Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРШа - Олег Смыслов

Начальник тюрьмы предупредил его о серьезных последствиях, если он не признает свою вину перед партией. Новый следователь, появившийся на очередном допросе в форме генерал-майор юстиции, был заместитель военного прокурора Советского Союза Китаев. К безмерному удивлению Ильина, Китаев потребовал от него показаний о вредительской деятельности Абакумова, в ответ Ильин попросил представить доказательства, что это не провокация. Охранник вывел его в коридор и подтолкнул к глазку камеры, где сидел заклятый враг Ильина Абакумов.

Тем не менее Ильин отказался свидетельствовать против Абакумова, дальновидно рассудив, что Абакумов в свое время обо всем докладывал Сталину и если он, Ильин, сейчас расскажет о сфабрикованных Абакумовым делах, то его могут обвинить в содействии этим преступлениям».

Камера была небольшая: маленькое окошечко с решетками и «намордник» снаружи. Над ее дверью горела лампа. Размеренные, громкие шаги надзирателя будто нарочно вторгались в мысли бывшего министра, бывшего генерала, а самое главное — бывшего верного слуги вождя.

И действительно: от сумы и от тюрьмы никогда не нужно зарекаться. Впервые Виктор Семенович понял, что говорить с самим собою по правде он начал только в тюремной камере. А до этого он запрещал себе задавать вопросы и тем более отвечать на них.

Что это было — идиотизм его профессии? Идиотизм ради идеи, на службу которой посвятил свою жизнь?

Тогда поделом за все, а жизнь, получается, прошла зря, сказал себе Абакумов.

Тут же вспомнилось…

Став заместителем наркома внутренних дел, он собрал близких и знакомых в своей новой столичной квартире. Когда гости стали выходить из-за стола, кто на перекур, а кто просто размяться, к нему подошел закадычный друг его отца дядя Вася, который пил всю жизнь, но при этом не спился, и, глядя снизу вверх, чуть пошатываясь, сказал:

— Видать, поперло тебе, Витя, коли так взлетел высоко! Не боишься?

— А чего бояться — то? — уточнил Абакумов.

— Ну как чего. А что, ты не знаешь? Пока сидишь на коне, тебя все в задницу будут целовать. Ну а если упадешь с него иль того хуже, сбросят?

Дядя Вася прищурил правый глаз, кашлянул в кулак и еще раз пристально посмотрел на Виктора.

Абакумов рассмеялся и как-то так уклончиво ответил:

— Я, дядя Вася, не боюсь упасть. Такие, как я, не падают. Но поживем — увидим.

— Ну-ну, — только и нашел, что ответить захмелевший друг отца.

А ведь тогда Виктору Семеновичу не понравился этот разговор. Вроде хотел, как лучше, поделиться своей радостью, а тебе вон что говорят. В общем, списал в тот раз все на пропитые мозги.

А ведь действительно, нет ничего тяжелее, чем упасть с высоты на землю.

Свободомыслие в одиночке — это то самое открытие, которое сделал Виктор Семенович, оказавшись за решеткой.

И действительно, он впервые был так свободен в своих мыслях.

Да, стены камеры давят и душат, но жизнь продолжается. А значит, и борьба за нее продолжается!

В этот день ему принесли перо, черные чернила и бумагу. Почему-то ему показалось, что Хозяин ждет от него объяснения. Ждет именно сейчас, а завтра может быть поздно.

И Виктор Семенович, волнуясь, пишет письмо человеку, на которого смотрел как на Бога, на которого боялся дышать, которому верно служил и беспрекословно подчинялся.

Он делал этот шаг из камеры навстречу судьбе, которая может вдруг улыбнуться из оконца. В то крошечное оконце, откуда тусклый свет попадает в его камеру.

«Теперь по поводу заявления тов. Рюмина о том, что я якобы намекнул Этингеру, чтобы он отказался от показаний по террору. Этого не было, и быть не могло. Это неправда. При наличии каких-либо конкретных фактов, которые дали бы возможность зацепиться, мы бы с Этингера шкуру содрали, но этого дела не упустили бы. Должен прямо сказать Вам, товарищ Сталин, что я сам не являюсь таким человеком, у которого не было бы недостатков. Недостатки имеются и лично у меня и в моей работе. В то же время с открытой душой заверяю Вас, товарищ Сталин, что отдаю все силы, чтобы послушно и четко проводить в жизнь те задачи, которые Вы ставите перед органами ЧК. Я живу и работаю, руководствуясь Вашими мыслями и указаниями, товарищ Сталин, стараюсь твердо и настойчиво решать вопросы, которые ставятся передо мной. Я дорожу тем большим доверием, которое Вы мне оказываете за все время моей работы как в период Отечественной войны в органах Особых отделов и СМЕРШ, так и теперь— в МГБ СССР.

Я понимаю, какое большое дело Вы, товарищ Сталин, мне доверили, и горжусь этим, работаю честно и отдаю всего себя, как подобает большевику, чтобы оправдать Ваше доверие. Заверяю Вас, товарищ Сталин, что какое бы задание Вы мне ни дали, я всегда готов выполнить его в любых условиях. У меня не может быть другой жизни, как бороться за дело товарища Сталина.

Виктор Семенович не случайно избегает некоторых слов («арест», «тюрьма»), С момента ареста прошло около трех недель, и он еще верит в то, что вождь разберется и объявит его невиновным.

Но тот, перед кем почтительно поклонился из камеры Виктор Семенович, получив письмо, прочитал и оставил его у себя. А через 20 дней Мокичев получил указание лично от Маленкова, переданное через нового министра госбезопасности С. Игнатьева: 20 августа 1951 г. «послать товарищу Сталину протокол допроса Абакумова».

Не знал Виктор Семенович, сидя в одиночной камере, что с июля 1951 по сентябрь 1952 г. из рядов МГБ вычистили 42 тыс. человек, 600 агентов исключили из агентурных сетей на Украине, в Белоруссии и в Прибалтике, 3 тыс. человек уволили за несоблюдение законности или нарушение дисциплины, 1583 уволили за профессиональную непригодность, остальных — по другим причинам.

Вычищение ставленников Абакумова было скрытой причиной этой чистки. Официально: улучшалась работа и оперативные способности госбезопасности. Новый министр госбезопасности Семен Денисович Игнатьев (с августа 1951 г.) охарактеризовал МГБ как «косную, раздутую бюрократическую» структуру.

После ареста Абакумова обязанности министра исполнял его первый заместитель генерал Огольцов, а Игнатьев был назначен представителем ЦК в МГБ.

И вот он министр.

Сорок семь лет, в партии с 1926 г. В 1935 г. окончил Всесоюзную промышленную академию, и сразу же его взяли на работу в промышленный отдел ЦК. С 1937 г. — секретарь Бурят-Монгольского обкома, с 1943 г. — первый секретарь Башкирского обкома, с 1946 г. — первый заместитель начальника Управления по проверке партийных кадров, с 1947 г. — секретарь ЦК Белоруссии по сельскому хозяйству и заготовкам, с 1949 г. — секретарь среднеазиатского бюро ЦК и уполномоченный ЦК по Узбекской СССР, с 1950 г. — заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских кадров ЦК.