Воспоминания.Том 1 - Владимир Джунковский

25 октября с большой торжественностью освящено было устроенное великой княгиней Елизаветой Федоровной Сергиево-Елизаветинское трудовое убежище для увечных воинов Русско-японской войны. Закладка его была совершена в 1907 г., построено оно в вековой Всехсвятской роще. Убежище представляло собой трехэтажное здание, вполне приспособленное для обучения ремеслам ветеранов Русско-японской войны, главным образом ремеслам, пригодным в деревне. Присутствовала основательница убежища, незабвенная великая княгиня Елизавета Федоровна, вся высшая администрация, представители сословных учреждений и жертвователи.

В это время я посетил кустарные мастерские губернского земства в Сергиевом Посаде. В Кустарном музее устроен был специальный отдел промыслов Московской губернии, дававший полную систематическую коллекцию разнообразных промыслов губернии и картину постепенного хода работ по каждой отрасли. Кустари Сергиева Посада в это время стали работать изделия из папье-маше по образцам кустарных изделий, вывезенных из Лейпцига. Один из кустарей, работавших для губернского земства, преимущественно резной мастерской Сергиева Посада, крестьянин Варнсаков, стал сам заниматься как составлением рисунков кустарных изделий, так и изготовлением их по самостоятельным образцам. Эти изделия были до того характерны, что Кустарный музей устроил для них специальную выставку. Вообще развитие кустарных промыслов губернии надлежало поставить губернскому земству в крупную заслугу, так как оно целым рядом принятых им мер к поднятию кустарной промышленности, как то выдачей ссуд кустарям, устройством художественно-столярной, щеточной и корзиночной мастерских и школы кружевниц и т. д., не только давало крестьянам заработок, не отрывавший их от сельского хозяйства, но и ставило промыслы на высоту, вызывавшую удивление у нас и за границей. В Париже и Лейпциге деревянные и корзиночные изделия московских кустарей, выставленные земством, признаны были верхом совершенства в художественном отношении. В своем всеподданнейшем отчете за 1908 г. я все это засвидетельствовал Государю императору, который соизволил собственноручно начертать против этого места в отчете: "Благодарю губернское земство за содействие развитию кустарного дела в Московской губернии".

1 ноября телеграф принес известие о кончине в Париже великого князя Алексея Александровича. Это был четвертый сын императора Александра II, родился он в 1850 г., участвовал в Русско-турецкой войне в 1877-78 гг. 6, во время которой командовал Дунайской флотилией; и переправы, и мосты у Зимницы и Никополя были устроены под его руководством. За это он получил орден Св. Георгия 4-й степени. С 1881 г. он стал во главе русского флота и занимал эту должность до несчастного боя под Цусимой, когда весь наш флот погиб, и великий князь, как благородный человек, считая, себя как главного начальника флота косвенно виновным в этой катастрофе, просил освободить его от этой должности. Великий князь Алексей Александрович фигурой и лицом очень напоминал своего брата, императора Александра III, а также и своим редким благородством. Я с ним встречался несколько раз и всегда уходил от него под впечатлением большого обаяния.

8 ноября тело его было привезено из Парижа до Вержболово в экстренном поезде, а затем в особом траурном императорском поезде в Петербург на Николаевский вокзал. Здесь оно было встречено их императорскими величествами и всеми особами императорского дома, лицами Свиты, министрами, высшими начальствующими лицами и др. Гроб вынесли из вагона и поставили на бархатный черный катафалк печальной колесницы. Над гробом был золотой четырехугольный балдахин с орлами на углах, а над серединой балдахина высилась золотая великокняжеская корона. По бокам балдахина были вензеля почившего великого князя, 6 лошадей цугом со страусовыми перьями на головах и черных попонах с гербами почившего великого князя везли колесницу. Впереди процессии ехал эскадрон Кавалергардского полка в блестящих кирасах и касках. Затем, согласно церемониала, шли депутации, несли ордена и т. д., по бокам всей процессии шли пажи с горящими факелами. За колесницей шли пешком Государь император, все великие князья и Свита, затем их величества Государыни императрицы в парадной траурной карете, запряженной 8 лошадями цугом, вслед за каретой императриц остальные великие княгини в траурных каретах. Все фонари по Невскому и по пути следования до Петропавловского собора горели, прикрытые флером, по всему пути стояли шпалеры войск. По совершении отпевания гроб перенесли во вновь устроенный при соборе мавзолей, где тело почившего великого князя и предали земле.

5 ноября в Государственной Думе начались прения по аграрному вопросу и продолжались несколько дней. При обсуждении закона 9 ноября о порядке выхода из общины прения в первый же день приняли весьма бурный характер, благодаря выступлению депутата Милюкова, который явился ярым противником этого закона, хотя по существу не сказал почти ни слова. Вся его речь не явилась критикой закона 9 ноября, она вылилась только в ряде нападок на городовых, на дворян, которым он приписывал разные козни, говорил о Черной сотне 7, о Гамбетте 8, о земских начальниках. Вообще вся его речь сводилась к огульным обвинениям всех, кто так или иначе примыкал к правительственным сферам. Правые при этом вели себя недостойно, прерывая оратора с мест, Пуришкевич, как всегда, позволял себе непристойные выходки, крича: "Шулер слова, выборгская лягушка, молодец-провокатор", и в конце концов вынул из кармана большой свисток и свистнул на всю залу. Милюков, вместо того, чтобы не обращать внимания на эти выходки, реагировал на них, потому в зале в воздухе стояла какая-то ругань. Милюкову возражали многие ораторы, особенно яркое выступление было со стороны Н. Львова, который сказал блестящую речь как по форме, так и по искренности, подверг серьезной критике аграрную программу кадетов, которая, по его мнению, была составлена наспех, под выкрики "земли и воли". Очень обстоятельную, аккуратную, если можно так выразиться, речь в защиту закона 9 ноября сказал товарищ министра внутренних дел К. И. Лыкошин. Он по пунктам доказывал жизнеспособность закона 9 ноября. После Лыкошина прения продолжались с еще большим ожесточением. Вообще прения по аграрному вопросу отличались тем, что в них ни о чересполосице, ни об общине, ни о мобилизации земли, ни, в особенности, о совокупности указа 9 ноября не было и речи, были все одни повторения, а депутат Келеповский, правый, низвел эти речи до самого низкого пошиба, грубого тона и ругательства, направленных по адресу разных лиц, как Милюков, граф Витте, Кутлер и др., за что он был не раз останавливаем Председателем.