицо своей обвинительнице. — Я пришла просить работы, но ваша кухарка…

— Цыц! — остановила меня властная дама. — Эльза, ты можешь идти; за пригоревшее мясо вычтут из твоего жалования. А ты, малышка, не дерзи старшим. Я экономка в этом доме, зови меня хозяйкой Лекен, и изволь опускать взгляд, когда я с тобой разговариваю, если не хочешь меня разозлить. Поняла?