Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только… - Ксения Демиденко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из своих школьных лет помнила, что большинство детей подают дневники только на «4» и «5». Когда учитель желает выставить баллы похуже (особенно красивый кол и менее красивую двойку), дневник оказывается забытым дома, даже если он, ни о чем не подозревая, лежит преспокойненько в портфеле, спрятан под партой, еще куда—нибудь мастерски засунут, на лихой конец отдан соседу (другу) на сохранение.
Некоторые умельцы (особенно трудолюбивые) вели два дневника: один – для родителей, второй – для плохих оценок. В общем, информация о реальных оценках до некоторых родителей от их чад не доходила. Моим заданием было донести эти вопиющие факты, дабы те узнали и предприняли меры.
Записала я всем ученикам класса в дневники о том, что в четверг в 18.00 в кабинете №214 будет проводиться родительское собрание.
– Мои не придут! – заявил первым Юра Гагарин.
– Почему? – спросила озадачено.
– Работают. До 8 часов. На 6 вечера никак не успеют, – объяснил.
– А отпроситься? Собрание раз в четверти бывает, – предлагаю вариант.
– Дохлый номер.
Еще трое тоже были не уверены, что родители будут. В результате в четверг к 18.00 было всего 18 родителей. В основном, мамы. Только три папы и одна бабушка Евдокия Степановна. Я опечалилась. Но зря. Как мне сказали потом дети, это был аншлаг. За последние пять лет столько много не приходило.
– Это они на вас пришли посмотреть, – демонстрируя свою коронную улыбку, сообщил Вигура Саша.
– А что на меня смотреть? Не экспонат ведь в музее, – не понимала я.
– Ну, у нас таких класух по ходу не было еще, – объяснил Дима Скворцов, краснея и млея. Я не стала спрашивать «каких?», чтобы не нарваться на комплименты.
Что касается самого собрания, то почти полчаса выбирали родительский комитет. Никто не хотел тащить этот груз, поэтому пытались спихнуть на кого угодно. Наконец, папа Лизы Гаврилюк Федор Степанович и мама Ковальчука Артура Виктория Андреевна «сдались на милость» собравшегося общества, и я поставила галочку в первом пункте повестки дня (скорее, вечера).
Второй пункт – успехи деток. Здесь я много не говорила, просто раздала бланки с оценками. Мол, поглядите и от чужих глаз спрячьте, если что. Какое там спрячьте. Две минуты изучали оценки своих чад, а потом сами же начали друг дружке показывать, охать и ахать, обещали показать дома своим детям, где раки зимуют. Я сильно переживала за бабушку Юры Гагарина – Евдокию Степановну. Бедная женщина как увидела пять двоек своего ненаглядного внука по алгебре и четыре по геометрии, ее прорвало. Обычно, дар речи теряют, а ее понесло в разговор – обратная реакция.
– Ой, людоньки, что это? Юрочка ж так учил теоремы и книжки читал, я сама слышала, а тут на тебе, двойки! – голосила старушка. В многоуровневой тираде Евдокии Степановны улавливался смысл «учительница недооценивает ее гениального внука». Я пообещала разобраться, за какие такие грехи у Юры образовался этот взвод двоек. Позже оказалось, что Юра теоремы то учил, но задачи никогда не делал.
Дальше наконец-то наш класс нашел папа Славика Кондратюка, Евгений Терентьевич и в слегка нетрезвом состоянии, выдыхая сплошной перегар, вселся за пустую первую парту. Через пять минут весь класс был пронизан его зловониями. Мне пришлось открыть окно.
Родители оживленно вели дискуссию на тему «Некогда заниматься с детьми», мол, работа, приходят уставшие, злые, вечный поиск денег на пропитание и одежду. Мамы сетовали, что папы не помогают, а еще и обеды, ужины готовить нужно, на себя времени нет, не то, что на детей.
Чтобы как-то разрядить атмосферу, которая напряглась, я раздала всем родителям листики – анкеты с просьбой заполнить, отвечая на поставленные вопросы.
В анкете (кстати, стандартной, из журнала «Спутник классного руководителя»), я выписала вопросы. Спрашивались фамилии, имена и отчества родителей учеников, место их работы, специальность, возраст братьев и сестер, музыкальные инструменты в доме, магнитофонные записи, спортивные снаряды, чем занимаются члены семьи в свободное время.
– А я и не знал, что здесь клуб по интересам? – наконец-то кто-то выкрикнул, дойдя до вопросов о хобби. По общим чертам лица поняла, что это папа Кати Алентовой. Я терпеливо и толерантно объяснила, зачем мне все это нужно. Замолчали, и только слышно было, как ручки шелестят по бумаге. Дальше было веселей.
– А знаете ли вы, с кем дружат ваши дети? – проронила я риторический вопрос, и в классе воцарилась немая тишина. Родители думали. Одна мама не стерпела:
– Такой лоботряс вырос, что я за ним и теперь смотреть буду?
– Какие сложности есть в семьях по воспитанию детей? – еще один глупый вопрос из того трижды неладного журнала, чтобы я в него еще когда —либо заглянула.
– А вы что, помогать воспитывать собираетесь? Вам в школе мало работы? – как-то недружелюбно выкрикнула мама Лены Новиковой. Вот откуда у Лены эта резкость. Девочка была копия мамы в молодости.
– Я считаю, это наша общая цель -воспитывать. К примеру, актуальный вопрос: какими действиями вы добиваетесь послушания?
Да-а-а, не стоило задавать такой вопрос: чего я только не наслушалась. Большая инквизиция Средневековья просто отдыхает.
– Ставлю в угол на гречку с пяти лет…
– Закрываю на полчаса в туалете…
– Бью веником, шлангом от пылесоса, тряпкой по мордяке…
– Неделя под домашним арестом без просмотра телевизора…
– Поломала любимые кассеты, выбросила гитару, чтоб не бренькал…
Ужас! Это родители! Я автоматически провела последний вид работы по плану – родители записали на листиках пожелания и вопросы ко мне как к классному руководителю. Дальше поблагодарила родителей за то, что пришли, назвала тему следующего собрания, которое состоится предположительно в декабре, и отпустила. Уже из коридора услышала не очень приятное:
– Битый час неизвестно на что потратила. Сериал свой любимый пропустила. А там Луис Альберто Марианне предложение делать собирался. Дурня эта их родительские собрания…
– Ага, дурня. Только позоришься всегда. Вот приду домой, своему увалю за двояки. Вчера деваху какую—то привел, все из холодильника выжрали. Сегодня опять до полуночи готовить придется.
– Моя тоже за мальчиками бегает, аж трусится. Хоть в доме закрывай.
Слушала и не понимала, как так можно. Вспомнила своих родителей. Всегда во всем помогали, когда получала плохие оценки, не ругали, пытались разобраться в причине, вместе исправляли. Мне было странно, что такие мама с папой, как у меня, не у всех.
Родители ушли, я подготовилась к следующему дню, сложила необходимые конспекты, учебники, проверила, закручен ли кран, политы ли цветы, закрыла кабинет и пошла домой. Возле школы на пороге стоял в темноте мужчина. Я узнала в нем папу Димы Калашникова. Увидев меня, он выбросил недокуренную сигарету и галантно предложил провести домой, поскольку уже темно и поздно. Я согласилась, потому как, правду говоря, и сама немного побаивалась. Тем более, что папа Димы, Виктор Андреевич, показался мне мужчиной серьезным.
Боковым зрением я увидела две фигурки – если бы не Виктор Андреевич, то они бы конвоировали меня и сегодня. Но, видимо, поняв, что нашелся другой провожатый, они на каком – то этапе дороги исчезли.
Всю дорогу мы с папой Димы проговорили о тяжелом учительском труде, о том, как изменилась и продолжает меняться школа, как сложно воспитывать нынешних детей.
Виктор Андреевич рассказал о своей работе водителя директора фирмы. Одним словом, говорили по душам мы так, пока я не заметила, что он легонько обнял меня за талию. Сразу стало как-то не по себе, но поведение мужчины было настолько однозначным, что вариантов просто не было. Я аккуратно убрала его руку и соврала:
– Спасибо, что провели, я уже пришла, – мы как раз остановились возле какой-то пятиэтажки.
– Не хочу показаться навязчивым, но вы бы не пригласили меня на чай? – спасибо Богу, было так темно, что я не видела его глаз, а то бы сгорела со стыда. Я знала, что с такими людьми необходимо вести себя аккуратно и никак не агрессивно, хотя первым порывом было вмазать по наглой роже.
– Боюсь, что мой отец неправильно меня поймет, если я приведу мужчину, которого почти не знаю, домой, – соврала, и глазом не моргнула.
– А папа у вас кто? – интересовался отец моего 15-летнего ученика.
– Мастер спорта по тяжелой атлетике, – это я зря так перестаралась. Виктор Андреевич понял, что я веду игру, поэтому улыбнулся, приблизился ко мне и сделал попытку поцеловать. Но я освободилась из его объятий и убежала в подъезд. Вдогонку мне прозвучало:
