Весь Хайнлайн. Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

— Но мы же с вами практичные люди, — негромко проговорил он.

— Вы имеете в виду…

— Конечно. Только держите рот на замке.

Филлис решила, что пришла пора прервать мрачные размышления Гамильтона.

— Что вас грызет, Филти? — спросила она, — Вы и двух слов не проронили с тех пор, как мы здесь.

Вздрогнув, он вернулся к действительности.

— Пустяки, — солгал он, подавив желание рассказать ей обо всем. — Вы и сами были не слишком разговорчивы. Что у вас на уме?

— Я только что выбрала имя для нашего сына, — призналась она.

— Боже милостивый! А не находите ли вы, что это несколько преждевременно? По-моему, вы прекрасно знаете, что у нас никогда не будет детей.

— Это еще вопрос.

— Хм-м-м! — протянул Гамильтон. — И какое же имя выбрали вы для этого гипотетического отпрыска?

— Теобальд — «Смелый ради народа», — мечтательно произнесла она.

— «Смелый ради…» Лучше пусть будет Джабез.

— Джабез? Что это значит?

— «Он принесет горе».

— «Он принесет горе»! Филти, вы невыносимы!

— Знаю. Почему бы вам не махнуть на все рукой, бросить шумный детский питомник и не соединиться со мной?

— Повторите помедленнее.

— Я предлагаю вам составить со мной пару.

Она казалась озадаченной.

— Что именно вы имеете в виду?

— Решайте сами. Ортожена, партнерша, любовница, зарегистрированный компаньон, законная жена — любой контакт по вашему усмотрению.

— И чему же, — проговорила она, растягивая слова, — я должна приписать эту неожиданную перемену в ходе ваших мыслей?

— Не так уж она неожиданна. Я думал об этом с тех самых пор… с того момента, когда вы попытались меня застрелить.

— Тут что-то не так. Две минуты назад вы заявили, что Теобальд не только гипотетичен, но и невозможен.

— Минуточку, — поспешно возразил Гамильтон, — я ни слова не говорил о детях. Это — вопрос отдельный. Я говорил о нас.

— Ах так? Тогда поймите, мастер Гамильтон, что я никогда не выйду замуж за человека, который рассматривает брак просто как сверхразвлечение, — с этими словами Филлис с деловым видом вернулась к прерванной разговором трапезе.

На несколько минут воцарилось глубокое молчание. Нарушил его Гамильтон.

— Вы обиделись?

— Нет. На крыс не обижаются.

— Это я тоже знаю.

— Вот и хорошо. Проводите меня?

— Хотел бы, но сегодня не могу.

Расставшись с Филлис, он прямиком направился в Дом Волчицы. На этот вечер было назначено общее собрание — причины указаны не были, но отказы ни по каким причинам во внимание не принимались. Вдобавок это было первое собрание, на котором Гамильтону предстояло присутствовать в новом, недавно обретенном качестве командира отделения.

Двери клубной гостиной были распахнуты. Несколько собравшихся членов в полном соответствии с инструкцией вели себя в меру весело и шумно. Возможно, среди них затесались даже несколько непосвященных. Пока ничего важного не происходило, их присутствие являлось даже желательным, а потом их ненавязчиво спровадят.

Войдя и обменявшись кое с кем приветствиями, Гамильтон нацедил себе кружку пива и уселся наблюдать, как стрелки метают в цель дарты в одном из углов гостиной.

Глава VIII

«Ты со мной в первозданном краю…»

— Феликс! В чем дело? Что с вами?

На лице Монро-Альфы было написано столь искреннее, неподдельное изумление, такая святая невинность, что на мгновение Гамильтон пришел в замешательство. Возможно ли, чтобы Монро-Альфа был таким же правительственным агентом, как и он? И мог ли Клиффорд знать, что Гамильтон является агентом?

— Минутку, — сказал он мрачно. — Какую роль вы играете во всей этой истории? Вы лояльный член «Клуба выживших»? Или проникли в него как шпион?

— Шпион? Вы думали, я шпион? И поэтому отобрали у меня оружие?

— Нет, — яростно возразил Гамильтон. — Я боялся, что вы не шпион.

— Но…

— Послушайте Я — шпион. Я участвую в этом деле, чтобы развалить его. И, черт возьми, будь я настоящим шпионом, я мимоходом оторвал бы вам голову и продолжал бы свое дело. Вы мне все испортили, идиот несчастный!

— Но… но, Феликс… Я знал, что и вы в этом участвуете. Это послужило одним из доводов, убедивших меня. Я ведь знал, что вы не…

— Ну что ж, я и «не»! И в какое положение это ставит теперь вас? Где вы теперь? Со мной или против меня?

Монро-Альфа перевел взгляд с лица Гамильтона на бластер в его руке, потом снова посмотрел Феликсу в глаза.

— Вперед! Стреляйте!

— Не валяйте дурака!

— Стреляйте! Может, я и дурак, но не предатель.

— Не предатель? Вы? Вы уже предали — нас всех.

— Я рожден в этом обществе, — Монро-Альфа покачал головой, — но я его не выбирал и не обязан быть лояльным по отношению к нему. Здесь же я увидел образ достойного общества. И не пожертвую им ради спасения собственной шкуры.

В сердцах Гамильтон выругался.

— Упаси нас боже от идеалистов! И вы предоставите этой банде крыс возможность управлять страной?

Телефон мягко, но настойчиво проговорил:

— Кто-то вызывает. Кто-то вызывает. Кто-то…

Ни один из собеседников не обратил внимания на этот призыв.

— Они не крысы. Они предлагают построить воистину научное общество — и я за него. Возможно, перемена и будет слишком жесткой, но тут уж ничего не поделаешь. Ведь это — перемена к лучшему…

— Хватит. Мне некогда дискутировать с вами об идеологиях.

Гамильтон сделал шаг по направлению к наблюдавшему за каждым его движением Монро-Альфе и неожиданно, не отрывая взгляда от лица Клиффорда, резким движением ударил его ногой в пах.

— Кто-то вызывает. Кто-то вызывает…

Спрятав бластер, Феликс склонился над беспомощным Монро-Альфой и жестко ударил его прямыми пальцами в солнечное сплетение, парализуя диафрагму. Потом он подтащил Клиффорда к самому телефону — так, чтобы тот не попадал в поле зрения, коленом уперся ему в поясницу, а левой рукой схватил за горло.

— Не шевелиться! — предостерег он, правой рукой нажимая на клавишу. Лицо его было придвинуто к самому объективу, чтобы неизвестный собеседник не мог ничего больше разглядеть. На экране возникло лицо Мак-Фи Норберта.

— Гамильтон? Какого черта вы там делаете?

— Я проводил Монро-Альфу домой.

— Это прямое неповиновение. И вы за него ответите — позже. Где Монро-Альфа?

Гамильтон выдал краткое, насквозь ложное, но более или менее правдоподобное объяснение.