Год зеро - Джефф Лонг

В высшей точке полета Уинстон бросил на них взгляд. Его уши, крохотные комочки с отверстиями, повернулись в их сторону. Он оценивал чужака с выражением… лукавого восторга на морде. И нырнул сквозь лед.

— Значит, у тебя и вправду получилось, надо же… — пробормотал отец. Его била дрожь: Эббот увидел, что у чудовища глаза — как у Миранды. А у нее, в свою очередь, были зеленые глаза женщины, о которой они с дочерью никогда не говорили. — Ты осмелилась…

— Это еще не все, — спокойно сказала Миранда.

Она поняла: ее мир вот-вот изменится, вопрос лишь — в какой степени. Ее фатализм остался в прошлом. Непонятно только одно: что задумал сделать с Уинстоном отец.

— Я достаточно насмотрелся.

— Нет, — возразила она, — не достаточно. Хоть однажды выслушай меня непредвзято.

Он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.

— Тебя переведут в другое место. Здесь ты превратилась в какого-то ковбоя, в скотницу. В потенциальный источник проблем. Ты нуждаешься в присмотре. Тебя надо направлять. Прививать уважение к системе. Я переговорил со своим старым другом.

Они всегда назывались старыми друзьями отца, ее опекуны и надзиратели.

— И кто на этот раз? — спросила она.

— Элис Голдинг.

— Элис? — ахнула Миранда.

Это была та самая женщина, что на похоронах опустилась на колени за спиной растерянной маленькой девочки, помогла ей сложить вместе ладошки и прошептала на ухо молитву, чтобы та повторила ее. Пол Эббот тогда безутешно рыдал, именно Элис помогла Миранде проводить маму к ангелам на небеса.

— Она возьмет тебя, если ты обещаешь…

Дальше Миранда слушать не стала. Все это пустые угрозы. Она знала: Элис заберет ее без всяких условий. Миранда почувствовала, что у нее потеплело на душе.

— Уезжаешь сегодня утром, — сказал отец. — Ты посеяла смуту в «Джексе». К счастью, директор пообещал привести все в порядок. С шерифом тоже уладят. Ничего подобного здесь отродясь не бывало.

— Этим утром?

— Твои чемоданы уже собраны.

— Ты не можешь так поступить.

— Отправляешься в Лос-Аламос. Здешние работы проконтролирует Калифорнийский университет. Элис уже подыскала место работы. У тебя, говорят, золотые руки.

— Но Уинстон… — начала она.

— В моих силах спасти только тебя, — сказал он.

— Как же я брошу его? Он не может без меня.

— Для тебя безопаснее будет там, Миранда.

— Но он никогда не причинит мне зла.

— Меня беспокоишь ты, а не твое создание.

Она колебалась. В голосе отца зазвучали привычные бюрократические нотки. И еще она уловила в нем страх. Глубокий страх.

— Ты слышала об этих микровспышках в Европе? — спросил он. — Загадочный вирус.

— И в ЮАР, — сказала Миранда. — Этой новости уже несколько недель. Вирусы локализованы в двух или трех лабораториях. Все кончено. — Пожав плечами, она съязвила: — Эбола тоже порой случается.

— Это не Эбола, — возразил он.

Каждая вспышка вовлекала в работу авторитетные лаборатории, специализирующиеся не на исследовании заболеваний, а на определении типа ДНК. Ни в одной из них не применялись какие-либо экстренные меры, кроме элементарных методов биологической защиты. Настоящей загадкой было: почему вирусу уделяли такое внимание? Поговаривали, мол, экотеррористы отправили почтой смертельные образцы или Унабомбер[19] постарался. В ученом сообществе бродило расхожее мнение, что вспышки эпидемии являлись каким-то видом геморрагической лихорадки, возможно, Эбола. Миранда слышала, заболевание передавалось при прямом контакте. Но не исключено, что и аэрозольным путем. Власти заняли стандартную оборонительную позицию, не подтверждая и не отрицая факты заражений. Этим они дали волю фантазии таблоидов: поползли нелепые слухи о «пожирающей плоть инфекции». Публика быстро утратила веру в то, что Эбола — нечто большее, чем развлечение. А Миранда перестала обращать внимание на эти разговоры.

— Но ведь ее локализовали, — сказала она.

— Ну да, посадили за семь замков, — спокойно ответил отец. — Но были на волосок от гибели.

Она почувствовала холодок страха — не столько от слов «на волосок от гибели», сколько от непреклонной закрытости отца.

— Так что это было?

— Точного определения у нас еще нет. Болезнь поражает кожу. Затем почти сразу — мозг.

Миранда на мгновение задумалась. Кожа, следом — мозг, какая тут связь? Симптомы проявлялись на самом наружном органе и тут же перекидывались на орган самый что ни на есть внутренний.

— А, ну понятно, — догадалась она. — Их порождает одна и та же ткань.

Ей хотелось обойтись без загадок в его стиле, блеснуть пониманием тонкостей. Отец внимательно наблюдал за ней.

— На ранней стадии наружный слой плодного тела втягивается внутрь, — процитировала она. — Внешние ткани становятся внутренними. Эктодерма образует полое пространство, которое превращается в позвоночный столб и мозг. На клеточном уровне кожа и нервная система — одно и то же. Вот почему меланома смертельна. Она появляется на коже, а затем поражает нервные клетки.

Миранда заметила, что ее слова произвели на отца впечатление. Но достаточно ли сильное? Продлит ли он ей стажировку, позволит ли и дальше работать с ее вероломным созданием?

— Эта новая зараза, по-видимому, так и распространяется, — сказал отец.

— Именно так. Кожа. Прикосновение. Контакт. А воздушным путем она передается? Через кровь или инфицированную воду? Как долго она живет вне носителя вируса? Откуда пришла? Вы составили карту ее белков? — сыпала Миранда вопросами.

— Природный источник вируса мы не обнаружили, — ответил отец. — Его никто не видел. У нас даже нет уверенности, что это именно вирус. В общем, мы в полном недоумении.

Не от недостатка попыток, сделала вывод Миранда. Международные усилия наверняка были колоссальными и безуспешными: иначе отец не был бы так угрюм.

— Что же еще это может быть? — спросила она.

Бактерии и риккетсии невозможно не заметить: слишком велики. С уровнем современной иммунологии они должны казаться просто слонами, гуляющими взад-вперед по туннелю Линкольна. Тогда прионы — очередная новинка в интродуцированных инфекциях?

Отец вдруг резко сменил тему.

— Так, а пока, — заявил он, — я не хочу, чтобы ты работала с животными.

— Я понимаю твое беспокойство из-за случившегося, — ответила она. — Только Уинстон… особенный. Он — не проблема.

— Может, и особенный, — возразил отец, — но он, как и те вирусы, представляет собой неизведанную область. Мы не знаем, что он такое, следовательно, он — опасность. И давай не будем спорить.

— Погоди, это еще не все, — выпалила она. — Об Уинстоне. Очень важное.

Его глаза метнулись от дочери к водоему. На черной воде покачивались осколки льда.

«Господи, как же в двух словах рассказать все?»

— Я стимулировала его развитие, — призналась она. — В матке. Уинстон появился на свет таким, каким ты его только что видел. Тот же рост. Вес. Он родился уже полностью сформировавшимся.

Отец в своей обычной манере разложил все по полочкам:

— Ты вырастила его до полной зрелости? Внутри плексигласового ящика? Не может быть!

— Я ускорила процесс. — Она пропустила мимо ушей слова отца. — Пусковой механизм был встроен. Мне оставалось только привести его в действие. Это было не очень трудно.

— Что же было самым сложным?

— Выключение пускового механизма. В случае неудачи Уинстон мог умереть от старости месяц назад. Мне надо было отыскать способ остановить это на генетическом уровне.

— Миранда, — медленно проговорил отец. — Тебе пришлось искать способ остановить — что?

— Старение. Смерть.

— И каков результат?

— Я нашла «тормоз». И встроила его.

Отец пристально смотрел ей в лицо.

— Не может быть!

— Ну почему? Из-за того, что открыла его именно я?

— Потому, Миранда, — ответил отец, — что проводимое тобою исследование не имеет хронологии. Взялось из ниоткуда. И конечно, потому что это ты — не публиковавшая научных работ, не обеспеченная средствами девчонка шестнадцати лет, экспериментирующая самостоятельно, втайне от всех. Без посторонней помощи, орудуя несколькими украденными приборами, вне поля зрения научного сообщества, без нормативов, руководящих принципов и всякого контроля.

Она перебила:

— Пап, семнадцати. Для протокола. Уже две недели.

Его рот раскрылся в изумлении и тут же закрылся. Обычно одна из секретарш напоминала ему, что надо подарить дочери несколько роз и чек. Миранда наблюдала, как на его лице обозначается выражение досады.

— Если все сказанное тобой — правда, — вернулся отец к вопросу о генезисе Уинстона, — тебе удалось одним махом перескочить целый процесс.