Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса - Джозеф Стиглиц

Досуг и устойчивость

Существуют и другие ценности, которые не учитываются стандартным показателем ВВП: в частности, мы ценим отдых, независимо от того, используем ли мы его для снятия напряжения, проведения времени с семьей, знакомства с достижениями культуры или занятий спортом. Отдых может быть особенно важен для тех миллионов людей, которые не получают немедленного удовлетворения от своей работы или это удовлетворение является ограниченным, то есть для тех, кто работает, чтобы жить, а не живет, чтобы работать.

Семьдесят пять лет назад Кейнс отметил тот факт, что человечество впервые в своей истории может освободиться от груза «экономических проблем»20. На протяжении всей человеческой истории большую часть своей энергии человек тратил на обеспечение себя пищей, жильем и одеждой. Однако достижения в области науки и техники привели к тому, что для удовлетворения всех этих основных потребностей человеку достаточно работать лишь несколько часов в неделю. Например, все продукты питания, необходимые гражданам США, производят менее 2% американских рабочих. Объем производимой ими продукции таков, что даже при нашем растущем избыточном потреблении и при появлении в стране все большего числа тучных людей всей производимой в стране еды оказывается не только достаточно, но и образуются ее излишки, благодаря которым мы являемся крупным экспортером пшеницы, кукурузы и соевых бобов. Кейнса интересовало, что мы будем делать с плодами этих достижений. Глядя на то, как представители правящего класса Англии проводили свое время, он имел все основания для беспокойства.

Кейнс не смог в полной мере предвидеть того, что произойдет, особенно н последней трети века. Америка и Европа, казалось бы, по–разному ответили на его вопрос. В отличие от прогнозов Кейнса, Америка в целом не получила больше свободного времени. Более того, количество рабочих часов в расчете на одну семью фактически даже увеличилось (приблизительно на 26% за последние 30 лет). Мы стали потребительским, материа- диетическим обществом: две машины в каждом гараже, по наушнику от iPod в каждом ухе и бесчисленное количество одежды в каждом шкафу. Мы покупаем и выбрасываем22.

Европа выбрала совсем другой курс. Пятинедельный отпуск здесь является нормой, и поэтому европейцы содрогаются, когда слышат, что продолжительность стандартного американского отпуска составляет всего 2 недели. При этом объем продукции, вырабатываемой за час, во Франции выше, чем в Соединенных Штатах, но у типичного француза меньшее количество рабочих часов в год, и поэтому у него более низкий доход.

Указанные различия не являются по своей природе генетическими. Они лишь отражают разные варианты эволюции нашего общества. Большинство французов не поменялись бы местами с большинством американцев, а большинство американцев не стали бы меняться местами с большинством французов. Эволюция и в Америке, и в Европе происходит без какого‑либо заранее составленного плана. Нам следует спросить себя, а этот ли курс нам следовало выбрать. Как ученые, изучающие общество, мы, конечно, можем попытаться объяснить, почему каждая страна выбрала именно тот курс, которым она сейчас следует.

Трудно сказать, какой образ жизни является более правильным. Но американский жизненный стиль неустойчив. В других странах он, возможно, в этом отношении более прочен. Если страны из тех, которые относятся к развивающимся, попытаются подражать жизни в Америке, планета будет обречена. У нее просто не хватит природных ресурсов для обеспечения всех потребностей человечества, а ускорение процесса глобального потепления в этом случае приведет к созданию невыносимых климатических условий. Америке придется вносить изменения в свою жизнь и делать это очень быстро.

Сообщества и доверие

Модель жесткого индивидуализма в сочетании с рыночным фундаментализмом изменила не только то, что люди думают о себе и о своих предпочтениях, но и то, как они связаны друг с другом. В мире жесткого индивидуализма потребность в организации сообщества снизилась, да и доверие перестало быть необходимостью. Поэтому правительство теперь выступает в качестве своего рода помехи: оно скорее является проблемой, чем решением. Но если экстерналии и сбои рынка случаются постоянно, значит, существует потребность в коллективных действиях, но добро воль пых соглашений, как правило, для этого не хватает (просто потому что нет механизма их реализации, нет способа, обеспечивавшего, чтобы люди вели себя должным образом)23. Но еще хуже то, что жесткий индивидуализм в сочетании с явно доминирующим материализмом привел к подрыву доверия. Даже в условиях рыночной экономики доверие является той смазкой, благодаря которой общество выполняет свои функции. Общество иногда может обойтись без доверия, прибегая, скажем, к правовому механизму реализации контрактов, но это далеко не лучший вариант. В условиях нынешнего кризиса банки потеряли наше доверие и перестали доверять друг другу. Историки экономики подчеркивают ту важную роль, которую доверие сыграло в развитии торговли и банковского дела. Условием, благодаря которому некоторые общины стали выступать в качестве мировых купцов и финансистов, являлось доверие их членов друг другу24. Важный урок нынешнего кризиса состоит в подтверждении того факта, что, несмотря на все изменения, произошедшие за несколько веков, наш сложный финансовый сектор по–прежнему базировался на доверии. Когда доверие стало ослабевать, наша финансовая система застыла в развитии. Но мы создали экономическую систему, которая фактически поощряет близорукое поведение, причем настолько недальновидное, что затраты, возникающие из‑за нарушения доверия, никогда не принимаются во внимание. (Такое близорукое поведение объясняет, как мы убедились, и другие сложные аспекты деятельности финансового сектора, и оно же стало причиной возникновения нежелания общества заниматься решением экологических проблем, которые сами просто так никуда не исчезнут.)

Финансовый кризис способствовал эрозии доверия и ускорению этого процесса. Мы считали доверие чем‑то само собой разумеющимся, но такое отношение привело к тому, что доверие стало ослабевать. Если в будущем мы не осуществим кардинальных изменений, то не сможем снова рассчитывать на доверие. Это коренным образом изменит наше отношение друг к другу и наши представления о себе и о других. Наше чувство общности продолжит размываться, что, в свою очередь, может способствовать снижению эффективности нашей экономики.

Олицетворением процесса разобщения является секьюритизация, а также связанные с нею злоупотребления. История о «дружественных» отношениях внутри тесного сообщества между банкиром и заемщиком, когда банкир лично знал человека, который пришел к нему за деньгами (и поэтому, если у заемщика действительно возникали проблемы с погашением, банкир знал, когда и как следует изменить условия выданного ранее кредита), возможно, выглядит как идиллия. Но была в ней и доля правды, состоящая в том, что те отношения основывались на доверии. При секьюритизации доверие не играет никакой роли; у кредитора и заемщика Нет никаких личных отношений. Процедура происходит анонимно, и вся необходимая информация о характеристиках ипотечного кредита приводится лишь в виде статистических данных. Те люди, чьи жизни рушатся из‑за этих сделок, представлены в этой статистике в виде обезличенных данных, и поэтому вопросы реструктуризации кредитов решаются в рамках закона, определяющего, что позволительно делать сервисному агенту, чтобы добиться максимальной ожидаемой доходности для владельцев ценных бумаг. Доверие теперь исчезло не только между заемщиком и кредитором, но и между другими, самыми разными сторонами сделок, например, держатель ценных бумаг не доверяет теперь сервисному агенту действовать в его интересах. Из‑за отсутствия доверия условия многих контрактов ограничивают возможности их реструктуризации25. От обилия правовых пут страдают и кредиторы, и заемщики. В выигрыше здесь оказываются лишь юристы.