Эвис: Неоднозначный выбор - Василий Горъ

повторял речь, которую написали Стеша с Амси. То есть, очень образно и доходчиво описал цели, которые преследовали имперцы, первые минуты их пребывания во дворце и героизм тех стражников и Теней, которые заступили им дорогу. А потом понес отсебятину. В смысле, стал озвучивать то, что добавил Зейн:

— … и в этот час королевство разделилось на тех, для кого своя шкура дороже всего на свете, и тех, кто остался верен своему долгу перед короной и народом Маллора!

Имен первых глашатай не называл. Но описал поведение первых настолько язвительно и точно, что народ на площади заржал. А потом перешел ко вторым: перечислил всех, кто выводил из дворца его обитателей и гостей, всю ночь с риском для жизни обходил коридор за коридором в поисках «потеряшек», охранял анфилады, по которым наружу выбирались те, кого нашли. Причем озвучивал имена и благородных, и простолюдинов вперемешку! Чем доводил толпу до исступления.

— Как вы прекрасно понимаете, для того чтобы вывести из дворца несколько сотен человек, требовалось не только мужество, но и время! — сделав небольшую паузу, продолжил глашатай. — И это время нам дали хорошо известные вам Нейл ар Эвис по прозвищу Повелитель Ненастья и Найта ар Эвис по прозвищу Метель: они преградили путь боевой тройке Ушедших и… отправили ее за Грань!

Толпа ошарашено замолчала, ибо не успела забыть красочные описания боев, в которых от доспехов имперцев отскакивали арбалетные болты, а мечи либо тупились, либо переламывались пополам.

— Как им это удалось, спросите вы. А я отвечу: Ушедшие сочли Эвисов слишком слабыми и медлительными. Поэтому открыли забрала шлемов… Дальше объяснять?

Горожане заревели от восторга и начали выкрикивать варианты.

— Нет, языки не отрубали — били ножами в глазницы! А когда разобрались с первой троицей, отправились готовиться к битве. Ибо понимали, что остальные Ушедшие захотят отомстить…

Рассказ о ночи, последовавшей за «схваткой», толком не отличался от того, что написала Стеша: в нем принц Террейл и представители десятка Старших родов Маллора носились по столице, убеждая ее жителей как можно быстрее выехать за городские стены. А Зейн, я и несколько моих супруг скрытно добирались до дворца, забирали из сокровищницы Шандоров мечи Наказующих и так же скрытно возвращались в наше владение. Потом король продолжил руководить процессом вывода жителей из города, а мы, Эвисы, занялись тренировками, чтобы привыкнуть к балансу и весу непривычных клинков.

— Битва, в которой наше, маллорское Ненастье забирало жизни у одного Ушедшего за другим, была долгой и жаркой. Там, где бушевали Вьюга, Пурга, Метель и другие супруги Карающей Десницы Шандоров, обваливались потолки, рушились стены и проламывались полы, а чужая кровь заливала обломки и обрубки тел. Поэтому, отправив к предкам последнюю тварь из иного мира, Эвисы еле стояли на ногах. Но без посторонней помощи спустились к выходу из дворца. А их противники остались в комнатах и коридорах. Вот такими…

Рука глашатая, выставленная в сторону Телячьего Загона, заставила толпу повернуть головы в его направлении. А тех, кто находился далеко от него, встать на корточки. Но особой необходимости в этом не было: Тени, охранявшие груду тел имперцев, сбросили с нее кусок парусины и, взяв за руки и за ноги первый труп, подняли его на эшафот.

Каждое новое тело народ встречал одобрительным ревом. Видимые раны — веселыми комментариями. А когда подчиненные дяди Витта начали обкладывать имперцев сначала массогабаритнымимакетами стрелковых комплексов, а затем и поленьями, над площадью установилась мертвая тишина.

— Да, это оружие способно плавить камень, прошибать стены и убивать с большого расстояния… — оглядев толпу насмешливым взглядом, сказал глашатай. — Но оно создано захватчиками и для захватчиков! А мы, маллорцы, не заримся на чужое добро. Ведь наша земля рождает воинов, способных выйти против Ушедших с одними ножами. И победить…

…Пока огромный костер, щедро политый маслом, щелкал лопающимися поленьями и разбрасывал искры, Зейн награждал тех, чьи имена озвучил глашатай. Награждал лично. Не обращая внимания ни на статус, ни на возраст, ни на пол награждаемого. Кому-то вручал кошель с деньгами, кому-то документы на дома или землю, кому-то — почетный знак «Верность, Доблесть, Честь». А толпа, никогда не видевшая, чтобы в ложу к самодержцу поднимались, скажем, истопники или горничные, встречала каждого простолюдина довольным ревом.

Награждению благородных радовалась значительно тише. За одним исключением: когда к королю подходили мы, Эвисы, от слитных воплей лайвенцев дрожали дома. Однако самое интересное случилось уже после того, как глашатай объявил о том, что награждение закончено — метрах в тридцати от королевской ложи наметилось движение, и до меня донесся хорошо знакомый голос:

— Ваше величество, а как же принц Террейл? Если вы наградили тех, кто сделал для горожан все, что мог, то обязаны отметить и его: ваш старший сын за одну ночь объехал весь Нижний город, убедил выйти за пределы внешних стен несколько сотен семей, и заставил тех, у кого были телеги, вывозить стариков, беременных женщин, детей и калек! При этом он не чурался грязной работы — я видел сам, что он выносил из домов больных, направлял толпы перепуганных людей туда, куда требовалось, и помогал выталкивать из луж застрявшие возки! Да что там говорить, если бы не он, то многие жители Ремесленной слободы и Кузнечного переулка остались бы в своих домах, а значит, могли погибнуть от оружия Ушедших!

— Награждать Шандора за то, что он заботится о своей земле, неправильно! — без помощи глашатая ответил Зейн.

— А не награждать — несправедливо! — набычился Мирко Подкова. А когда король развел руками, посмотрел на наследника престола: — Ваше высочество, я, Мирко Подкова, выкую вам другой знак, который мы, жители Ремесленной слободы, назовем «Уважение народа!»

Король полыхнул гордостью за сына, Маниша с трудом удержала слезы счастья, а Террейл поднялся с кресла и поклонился своим будущим подданным. В пояс. А когда выпрямился, громко и отчетливо пообещал:

— Я буду носить этот знак с гордостью…

…До дому мы добрались ближе к полуночи, порядком уставшие и голодные, как бездомные псы. Въехав во двор, спешились, вручили поводья лошадей подоспевшим конюхам, сказали Селии, чтобы накрывала в малой трапезной, и поплелись на остров. А когда ополоснулись, натянули на себя то, что подвернулось под руку, в полусонном состоянии перешли в родовой тайник, поднялись в баню, вернули на место древний бак и подключились к камерам в коридоре, то увидели, что перед лестницей, ведущей на второй этаж, стоят хейзеррки.

Оглядев сначала себя,