Рассказы - Илья Диков

Кот, наверное, уже прыгал, когда из-за мусорного бака метнулась серая тень. Кот взвизгнул. Песочные часы подернулись дымкой и ужас понемногу перетек из глаз Сергея обратно - туда, где он был раньше. Кот куда-то исчез, зато серая тень осталась, и Сергей узнал в ней ту самую крысу, которую он встретил в своем видении. Он вспомнил этот кошмар, в котором он был двуногим, и где другой двуногий в подвале кричал и дергался еще один держал его своими передними лапами. Этот кошмар прошел, но перед его глазами все еще мелькали колеса автомобиля, пивные банки на витрине, накрашенные губастые лица. Все это было из жизни двуногих, и Сергею пришлось сделать над собой усилие, чтобы не признаться себе в нервном срыве. И потом, все эти психопатические тенденции давно уже тревожили его. Он похудел и стал шарахаться от собственной цели. Когда-то он выходил почти что во главе стаи. Если бы кто-нибудь знал, как он прожил последние два месяца...

- Тебя зовут Сергей?

- А? - Он совсем забыл о ней. У нее был приятный голос и элегантный хвост, который все время немного подрагивал. ужно было что-нибудь сказать. - Да, Сергей. Слушай, а как это ты его?

- Да так... Укусила! - ответила она, улыбаясь невинной мечтательной улыбкой. Сергей заметил, что ее хвост снова дернулся. Было такое впечатление, что он существует независимо от хозяйки, и в этом независимом существовании его сотрясают конвульсии.

- Укусила? Куда?

- Туда! - Она сверкнула зубами и показала лапой на низ живота. Сергею стало не по себе, и его красные глаза потускнели. Песочные часы - это тоже из мира двуногих. Он вспомнил, что они стояли на полке в подвале и вращались в рамке из красного дерева. Это уже не могло быть случайным. Потусторонний мир из кошмара преследовал его, прячась в тысяче разных мелочей.

- Знаешь, он ведь мог тебя убить! - в ее голосе Сергею послышалась гордость и что-то еще, что он назвал прикосновением к запредельному.

Сергей незаметно хмыкнул. Интересно, знала ли она, что такое убийство? Смерть? Слово "убить" в ее устах звучало совсем не страшно, как в кино. Так говорят об убийстве крысята, пожирающие дохлого воробья. ет, крысята об этом не говорят. "Да и вообще, - подумал Сергей, бледнея, - разве это выразить словами? Это можно только вспоминать". Вспоминать ему не хотелось.

- Ты голодный? - она по-своему истолковала его бледность. В этом было что-то очень женское, и Сергей немного успокоился. - Там в пингвине есть еще немого еды. Пойдем?

- Пойдем.

Она дернула хвостом и побежала впереди, показывая дорогу. Сергей бежал следом и старался верить в то, что пища на какое-то время успокоит его расшатанные нервы. По дороге ничего не случилось. В баке под банановыми шкурками оказался кусок засохшей пиццы с колбасой и огрызок яблока. Она вонзила зубы в огрызок, и Сергей понял, что пицца предназначена ему. Он не стал отказываться. После пиццы ему в самом деле стало легче. "Еда, подумал Сергей, - это взятка нервам. Она действительно приносит на время успокоение. Иллюзорное, конечно, как и все остальное". И все же, он успокоился.

- Ну как? - хрипло пискнула спасительница, - Понравилось?

Сергей поднял глаза, быстро становясь самим собой. Крыса стояла перед ним, похотливо выпятив зад с дрожащим от возбуждения хвостом. <Значит вот как, - размышлял он, глядя, как играет солнце на ее удивительно белых зубах, оскаленных в жадной улыбке. - Значит, вот что тебе нужно? Значит, все подстроено?>. Он чувствовал, что закипает. еожиданно изнутри накатило, и он рыгнул.

- Ты че? - М. удивленно смотрел на него. - Ты че, в натуре?

- Я? - Он стоял в полутемном зале, держа в отведенной руке биллиардный кий, как будто собираясь ударить невидимого противника. В центре зала стоял стол с начатой партией американки. На стенах вокруг стола висели луки, наконечники алебард, щиты и мечи, все в псевдосредневековом стиле. Сергей понял, что находится в баре. Возможно, в том самом, куда они шли пол - часа назад, если только за то время, пока он был не в себе, он что случалось. Не без внутренней дрожи Сергей опустил кий, уперев его толстым концом в пол.

- Ну?

- Чей ход? - спросил Сергей.

- Да твой, чей же еще? - М. громко рассмеялся и отхлебнул пива из кружки. Точно такая же кружка стояла рядом, и Сергей понял, что вторая его. - Да, чувак, круто тебя проперло.

- Ты же знаешь, меня с пластилина не прет.

- Может и не прет, но чисто сейчас проперло. Круто в натуре.

- Ладно, а что было-то? Только по-порядку. - Сергей внутренне напрягся и даже пожалел, что задал вопрос. "А, ладно, хрен с ним. Главное, не забыть какую-нибудь б...дь зацепить, а то уже с пластилина переть начало".

М. почесал бритый затылок.

- Короче, было так. Вначале сидели, ты пластили под язык положил, водкой запил, короче, все дела. Потом по пиву взяли, пошли в биллиард играть. Меня поперло, ну я два шара через борт пустил, думал, у него стенки раздвигаются. А ты в стороне стоял, и все чики-пури. А потом ты че-то тереть пошел, про жизнь и все такое. Конкретно грузил. А потом палку схватил и заорал: "Альгемайн!", или что-то вроде того. Типа все.

- Слушай, - тихо спросил Сергей, примерясь к шару. - А крыса здесь не пробегала?

Июль, 1997

Илья Диков

С некотоpым тpепетом пpедлагаю вашему вниманию это. Это - отpывок из, скажем, автобиогpафического пpоизведения, котоpое в данный момент активно мною создается. Больше мне сказать нечего, я надеюсь исключительно на ваше и мое взаимопонимание. Hадеюсь, что большая буква "н" не пpопала - иначе пpопало все. ;)

Илья ДИКОВ

ЗАПИСКИ ПСИХОПАТА

(отpывок)

------------------------

"Писать дальше у меня нет сил. Жить в таком душевном состоянии невыразимая мука! Hеужели не найдется никого, кто бы потихоньку задушил меня, пока я сплю?". Это - не самое известное высказывание Акутагавы, однако именно эти слова сенсея встречают меня каждым утром. Они прыгают мне в глаза со своего листа, на котором они напечатаны крупным незатейливым шрифтом. Бумажный лист уже начал желтеть и загибаться с одного края думать об осени, какое бы время года не было сейчас за окном.

В комнате холодно, несмотря на то, что топится печь и работает обогреватель в углу. Тепло улетучивается через открытое окно - моим нервам необходим воздух. За окном идет дождь. Это страшное время, потому что в дождь на поверхность выходят дождевые черви и крысы: вода затопляет их норы. Я ненавижу дождевых червей. У них скользкие, бледно-розовые тела, которые все время напоминают о смерти. Крысы еще хуже. Когда их много... все это - плод моего больного воображения, фантомы моего бреда, но, увы, это не лишает их реальности. Вчера, например, я видел H. Она переходила улицу, держа за руку ребенка, кажется, девочку. Там было еще много людей. H. заговорила с одним из мужчин, высоким блондином в рыжем пиджаке. В ее облике например, тот быстрый жест, которым она поправляла свои рыжие волосы. Раньше, когда мы вместе учились в университете, я этого почему-то не замечал или это просто пришло позже, а раньше - пряталось внутри. Зеленый свет еще не зажегся, но машины куда-то пропали и двое молодых людей перешли на другую сторону. Девочка несколько раз дернула мать за рукав, но та отмахнулась. Было заметно, что H. увлечена разговором. Во мне забродило беспокойство, какое-то недоброе предчувствие. Оно было тем более зловещим, что не имело никакой пищи извне и черпало весь свой огонь в глубинах моего сознания. Такое же или немного иное беспокойство светилось в настойчивее дергала мать за рукав, не произнося ни слова. Это был сплав какого-то недетского упрямства и такой же недетской робости, даже отстраненности. Она тянула мать вперед, на ту сторону, но та только поправляла прическу и улыбалась. Мужчина тоже улыбался и иногда легко прикасался рукой к ее плечу. H. ни разу не отстранилась, как это бывало, она продолжала улыбаться. Девочка, видимо, решила идти одна. Я смотрел, как она семенит по проезжей части, оглядываясь на мать. Мое беспокойство наконец победило мою инертность и я шагнул вперед, расталкивая стоящих передо мной людей. Они отодвигались, как манекены, иногда - с недовольными лицами и возгласами, и это было немного похоже на кукольный театр. Может быть, это и не так, но им было все равно. По шоссе неслась машина. Вдали я не сумел ее разглядеть, но вскоре оказалось, что это - мерседес. Машина ехала очень быстро, я подумал, что она на успеет затормозить перед маленькой дочерью H., которая уже прошла почти половину пути. H. тоже заметила опасность. <Слишком поздно!>, - подумал я почти со злорадством. Я не желал зла ни H., ни ее дочери, но в памяти все равно колыхалась обида за сказанные несколько лет назад слова, и эта обида тянула за собой желание отомстить. еважно - как, но так, чтобы она поняла и главное пожалела. H. оставила своего у за дочерью. Тот побежал следом, но я все равно был их обоих. И все равно - не успевал. Девочка остановилась посередине шоссе, переводя взгляд то на приближающуюся черную машину, подающую пронзительный сигнал, то на бегущих к ней людей. Она не кричала, и это меня удивило. H. тоже молчала, а ведь она должна была окликнуть дочь, позвать ее к себе... Я опаздывал совсем немного, и даже, наверное, успевал попасть под машину, но водитель все же сумел затормозить, и я мысленно отдал дань уважения немецкой технике. - Вы че, бля, охуели совсем? - заорал хозяин машины с красным рябым лицом. - Жить, бля, надоело?!