Испанская легенда - Татьяна Полякова

— Так и быть, скажу по-другому. Я была уверена, что Мартин попытается уложить тебя в постель, а тебе захочется проверить, хорош ли он.

— Витиевато, но сгодится.

— Неужто он не пытался?

— Звонил. Предлагал встретиться.

— И ты отказалась? — ахнула Настя. — Вот это выдержка.

— Ничего подобного. Особых усилий мне не понадобилось.

— Тогда ты просто рыба мороженая, — развеселилась она. — Нет, в самом деле. Ты же не станешь отрицать, что в нем есть сексуальный магнетизм?

— Сексуальный что? — засмеялась я. — Завязывай с романами.

— И все же он необычайно привлекателен.

— Для девушки вроде меня даже слишком.

— Только не заводи дурацкую песню, что от тебя парни бегают.

— Заводи не заводи, а так оно и есть.

— Я бы на твоем месте рискнула. По крайней мере, мы бы знали, насколько он хорош.

— Мы?

— Мне-то ничего не светит, так хоть послушаю и поплачу о том, чего лишилась.

— Может, плакать не придется.

— Сомневаюсь. Мы как-то сидели в кафе, и там появилась одна девица, смотрела на нашего обаяшку с такой охотой, что чуть из юбки не выскочила. Толик потом раскололся, что это бывшая подружка Мартина, он жил с ней почти год. Чтобы пялиться с такой страстью на парня, с которым год трахалась да который тебя еще и бросил… Он должен быть гигантом в постели.

— Об этом ничего сообщить не могу, как ты понимаешь.

— Жаль. Может, завтра повезет больше.

— Вряд ли. Ложиться с мужчиной в постель на второй день знакомства…

— Дурацкие предрассудки. По мне, и в первый можно. Если людей неудержимо влечет друг к другу…

— Завязывай с романами, — повторила я.

— Что еще мне остается? Только читать о чужих страстях. В кои-то веки встретился стоящий парень, и тот от меня нос воротит. Кончится тем, что я выйду замуж за Толика. Вот помяни мое слово.

— Не вздумай сказать ему об этом, не то он решит, что обязан сделать тебе предложение.

— Толик — запасной вариант. Я его люблю, но мысль с ним трахнуться восторга не вызывает. Обидно, правда? Если парень хороший, то почему-то не возбуждает.

— Выходит, Мартина назвать «хорошим» у тебя язык не поворачивается?

— Мартин — голубая мечта каждой девушки. Нет, розовая. «Голубая» звучит двусмысленно.

— Ладно, завтра поддамся его очарованию и трахнусь, потом он сбежит, а ты будешь слушать мое нытье и вытирать мой сопливый нос.

— Белка, у тебя навязчивая идея, — серьезно сказала Настя. — Кстати, я читаю Кешкину книгу, — порадовала меня она. — Между прочим, очень ничего.

— Рада за тебя.

— А ты что, читать не будешь?

— Конечно, буду. Только не сегодня. Перед глазами стоит светлый образ Мартина…

— Слава богу, ты не безнадежна, — хихикнула Настя.

— Ладно, спокойной ночи. — Я уже собралась повесить трубку, когда она сказала:

— Знаешь, я очень по ней тоскую. Пытаюсь делать вид, что ничего не случилось, но… глупость все это. Треплюсь с тобой по телефону, а чувство такое, что все не взаправду, вся жизнь не взаправду. У тебя так же?

— Да, так же, — помедлив, ответила я.

— Сереге не могу позвонить, знаю, что надо, а не могу. Ему, как ни крути, еще хуже.

— Я с ним встречалась, выглядит он скверно, но держится. — Я собралась рассказать Насте о нашем уговоре, но вовремя опомнилась.

Мы простились, я легла в постель и попыталась вернуть мысли к Мартину, но вместо этого начала вспоминать наш разговор с Сергеем. Настя права, глупо делать вид, что ничего не случилось. Теперь я уверена, что поступила правильно, согласившись ему помочь.

Утром я принимала душ, когда позвонил Сергей. Услышав звонок, я бросилась к телефону в прихожую, вдруг решив, что это Мартин, хотя день будничный и он должен находиться на работе. Бизнесмены народ занятой, впрочем, на несколько минут от важных дел можно и отвлечься.

— Привет, — буркнул Сергей. — Новостей нет?

— Новостей? — не сразу поняла я. — Нет.

— Что ж, прошло пока слишком мало времени. Ты не передумала?

— Мы же обо всем договорились.

— Отлично. — Он вроде бы еще что-то хотел сказать, но ограничился этим «отлично».

Я повесила трубку, некоторое время пялилась на аппарат, потом вернулась в ванную. А когда села завтракать, телефон зазвонил вновь. Стоило мне услышать голос Мартина, дыхание от волнения перехватило, как у героинь любимых Настиных романов.

— Это я, — весело сообщил он. — Кстати, как я к тебе должен обращаться? Друзья зовут тебя Белкой, это только им позволительно или мне тоже можно?

— Можно.

— Буду считать это привилегией. Хотя Изабелла звучит ничуть не хуже, у тебя очень красивое имя. И редкое. Очень красивое имя для очень красивой девушки.

— Смотри, перехвалишь. Твое имя мне тоже нравится. И красивое, и редкое.

— Открою тебе страшную тайну, — смеясь, сказал Мартин. — На самом деле меня зовут Мартын. Только не начинай хохотать, я парень обидчивый.

— Мартын?

— Ага. Папа постарался. Так звали моего деда. Папе с именем тоже здорово повезло, по паспорту я Мартын Игнатьевич. Мама, добрая душа, папе отказать не могла, хоть и понимала: имя никуда не годится. По мне, Мартын — это вроде мартышки, только большой. Мама придерживалась того же мнения, отец вскоре сообразил, что свалял дурака, и я стал Мартином, всего-то одна буква, а звучит куда приятнее. И девушкам нравится. Тебе правда нравится?

— Еще как.

— Только имя или я тоже?

— Пытаюсь вспомнить, как ты выглядишь, — съязвила я.

— Самый простой способ вспомнить — встретиться со мной сегодня.

— Не уверена, что получится.

— Это что, какой-то хитрый ход или я тебе и вправду не нравлюсь?

— Предположить такое ты не в состоянии?

— Меня страшит эта мысль.

— А меня самоуверенные парни.

— От моей самоуверенности следа не осталось. Впрочем, не так много ее и было, — вздохнул он. — Просто удачный пиар, не более.

— Мы с Настей собирались кофе вечером выпить, можешь к нам присоединиться.

— А подруга к тебе прилагается или можно все-таки от нее избавиться? Я совершенно безопасен.

— Прилагается.

— Для девушки твоего возраста ты чересчур серьезна. По статистике, замуж проще всего выйти в юном возрасте, когда влюбляешься по глупости.

— Хоть я и блондинка, но замужество далеко не основная цель моей жизни.

— Ужас какой. Ты вообще замуж не собираешься?

— Собираюсь, но не скоро.

— А когда? Я не просто так спрашиваю. Я с корыстным интересом.

— Лет через десять.

— Конечно, я готов ждать тебя всю жизнь, но десять лет — это же прорва времени. Мне будет сорок два, и женишок получится не первой свежести.

— Тебе тридцать два года? — удивилась я, произведя нехитрый подсчет.

— Черт, как глупо прокололся, — вздохнул Мартин. — Теперь я для тебя глубокий старик.

— Ты прекрасно сохранился.

— Но пить кофе со мной ты не пойдешь?

— Пойду.

— Ну, наконец-то. Я собирался выпрыгнуть в окно от отчаяния, уже и форточку открыл. Мне за тобой заехать?

— Приезжай в кафе на Чехова, часов в шесть. Я буду с Настей, мне неудобно откладывать встречу.

— С Настей так с Настей, — еще раз вздохнул он.

Настя, узнав, что скоро появится Мартин, пришла в восторг и пребывала в нем весь вечер. Я от нее не отставала. Мне казалось, что не поддаться его обаянию просто невозможно. Дурацкие выражения вроде «сексуального магнетизма» или «особой энергетики» все еще вызывали у меня ухмылку, но, вне всякого сомнения, у Мартина в избытке присутствовало и то, и другое. Безграничному счастью, которое вот-вот готово было снизойти на меня, способствуя моему окончательному поглупению, препятствовало следующее: во-первых, не только мы с Настей, но и все женщины в кафе разных возрастов, комплекций и прочее откровенно на него пялились, во-вторых, он был взрослым мужчиной, а потому вряд ли мог относиться ко мне серьезно, то есть с его стороны это явно безобидное или не очень дуракаваляние, которое непременно выйдет мне боком. В чем в чем, а уж в этом я была уверена. Где мне удержать такого, как он, когда и с ребятами помоложе и попроще ничего путного не выходило. В общем, к моим восторгам примешивалась большая доля печали. Печаль все нарастала, плавно переходя в тоску по светлому и несбыточному, и я незамедлительно поклялась себе, что пополнять ряды брошенных дурочек не стану, и нашла в этой мысли даже некое утешение.

На следующий день мы вновь встретились, на сей раз к нам присоединился Толик. Мартин не возражал, но иногда я ловила на себе его насмешливый взгляд, и тогда мне казалось, что все мои мысли ему хорошо известны. Я краснела, злясь на себя за это, отворачивалась или начинала язвить. Мартин смиренно принимал эти выпады, что только укрепляло мои подозрения: относиться серьезно ко мне он не в состоянии, для него это всего лишь игра.