Ангел - Сергей Демченко

На жалких остатках тел, разрубленных уже мною едва ли не пополам, уже поселились первые комья ненасытных белых наносов. Словно это в них уже завелся ледяной червь — опарыш. Как стервятники, слетались снежинки на остывающие останки погибших. В некоторых других, лежащих тут и там, по самую середину древка вогнаны тореноры, пригвоздив их хозяев к остаткам скрытого под сугробами асфальта. Видимо, тонхи вспомнили всё-таки свои легенды о Маакуа, и если не пытались поначалу спастись бегством, то вначале им достало ума не связываться с ним столь малым числом. Но потом доводы весьма прямого рассудка воинов возымели верх: драться "на кулачках" с трубящим боевым слоном богом, который словно сел на колючку, чреваты не только для здоровья, но и для души. Если они в это верят. Я ухмыльнулся: бог, бегающий с рёвом за жертвами по заснеженным улицам мёртвого города, наводя жути на ужас всей Вселенной, но не могущий сориентироваться теперь, куда ему идти, — страшная личность. Насколько я понимаю, извечное желание сражаться, а не бежать, и здесь сыграло с Сильными злую шутку. И они были просто вынуждены… Стоп! С чего мне вдруг взбрело в голову называть их Сильными? Откуда я знаю это?

Недоумённо пошарив в ещё не ставшем на место мозгу и не найдя там никаких аналогий, я решил махнуть на всё это рукой. Поле боя осталось за мною, так чего ещё мне надо? А теперь мне следовало позаботиться о том, чтобы вернуться обратно. Хотя бы за тем, чтобы забрать оружие и решить, что же, собственно, делать дальше. Бродить по планете и смертельно калечить попадающихся на пути тонхов — что-то такая задача мне не по сердцу. Хотя с некоторых пор не верю в случайности, и даже в этом случае склонен был усматривать некий очередной шаг к логическому завершению чего-то важного в моём существовании, это всё больше смахивало на похождения рыцаря — пилигрима. Горстка трупов там, щепотка дохляков здесь…

Неожиданно в голове промелькнуло: "Роек!". Скорее всего, крутые макаки, приговорив кого-то из отряда Карла, на который они наткнулись в потёмках, бодрым шагом направились именно к ратуше не случайно. Кто им мог подсказать наше местоположение? Вернее всего, что сам профессор. Выкрикнул мстительно издалека? Видимо, так. Тонхи решили не терять драгоценного времени на его убийство, а потопали прямиком к цели. Кого именно они могли искать? Меня? Таким плачевным составом? Я им в таком случае так же полезен, как муравью танк, на рассвете долгого дня раскатывающий в глиняный блин его родной муравейник. Чика, Джи, Мони? Вряд ли. Персоны малоизвестные. А вот доктора — это более вероятный ответ. Они тонхам знакомы. Точнее, не они сами нужны им были, а «стороны». Вот ответ. Правда, учитывая то, что шли они сюда, в место, где оставался лишь один Герхард, — Франца они так и не достали. Не стал же он им называться, я думаю. Соврал, что оба врача там, в подвале. В расчёте на то, что тонхи сперва передушат здесь всех, а уж потом он с ними поторгуется. А те, придавив по пути кого-то из группы «подвальных», ещё и вызнали у него нужное им направление… Тогда выходит, что Роек всё ещё жив. Или умер от ран, нанесённых ему, если верить мужикам, в перестрелке. Значит, «стороны» всё ещё у него? И следует пройтись к тому месту, где он может лежать живым или мёртвым? Только бы он не удрал, или снег не засыпал его труп раньше, чем мы его найдём. Хотя я отчего-то был уверен, что «пули» отзовутся на мой мысленный посыл. Как конкретно это будет происходить, я не знаю, но думаю, я смогу почувствовать их присутствие. И теперь я уж точно сам пойду по его следу…

Рассуждая сам с собою таким образом, я и не заметил, как почти наткнулся на Хубера и пару ребят из подвала. Не выдержав борьбы с совестью, бывшие беглецы рискнули выбраться за сумасшедшим, ушедшим в одиночку в ночь, да с голыми руками, навстречу гнавшим их тонхам. И теперь они с предосторожностями шарили по окрестностям, явно разыскивая мой хладный труп. Не обращая внимания на их остолбенелость при виде меня, живого и невредимого, я махнул им рукой. Парни растерянно и как-то счастливо переглянулись, и угодливо засеменили впереди меня к ратуше, поминутно оглядываясь на меня, как на величайшее чудо мира.

…Горячий кофе, преподнесённый мне обезумевшими от радости при моём появлении Чиком и Фогелем, был воистину благодатью. Его я пил маленькими глотками, сидя на ворохе каких-то матрацев и одеял, что натаскали мне за секунды прямо к печке. Идти во всё ещё не выветрившееся убежище я наотрез отказался. Очумевший от счастья Герхард в сотый раз рассказывал всем о том, что я не кто иной, как спаситель человечества, и говорил обо мне уже так запросто, словно каждый вечер пьёт со мною дармовой коньяк за счёт заведения в ближайшем баре. А Джи и уже обработанный Фогелем Яцек не знали, что б ещё предложить уставшему от праведных трудов «герою». Работы в убежище были заброшены к чёртовой матери ещё в тот момент, когда я попёрся уговаривать тонхов не гулять ночами по развалинам, и с той самой минуты всё население подвала сгрудилось в его глубине, замерев от страха и ожидая развязки. За это время мне услужливо поведали, что Рене погиб, первым выступив навстречу появившимся из темноты пришельцам. Парень бесстрашно стрелял в них в упор до тех пор, пока подошедший тонх не разделил его на две половинки сверху донизу. Что Роека они до этого обложили в его собственном полуразрушенном доме, и что из него после получасовой перестрелки вроде даже донёсся его страшный предсмертный крик. И как из снегопада тут же вынырнули громоздкие фигуры, словно явившиеся на звук сражения. Роек убил двоих мужчин и ранил Яцека, остальное доделали тонхи. Пока люди сообразили, что пришлых не берёт огнестрельное оружие, от отряда осталось менее трети. Тогда они побежали. Как ни странно, срубившие первые ряды пришельцы их даже не преследовали. Точнее, никто не мчался за ними вприпрыжку, вопя и размахивая "такими же топорами, как и у Вас, Аолитт". Их просто спокойно гнали впереди себя, неспешно наступая, как будто будучи уверенными, что далеко им не убежать. Карл умер последним, прикрывая отчаянной, но бесполезной стрельбой отход остатков группы. Они слышали, как коротко вскрикнул он, как смолк его карабин. И не останавливались уже до самих ступеней в подвал…

"Значит, вы и вели их на хвосте, ребята"…

— Роек скорее мёртв. Хотя мы не можем быть уверенными на все сто. В той сутолоке и бедламе мы не смогли в этом убедиться, Аолитт, Вы уж нас простите, — сконфуженный солдат сиял почти чистой повязкой. Я не осуждал его. Не всем дано практически безнаказанно валить тонхов. Я с сожалением отставил пустую кружку:

— Одевайтесь. Мне нужно либо видеть тело Франца, либо найти его, если он обманул всех и смог уйти.

— Обмануть? — Физиономия Джи вытянулась. То же самое произошло с лицами всех присутствующих. Все без исключения, от мала до велика, собрались здесь, заглядывая мне в рот и внимая каждому шелесту моего плаща. "Спасителю и заступнику" до смерти не хотелось выходить в буйствующую снаружи непогоду, но, похоже, выхода не было.

— Да, Ковбой. Именно обмануть. Есть такой трюк — имитировать смерть или смертельное ранение. Позаимствовано в животном и растительном мире. Притворившись дохлятиной, приманивать жертву. Было бы весело, если, купившись на истошные крики, вы всем скопом ломанулись взглянуть на его бездыханную тушку. Думаю, он приберёг для столь торжественного случая один рожок… — Я встал и надел плащ. Загадочная одежда. Несмотря на то, что она почти невесома и тонка, в ней практически не чувствуется холода. Имей я хотя бы плотный свитер, давно обливался бы потом. А так — мне вполне достаточно грубо скроенного подобия льняной рубахи.

…Со мною вызвались Джи, всё тот же Яцек, и ещё пятеро. Скорее, для того, чтобы не принимать участия во вновь возобновившихся работах в убежище. Неугомонный Герхард, распихав зевак, загнал всех в вонючие катакомбы, дав нам возможность спокойно собраться. С превеликой неохотой, оглядываясь и наталкиваясь друг на друга, народ пошёл продолжать обустраивать своё будущее гнездо. Мы вышли на улицу. Метель понемногу стихала. Через три часа небосвод обещает окраситься робким рассветом…

…На своё счастье или на беду, Роек отличался завидной живучестью. Насколько я мог судить по его голосу, профессор обладал и незаурядным запасом спортивной злости, и чувством довольно чёрного юмора. Когда мы подошли к его дому, пули взвихрили снежный покров прямо перед нашими ногами. Возьми он чуть повыше — и Джи с молодым парнем могли б навеки остаться в моей памяти. Все залегли. Лишь мне это занятие не показалось приятным. Недоумевающий Яцек шипел мне сквозь зубы: "Падайте же, он Вас пристрелит"…

Внимательно оглядев окрестности, понимаю, что такими темпами мы рискуем задержаться здесь надолго. Либо пока не выкурим Франца из его засады, либо… Либо пока он не врежет дуба от ран. Потому как в хриплом торжествующем смехе, раздавшемся в ответ на здравое предложение Джи не чудить и сдаться, слышались нотки страданий. А вот этого мне допускать не хотелось. Не входила смерть профессора в мои планы. Если «стороны» не у него в карманах, спросить о них у трупа будет затруднительно. Потому я, оглядев уткнувших носы в снег людей, вновь поворачиваюсь к чёрным провалам окон полуподвала, из которых так удачно огрызнулся огнём доктор, и вполне внятно предлагаю: